берегов Южной Америки, подкараулить у Сандвичевых островов, расстрелять в открытом океане. К счастью, «Аврору» все это миновало. Обидно Изыльметьеву, что фрегат не дошел до пункта назначения из-за болезни экипажа, нехватки воды и провианта. Досадно и горько командиру корабля осознавать, что в пути, не в боевой обстановке, погибло столько моряков. 11ет ли тут твоей вины, капитан-лейтенант Изыльметьев? Бесспорно, есть. Ты чего-то не предусмотрел, что-то не учел, где-то допустил оплошность. В этом будет убежден адмирал Путятин, когда в залив Де-Кастри придет (если, конечно, придет) «Диана» да еще со здоровым экипажем. Факт останется фактом: два командира равнозначных фрегатов, выполняя одинаковые задания, справились с ними по-разному. Вернее, один справился, а другой… Да что теперь об этом думать?

Иван Николаевич не однажды мысленно казнил себя за то, что не сумел уберечь моряков экипажа от гибели. И вот к ним, погибшим от болезней, прибавились еще — двое убиты в бою, четверо получили ранения. А ведь это не последнее сражение с чужеземцами…

Девятичасовой бой 20 августа убедительно доказал Изыльметьеву, как был прав Завойко, настояв снять с корабля орудия и укрепить ими береговые батареи. «Аврора», как и «Двина», обращенная вооруженным бортом к противнику, не стала слабее — будь на месте пушки второго борта, они все равно бы в таком сражении не пригодились. Мощь корабельных орудий враг ощутил заметно. И в том, что шестьсот французских десантников поспешно драпанули с Красного Яра, была немалая заслуга авроровцев. Вражеская морская пехота, похоже, не ожидала орудийного обстрела из Малой гавани. Повернули вспять и фрегаты противника, пытавшиеся приблизиться к Кошечной косе. Несколько раз высунувшись из-за Сигнального мыса и получив ощутимые удары в борта, корабли в тот день больше не рисковали подходить близко к берегу. Таким образом «Аврора» и «Двина», бесспорно, спасли от разрушения батарею Дмитрия Максутова. Корабельными орудиями с сопочного перешейка был отбит второй вражеский десант, намеревавшийся высадиться на Сигнальном мысе.

Изыльметьева радовало, что авроровцы 20 августа участвовали во всех боевых операциях, на корабле и на суше, и показали себя в сражении с самой лучшей сторо-

ны. Не сомневаясь, что враг предпримет вторую решительную попытку овладеть портом, Иван Николаевич морально и физически готовил своих моряков к очередному сражению, которое, по его мнению, будет более жестоким.

— Боеприпасы беречь, — наставлял он артиллеристов. — Ни одного выстрела мимо цели. Спокойствие и хладнокровие — в характере смелых людей. Вы сами видели, что враг робок. Но он силен числом. Противопоставим же ему свою волю, стойкость и храбрость. Противник будет сломлен, если никто из нас не дрогнет в бою…

На «Аврору» прибыл Завойко. Губернатор был удручен, но старался держаться бодрым.

— 20 августа мы ухлопали английского адмирала, — сообщил он Изыльметьеву. — Вчера его вместе с другими похоронили у Тарьинской бухты. Может, смерть адмирала охладила противника?

— Сомневаюсь, — подумав, ответил Изыльметьев. — Скорее, напротив — озлобила. Адмиральский флаг с «Президента» не сняли. Будут ожесточенно сражаться с именем Дэвида Прайса.

— Но урон для них большой, — сказал Завойко. — Он не может не вызвать у командиров растерянности, не перепутать их прожекты. Знать, не от хорошей жизни скрывают от нас смерть адмирала. А каков Фебрие де Пуант? Вернул пленных. Благородный поступок…

— Какое уж тут благородство! — не согласился Изыльметьев. — Держать на корабле во время сражения женщину с детьми — изуверство! Да и мешала она им. И еще, полагаю, что адмирал поддался предрассудку: ведь многие моряки мира, как знаете, считают, что женщина на корабле — предвестник несчастья.

— Возможно, — в задумчивости ответил Завойко. — А детей вернули уже ненормальными: их психика, безусловно, потрясена. Могут вырасти кретинами.

