Сказать, что в ауле было светлей, чем в лесу, значило бы покривить душой. Тем не менее, ориентироваться здесь было гораздо легче. Идешь без помех, значит — улица. Уперся в забор, понимаешь — за ним сад. Нащупал ворота, догадываешься — внутри дом. Так, крадучись и запинаясь, без труда окружили татарскую саклю. Едва залезли во двор, с лаем выскочила злобная собака (непонятно, отчего молчала ранее — заманивала что ли?). Большая она была или малая, сказать было сложно — темно. Но, судя по тому, что зубы ее сомкнулись в области поясницы (ближе к низу), можно считать — уж точно, не моська. И вот, какая странность: во двор заскочили сразу десять драгун, а тяпнула она лишь одного. Почему? В смысле: не почему, одного, а почему именно его, Алексея?
Дверь хозяин не открыл, разразившись грубой кавказской бранью. Для того, что б ее понимать, не нужно знать местный язык: не комплиментами же лаял горец. Туманов упредил его, что б не упорствовал, иначе драгуны запалят хату. Татарин подобных угроз не испугался, потому как сакля его была выложена из камня. Тогда Илья Петрович сказал, что теперь же перебьет все окна и, ворвавшись в дом, порубит каждого шашкой. Хозяин сначала притих, а, услышав лязг вынимаемого из ножен палаша, живо отпер двери.
— Ты что, басурманин, в прятки со мной решил поиграть?! — Отпихнув горца, влетел в саклю Туманов. — Обыскать здесь все!
Драгуны, не мешкая, устремились к сараям и навесам. Вспыхнули факела. Темнота попятилась. Алексей воспрянул духом.
— Где русский офицер? — спросил командир, ступив на широкий, с красным орнаментом, ковер, лежавший посреди комнаты.
— Не понимаем, — покачал головой татарин, которому на вид можно было дать лет 50–55.
— Русского языка не знаешь?
— Плох, плох, — подтвердил тот, кутаясь в темно-зеленый халат.
— Тогда собирайся, будем разговаривать в крепости.
После этих слов из соседней комнаты выскочили две женщины и с жуткими воплями бросились на Туманова. Одна, что была в желтой, до пола, рубахе, принялась выталкивать его из дому. Вторя, помоложе, подбежала к басурманину и, прильнув к нему, закрыла собой. Илья Петрович сначала упирался шутейно, но когда татарка вцепилась в него когтищами, оттолкнул ее прочь. Хозяин, сипло гыркнув, кинулся к стене, на которой висели кинжалы и сабли. Туманов резко выхватил палаш. И, что удивительно, горец остановился на полдороге, будто получил удар в грудь. Злобная дерзость его в один миг улетучилась.
— Что хочешь, урус? — спросил он на довольно сносном русском.
— Вот и заговорил, — с удовольствием констатировал Илья Петрович. — Так, где наш офицер?
— Не знаю.
— Тогда собирайся, едем в крепость.
Женщины, как по команде, заголосили. Пожилая вновь бросилась на командира, молодая опять прижалась к басурманину. Туманов не стал дожидаться повторения мизансцены и заранее вытащил палаш. Татарка, увидев пред собой кончик лезвия, встала, как прилипла. Отпихнуть его рукой побоялась, оно было заточено с обеих сторон.
— Что хочешь, урус? — заново спросил хозяин.
— Наш офицер где? — в который раз повторил командир.
— Не знаю.
Илья Петрович нервно вздохнул.
— Теперь, я, кажется, должен сказать, что б ты собирался? — женщины вновь приготовились раскрыть рты. — Но я поступлю иначе. Драгунам, взять его!
Прежде, чем татарки заголосили, двое крепких ребят схватили басурманина за руки за ноги и бревном выволокли на улицу. Туманов, распорядившись, что б дом хорошенько обыскали, вышел следом.
У ворот уже собралось пол-аула жителей, большей частью, горластые женщины. Крики, завывания, проклятья посыпались на головы драгун со всех сторон. Если на вас когда-нибудь нападала стая уличных собак, вы поймете, что такое, возмущенные татарки.
— Разойдись к ядреной матери! — отбивались от них служивые.
