— Ты представляешь, Матвей, что мы им всем покажем?! – сменил он тему. – Да такого никогда и нигде не было... Помяни мои слова, мы первопроходцы. Перевернем мир! Это начало новой эры.

      — М-мм... – невнятно промычал Матвей Петрович, изрядно ошеломленный открывающимися перспективами, и по привычке пы-таясь прикинуть в денежном выражении, во сколько может обойтись и сколько впоследствии принесет обещанная начальником «новая эра».

      А Пронькин продолжал, не обращая внимания на его мычание:

      — Народу надоело глотать специально для него приготовленную жвачку! Все это подделка! Телевидение, кино – все выродилось! Народ алчет настоящей, неподдельной драмы. Зрелищ! Но настоящих, Матвей, настоящих зрелищ. Не какой-то там суррогат, не театральную постановку. Всё должно быть натуральным – кровь, раны, страдания, даже смерть. Как в античные времена в Риме. Средства массовой информации ждет новая жизнь. Что там футбол, хоккей – всё это туфта, лажа... А договорные продажные матчи? Разве это страсти?! Страсти только тогда могут быть натуральными, когда на карту поставлена жизнь! Кстати, заметь – мы никого не принуждаем, они добровольно рискуют своей жизнью.

      — Не бесплатно же, – вставил Матвей Петрович.

      — Шутишь?! Деньги! Всем нужны деньги – даже смертникам. А мы им платим нехилое бабло! Эти уроды столько и не стоят.

      — Отморозки встречаются, да. А где их нет? – подтвердил Матвей Петрович.

      — Ты думаешь, меня интересуют деньги? – раздувая ноздри, спросил Пронькин. – Не-ет... Я, Матвей, прежде всего, борюсь за идею. И я, знаешь, уверен – в конце концов мир снова придет к тому, что человек будет иметь право распоряжаться своей жизнью по своему же усмотрению. Смотри, в некоторых странах уже разрешена эвтаназия.

      В этот момент вдалеке послышались громовые раскаты. Поначалу слабые, они с каждым мгновением неуклонно набирали силу, нарастали, постепенно переходя в рев, который стал осязаем кожей – из-за здания над бухтой, едва не касаясь крыши своими розовыми в лучах закатного солнца брюхами, вынырнули два истребителя.

      Машины приближались непривычно медленно, как будто некая невидимая упряжь сдерживала могучую силу турбин. Поравнявшись с бухтой, самолеты рявкнули на прощание, для пущего устрашения, изрыгнули огонь, как Змей-Горыныч, и, чадя керосиновым перегаром, умчались на форсаже в восточном направлении, в океан.

      Пронькин с Матвеем Петровичем проводили их взглядом. Даже не моргнули и не удивились. А могли бы – как-никак военные самолеты  в мирное время летают над городом средь бела дня, словно куропатки в лесу.

      В то же самое время наши знакомые на балконе гостиничного номера повели себя совсем иначе. Они, как полоумные, схватились за свои фотоаппараты и стали лихорадочно делать снимки. Звуки затворов походили на выстрелы из пистолета с глушителем.

      Когда самолеты превратились в черные точки, и звук раздираемой небесной ткани затих вдали, Фил радостно потер руки:

      — Ты только посмотри, Алекс, вот тебе и наши перелетные птички. Обратил внимание – это МиГи. Прав был мой русский хакер: зимовать они прилетают сюда.

      — А наш пасьянс постепенно сходится, Фил. И Проньин здесь и Корунд этот... там, на яхте. К чему бы это? – Максимов поскреб затылок и стал похож на банального следователя, до которого к предпоследней серии телесериала, наконец, начало доходить то, что даже до зрителей дошло в первой.

      — Мальчики, – чирикнула Алёна со своего лежака, на минуту оторвавшись от ноутбука, и ее пальчики напряженно повисли над клавиатурой, как пальцы музыканта, готовящегося врезать заключительный аккорд, – если вы переквалифицировались в орнитологов, то вам должно быть известно, что большинство птиц континента Евразии зимует в здешних краях. Ничего удивительного в этом не нахожу.