— Таково адмиральское «благородство», — отозвался Изыльметьев. — Но матросские руки деспотам нужны. Заметьте, в шлюпку посадили самых хилых морячков, а пятерых сильных оставили. Видимо, надеятся, что они заменят убитых.

— Только под усиленной стражей враги удержат их у себя, — произнес губернатор. — С одним Удаловым беспокойства не оберутся. Непокорный, гордый человек.

Пройдясь по кораблю и убедившись, что моряки «Авроры» готовы к очередному отражению противника, За-

войко напомнил командиру о необходимости в критический момент уничтожить фрегат.

Изыльметьев промолчал. Капитан-лейтенант, сроднившийся за длительное путешествие с «Авророй», никак не мог смириться с мыслью, что ее придется предать огню.

— Будем драться до конца, — пообещал он губернатору.

— Такова наша участь.

Завойко пожал командиру фрегата руку и отправился на «Двину».

Изыльметьев вернулся в свою каюту. Ему захотелось побыть наедине, посидеть молча, поразмышлять.

Прошло два месяца, как «Аврора» прибыла в Петропавловск. До подхода вражеской эскадры корабль был готов к выходу в океан, и Изыльметьев с нетерпением ждал приказа вице-адмирала Путятина. К сожалению, капитан-лейтенант Стиценков не вернулся. Впрочем, теперь уже сожалеть об этом не следует. Без авроровцев порт могли бы сдать. И все же, где он, Стиценков? Добрался ли его бот до залива Де-Кастри? Погода была и ясная, и пасмурная, но за два месяца ни разу над Камчаткой не пронесся сильный ветер. Надо полагать и в Охотском море не бушевали тайфуны. Должен Стиценков добраться до залива. А какое, любопытно, принял решение Путятин? Узнав о бедственном положении экипажа «Авроры», он гневно осудит командира корабля, может — в его это власти — и отстранить от должности… Все будет известно с возвращением Стиценкова. А доведется ли с ним повидаться? Посланец Камчатки, ничего не зная о вражеской эскадре, может без страха и сомнения зайти в Авачинскую губу. Если его не сумеет предупредить о врагах обсервационный пост Бабушкина мыса, беды Стиценкову не миновать — его пленят. А несет ли кто сейчас службу у Дальнего маяка? Занятый своим экипажем, Изыльметьев толком не знал, где, какие посты ныне расположены под Петропавловском. Беспокоясь о Стиценкове, Иван Николаевич подумал о подчиненных и о себе. Ему, простому грешному, неизвестно, кто из авроровцев останется жив, а кто… «Ну, чему бывать, того не миновать», — заключил Изыльметьев и вышел из каюты.

На верхней палубе старший боцман Заборов азартно гонялся со шваброй за крупной крысой. Не замечая

командира корабля, Матвей Сидорович отводил душу смачными выражениями.

— Да кто ж, ядреный корень, вас сюда звал? — вслух возмущался он. — Треклятое племя! Посмотрим, кто кого! Холера бы вас взяла!..

Изыльметьев догадался, что Заборов, гоняясь за крысой, срывал на ней гнев, адресуя эмоциональную речь чужеземцам. У старшего боцмана, как и у всех в экипаже, англо-французская эскадра не выходила из головы. Увидев командира корабля, Матвей Сидорович приостановился, виновато развел руками: по-другому, мол, обращаться с этой мерзкой тварью не могу.

— С берега, ваше благородие, перебрались крысы на фрегат, — пожаловался он.

— У нас и без берега их хватало, — с легким укором отозвался Изыльметьев.

Заборов страдальчески поморщился:

— Ваше благородие, откель? Мы их, чай, вылавливали. А эти точно — с берега. Их фельдфебель тутошний пугнул огнем из рыбного сарая.

— Может и так, — уступчиво сказал Изыльметьев. — Но только сейчас не время заниматься крысами.

— А чего сидеть без работы? — не согласился Заборов и снова посетовал: — В камбуз лезут. Шибко плодовитое племя. Потом их трудно будет выводить…

Изыльметьев не ответил. Он смотрел на старшего боцмана и думал: «Дорогой Матвей Сидорович, неужели ты серьезно считаешь, что нам потом доведется на «Авроре» бороться с крысами? Неужто тебе не приходит в голову, что фрегат не сегодня-завтра придется уничтожать своими руками? Святая простота, заботливый человек, ты мне сейчас очень нравишься…»

Изыльметьеву не хотелось его огорчать.