Алексей продирался сквозь толпу к Леденцу, на которого решили погрузить хозяина (конь невысок — удобно). Но пройти каких-то десять сажень оказалось труднее, чем переправиться через реку. Давно уж были оторваны медные пуговицы, эполеты, кинжал. Остались только винтовка да сабля, и то, лишь потому, что в обе вцепился руками. Неглупый прием — напускать женщин на войска, шашкой здесь не помашешь — слабый пол, все-таки. Опять действовала горская тактика.
— Все равно мы тебя увезем, — процедил Туманов, связывая татарину руки. — Ваши штучки с нами не пройдут. Сейчас только свистну, и верховые перетопчут копытами весь аул.
Драгуны и без того старались помочь товарищам. Однако, это было нелегко. Бабы, теснее сплотившись, вооружились палками и принялись с воплями отгонять коней. Те, боязливо фыркая, стали пятиться.
— Все равно заберем, — упрямо твердил командир. — Сейчас дам сигнал, и здесь будут еще два отряда.
Драгунские капитаны покуривали кабардинские трубочки, встретившись на границе постов.
— Что-то шумно в ауле, — сказал первый.
— Обычное дело, — повел плечами второй.
— С вашей стороны никто бежать не пытался?
— Нет, все спокойно.
— И у нас тишина.
Тотчас после этого заверения на улице послышался резвый топот копыт. Мимо светящихся окон, сломя голову, промчался черный всадник.
— Наш? — спросил первый капитан.
— Не похоже, — ответил второй. — Ерохин!
— Я, ваш бродь!
— Ну-ка, проверь.
— Понял, — хлестнул жеребца крепкий унтер.
Трое драгун стояли в секрете как раз на той улице, где мчался ретивый конник. Старший группы, собрав вокруг себя товарищей, усердно стучал кремнем, пытаясь раскурить носогрейку (что в подобных условиях категорически не дозволялось), и тут заслышал беспокойный топот.
— Ух ты, едренать, — к нам летит, — охнул он, убирая камни. Однако было уж поздно.
Беглец, приметив меж кустов искру, резко шарахнулся в сторону.
— На нас пошел! — воскликнул первый капитан.
— Возьмем его! — с готовностью ответил второй, вынимая пистолет.
Всадник, завидев следующую засаду, вновь повернул коня и устремился в поле. Драгуны сорвались с места.
— Я его достану! — крикнул Ерохин, обгоняя командиров.
— Не успеть, в лес уйдет, — ответил первый капитан, вскинув винтовку. — Не лезь под пулю…
Ружейный и пистолетный выстрелы прозвучали одновременно. Беглец, проскакав еще сажен 40, свалился с коня.
— Все равно увезем, — прошипел Туманов, подтолкнув татарина к седлу.
— Легче не будет, — возразил тот. — Клянусь, ничего не знаю.
— Я клятвам не верю.
— Почему ко мне пришел? Пальцем ткнул — попал, да?
— То-то и оно, что не пальцем. Люди видели, как к тебе мюриды заезжали.
— Э, зачем так говоришь? Никто не мог видеть, потому что не было их у меня.
— В крепости разберемся.
Татарин на секунду задумался. Взгляд его вначале остановился на орущих женщинах, потом перекинулся на ближайшую саклю, от нее — дальше и ускакал в самый конец аула.
— Правда кто-то сказал или ты обманул?
— Может, еще имя назвать? — хмыкнул Илья Петрович.
— Нет, имя не надо, сам скажу.
— Интересно послушать.
— Соседский мальчишка! Больше некому. Только он на меня злобу имеет. С дочкой ему не разрешаю встречаться.
В душе Туманова зародилось определенное сомненье. Вполне вероятно, что все обстояло именно так, как говорил хозяин. Легкость, с которой юноша продал информацию первому встречному (пусть, и за коня), настораживала. Горцы, разумеется, были коварны, но в доверительные отношения вступали очень избранно, по крайней мере, с людьми, в верности которых не сомневались.
— Прошка, поди сюда!
— Слушаю, ваш бродь.
— Сейчас татарин укажет одну саклю, — прошептал он в самое ухо унтера, — а ты проверь, не живет ли в ней тот мальчишка, что сообщил тебе адрес.
— Понял. И, что дальше?
— Если он — вязать и в крепость.
— Ясно.
Туманов повернулся к горцу.
— Ну, показывай, где?
— Вон! — ткнул он пальцем в темный дом, стоявший поодаль.