      Пальцы ее опять засновали по клавиатуре, а Синистер сказал:

      — Остается выяснить, почему эти пернатые имеют отвратительную привычку заклевывать друг друга насмерть!

      И в этот момент Максимова осенило.

      — Стоп! Замри! Как ты сказал? Насмерть друг друга заклевывают?

      — Ну... ты же сам видел клип – тот, со спутника, Алекс.

      — Ты гений Фил! Ну, конечно! – завопил Максимов на Синистера. – Только полный идиот мог не догадаться!

 Фил соорудил на лице обиженную гримасу и укоризненно посмотрел на друга. Алёна, почуяв жареное, скатилась со своего шезлонга.

      — Извини, старина... Я не имел в виду тебя, – скороговоркой забормотал Максимов, – я имел в виду себя... Ну как,.. как я не въехал раньше?! Ай да Проньин. Это же надо такое придумать, в наше-то просвещенное время... Это будет бомба! Это будет та-ка-я бомба, Фил!

      Он схватил Алёну и сжал ее так, что кости захрустели.

      — Алё, ты когда-нибудь видела такого кретина!?

      — Что, совсем, да? – она высвободилась и выразительно покрутила у виска указательным пальцем. – Перестань орать. Что ты спрашиваешь? Я вижу тебя каждый день... Рассказывай, не томи, чем тебя там осенило?

      Максимов обнял за плечи друзей и притянул к себе.  И что-то стал им шептать. Но так тихо, что ни одна душа не могла его услышать…

Глава XXI КРЫЛАТЫЙ МЕЧ

      В тридцати семи морских милях в направлении на восток от береговой линии Свободной Африканской Республики Бурна-Тапу, в теплых, как суточные щи в студенческой столовой, водах Индийского океана, «плавал» остров.

      Не очень большой был остров.

      Вулканического происхождения, он венчал с юга нижнюю оконечность протянувшегося на тысячи километров разлома земной коры, известного в науке под названием Африкано-Аравийского рифта. В данный момент, по документам необитаемый, остров принадлежал вышеназванной республике.

      Этот крошечный кусок суши посреди океана полностью зарос девственным лесом. В глубине его с ветки на ветку перелетали экзотические птицы, которые водились только здесь и нигде больше; джунгли иногда  оглашал хохот, от которого кровь стыла в жилах, на голове от страха шевелились волосы, а сердце останавливалось; в чаще разносились пронзительные крики и, похожий на разбойничий, свист, скрежет и звон насекомых, хлопанье крыльев и треск сучьев, душераздирающие вопли и другие звуки, которые встречаются только в дикой природе. Сквозь кроны деревьев, через переплетения корней, в заросших буйной тропической флорой омутах проплывали, перепрыгивали, продирались, проползали – иными словами, прокладывали себе дорогу диковинные твари, не занесенные не только в Красную книгу, но и ни в какую иную научную энциклопедию. Они ждали своего часа, чтобы быть открытыми. А на пляжах в оправе из пальм мельчайший песок справедливо мог называться золотым в прямом, а не в переносном смысле. Во всяком случае, он соперничал цветом с этим благородным металлом.

      Ходили слухи, что в колониальные времена на острове был выстроен фешенебельный отель с полями для гольфа, дельфинарием, элитным яхт-клубом и висячими садами для приема важных персон. Но к настоящему моменту территория являлась закрытой, и чтобы попасть туда, нужен был специальный пропуск.

      Официально остров числился национальным парком и находился под охраной закона, но подозревали – для отвода глаз. В самом деле, какой же это национальный парк, в который попасть обычным людям практически невозможно?

      Как бывает с любым труднодоступным местом, вокруг острова в конце концов выросла длинная борода многочисленных мифов и легенд, а то и просто – сплетен и небылиц. Кое-кто из местного населения утверждал, что сюда по-прежнему приглашают высокопоставленных гостей для каких-то особенных развлечений. Каких – никто толком не знал. Но предположений было множество – начиная от охоты на экзотических животных до мистических ритуалов с принесением человеческих жертв. Граждане страны, как ни крути, были намного ближе европейцев к девст-венной природе и незатейливым культам, призванным направлять важные процессы в обществе.