Придя к мысли, что нечто обитавшее в этом помещении удалилось из него, прежде чем оно пришло в разрушение, и оставило его, а оно приняло такой вид, он понял, что оно, вероятно, не возвратится в него после того разрушения и опустошения, которые в теле произошли.
И стало в глазах его все тело презренным, недостойным сравнения с тем, что, по его убеждению, обитало в нем некоторое время, а потом удалилось из него. И сосредоточился он мыслью на этом: что же такое оно, каковы его свойства, что привязывало его к этому телу, куда оно ушло и чрез какой выход покинуло тело? Что за причина заставила его удалиться, если оно ушло не по своей охоте, и что внушило ему такое отвращение к телу, что оно разлучилось с ним, если ушло добровольно? И отвлеклась мысль его всем этим, и забыл он про самое тело и оставил его.
Он понял, что мать его, выказывавшая нежность к нему и питавшая его, была именно тем удалившимся нечто. От него исходили все те ее действия, а не от этого недвижного тела. Оно же все являлось только орудием наподобие той палки, которую он сделал себе для битвы со зверями. Тогда его привязанность перенеслась от тела к его обладателю и двигателю, и вся любовь направилась к нему.
Между тем тело стало портиться, и понеслись от него неприятные запахи, и еще сильнее стало отвращение мальчика к нему, и не желал он видеть его. Но вот попались ему на глаза два ворона, бившиеся между собой, пока один не свалил другого мертвым. Потом оставшийся в живых начал разрывать землю, вырыл яму, спустил в нее мертвого ворона и спрятал его в земле. И сказал мальчик самому себе: «Как хорошо сделал этот ворон, похоронивший труп своего товарища, хотя и поступил он дурно, убив его. Я еще более обязан поступить так с моей матерью».
И вырыл он яму, положил в нее тело матери своей и засыпал его землей. А сам остался размышлять о том нечто, управляющем телом, и не мог постичь, что же оно такое?
Рассматривая тела всех газелей, заметил он, что все они имеют ту же форму и вид, какие имела мать его, и пришел к убеждению, что каждую из них приводит в движение и управляет ею нечто, похожее на то, что при водило в движение его мать и управляло ею. Тогда он привязался к газелям и почувствовал расположение к ним из-за этого сходства. Долго оставался он в таком со стоянии, исследуя разного рода животных и растения, и кружил по берегу этого острова в поисках, не найдет ли он что-нибудь, похожее на самого себя, как видел он много однородных образцов для всех отдельных животных и растений, но не находил ничего. Он видел, что море окружало остров со всех сторон, и сложилось у него убеждение, что, кроме этого его острова, не существует никакой земли.
Как-то раз случилось, что загорелся огонь в кустарнике от трения сучьев его между собой. Когда мальчик заметил это, то увидел зрелище, устрашившее его, и явление, ранее им не виданное. Пораженный, он стоял долгое время, а потом стал подходить все ближе и ближе. И увидел он яркий свет огня и его сокрушительное действие, так что, едва прикоснувшись к чему-либо, он тотчас переходит на него и уподобляет себе.
И вот удивление и та отвага и сила, которые вложил бог в природу его, побудили его протянуть руку, чтобы взять немного огня. Но когда он прикоснулся к нему, то огонь обжег руку, и не смог он схватить его. Это навело его на мысль взять головню, еще не охваченную целиком огнем. Он взял ее за нетронутый конец, в то время как на другом конце пылало пламя. Это ему удалось, и он отнес ее в место своего пристанища.
А оно находилось в глубокой пещере, которую он облюбовал раньше для жилья. Там он не переставал поддерживать этот огонь сухой травой и дровами и занимался с ним днем и ночью, любуясь и восхищаясь им. Особенно радовался он ему ночью, так как огонь заменял ему тогда солнце своим светом и теплом. И все больше привязывался он к нему и был уверен, что огонь выше всех окружавших его вещей.
Видя, что огонь постоянно движется кверху и стремится в высоту, он пришел к убеждению, что огонь из числа тех небесных существ, которые он созерцал. Он испытывал силу его на всех предметах, бросая их в него и наблюдая, как он пожирал их то скоро, то медленно, сообразно большей или меньшей способности к горению брошенного тела. Среди тех предметов, которые он бросал в огонь для испытания его силы, попалось какое-то морское животное, выброшенное на берег моря. Когда это животное изжарилось и распространился от него запах, он почувствовал жадность и, поев немного, нашел это вкусным; таким образом, он привык есть мясо и пустился на хитрости, охотясь на море и на суше, пока не достиг в этом искусства. И еще крепче полюбил он огонь, так как получил теперь благодаря ему разную вкусную пищу, которой раньше не имел.
И вот, когда при виде столь благотворного действия огня и мощной силы его он еще крепче его полюбил[112], запала в его душу мысль, что то нечто, переселившееся из сердца газели, которая вырастила его, было одной с ним природы или чем-нибудь однородно с ним.
Следующее наблюдение еще больше укрепило его в этой мысли: он видел, что животные сохраняют теплоту в продолжение всей своей жизни и становятся холодными после смерти, и так происходит постоянно, без исключения. И в самом себе он находил большую теплоту в груди, в том месте, которое он вскрыл у газели. В душу его запало, что если бы он захватил живьем какое-нибудь животное, вырезал сердце его и осмотрел бы ту полость, которую он при разрезе газели обнаружил пустой, то нашел бы он ее и в живом животном, но заполненной тем, что там обитает, и удостоверился бы, одной ли оно природы с огнем и есть ли у него свет и теплота или нет.
Тогда поймал он одно животное, связал его, разрезал точно так же, как и газель, и добрался до сердца. Сначала направил он свое внимание на левую сторону его, сделал в ней надрез и нашел эту полость наполненной парообразным воздухом, похожим на белый туман. Введя в нее свой палец, он ощутил там такую жару, что чуть не обжег его, а животное сейчас же умерло. Тогда ему стало ясно, что этот горячий пар и приводил в движение животное и что в каждом животном есть такой же пар, а когда он удаляется, животное умирает.
Потом пробудилось в душе его стремление осмотреть и другие члены животного, чтобы узнать устройство их, расположение, число и способ прикрепления одних к другим, как извлекают они себе силу из этого горячего пара, так что все живы чрез него, как он сохраняется, откуда получает поддержку и как не истощается теплота его. Все это он исследовал, вскрывая животных как живых, так и мертвых. И он продолжал устремлять свой взор на это и сосредоточивать мысль, пока не достиг степени великих естествоведов.
Ему стало ясно, что всякое животное, несмотря на множество членов и разнообразие чувств и движений, есть нечто единое благодаря этому духу, исходящему из единого центра, а все те члены, на которые оно распадается, являются только служебными ему, орудиями для него. Действие этого духа в управлении телом похоже на действие его самого в употреблении орудий, одним из которых он сражается с животными, другими ловит и третьими вскрывает их. Мало того, орудия, которыми он сражается с животными, делятся на такие, которыми он отражает удар, и такие, которыми он сам ранит других. Точно так же орудия ловли делятся на орудия, пригодные для ловли морского животного и пригодные для ловли животных на суше. Так же и те предметы, которыми он вскрывает их, делятся на инструменты, пригодные либо для разреза, либо для ломания, либо для протыкания. Таким образом, тело — одно, но оно управляет различными способами этими орудиями, сообразно их пригодности и целям, для которых они предназначены.
Дух животный также един. Когда он пользуется орудием — глазом, действие будет зрением, когда он пользуется орудием — ухом, будет действие слухом, носом — будет действие обонянием, когда он пользуется языком — будет действие вкусом, кожей и мясом — будет действие осязанием, когда он пользуется каким-нибудь членом, будет действие движением, печенью — будет действие питанием и пищеварением.
112
И вот, когда, при виде столь благотворного действия огня и мощной силы его, он еще крепче его полюбил… — Хайй в своем развитии как бы проходит стадию огнепоклонничества — основы персидского зороастризма.