Выстроенный по проекту самого Домициана во внутреннем дворе, стадион стал излюбленным местом императора для приема подданных, если, разумеется, позволяла погода. Площадка была углублена футов на тридцать ниже уровня остальных сооружений, а над землей возвышались еще и стены. Поэтому внутри было достаточное количество спасительной тени практически в течение всего дня, чтобы зритель мог с комфортом созерцать соревнования или выступления артистов, которые любил давать хозяин дворца.

      В этот час он развлекался стрельбой из лука. Домициан по праву считался непревзойденным мастером по владению этим оружием.

 У юго-западной стены в дальней части манежа в форме эллипса, образованного колоннами, была привязана молодая лань. В голове у нее на месте правого рога уже торчала тонкая стрела. Животное пыталось вырваться, но всякий раз веревка натягивалась и рывком, возвращала на место. Лань трясла головой, стараясь стряхнуть с себя причиняющий муку предмет. Но все ее усилия были тщетны – стрела засела прочно. Время от времени она замирала в изнеможении, набираясь сил для новой попытки.

      За упражнениями императора со скамьи из белого мрамора наблюдал Луций.

      Домициан принял начальника преторианцев радушно. Завидев его, он передал легкий лук, который был у него в руках, подбежавшим охотникам и приобнял гостя за плечи, чего давно уже не случалось.

      По мнению Секунда, чрезмерно радушным был сегодня император.

      Уже одно это не сулило ничего хорошего – чем более любезным и внимательным был этот человек, тем больше нужно было опасаться его. Главное – не показать испуга, ибо страх мог быть истолкован как вина, которую подданные хотели от него скрыть, и одного этого было достаточно, чтобы лишиться головы.

      Но знал... знал префект меру коварства этого человека! Знал, что скрывается под маской радушия, иначе как бы дожил до седин?

      - Располагайся, мой верный друг, – елейным голосом, улыбаясь, пригласил император, указывая на место на скамье, рядом с Луцием, хотя был в курсе взаимоотношений двух своих подданных. И прекрасно понимал: самым меньшим из всех удовольствий для них было сидеть рядом.

      Это тоже было плохим предзнаменованием. Возможно, Луций уже что-то пронюхал. Но префект не был бы префектом, если бы подобная мелочь могла его смутить, и не подал виду.

      - Приветствую тебя, dominus et deus noster[16], – поздоровался он с императором, но с места не сдвинулся, а лишь сдержанно кивнул в сторону тайного советника:

      - И тебе, Луций, мои приветствия!

      - А, это ты, Петроний? – притворно удивился тот, хотя скорей всего ему уже доложили о приходе префекта.

      Домициан снова поторопил Секунда:

      - Что же ты не проходишь, Петроний? Полюбуйся, какой выстрел!

      - Выстрел великолепен, государь. Я полагаю, следующей стрелой государь наставит этой лани второй рог?

      - Ты догадлив, – хвастливо подтвердил Домициан.

      Иногда он умудрялся всадить и по паре стрел с каждой стороны головы животного и тогда они действительно напоминали ветвистые рога.

      Два охотника, склонив голову перед императором и не поднимая глаз, поднесли ему лук и стрелу. Он принял оружие, вставил стрелу, сделал захват тетивы тремя пальцами, защищенными кожаным напальчником – так он обычно стрелял «на меткость» – и вывел лук на цель. Тетиву до поры не натягивал, иначе рука устанет еще до выстрела; ожидал, когда животное выбьется из сил и замрет.

      Наконец, лань затихла, и Домициан начал тягу. Было видно насколько тверда его рука – тетиву натягивал равномерно до тех пор, пока она не легла во впадинку на его слегка раздвоенном подбородке, а наконечник стрелы не коснулся указательного пальца на левой руке, сжимающей лук. В тот же момент он плавно распрямил пальцы. Стрела ушла с негромким шорохом, слегка закручиваясь, и впилась в левую сторону головы животного, туда, где должен был находиться второй рог. Лань высоко подпрыгнула на всех четырех ногах и бешено замотала головой.

      Бросив победный взгляд на своих немногочисленных зрителей, издавших торжествующие воз¬гласы, Домициан отшвырнул лук. Отойдя еще на двадцать шагов, он приказал подать ему тяжелый бриттский лук с размахом плечей в рост человека и увесистую, никак не меньше полфунта, стрелу.

      Обреченное животное, выбившись из сил, замерло. Только бока ходили ходуном, а круглые глаза, похожие на созревшие сицилийские сливы с мольбой взирали на своих истязателей.

      На этот раз император не стал выжидать удобный момент и сходу сделал выстрел. Стрела пронзила грудь и сердце несчастного животного. Передние конечности подломились, и лань рухнула на колени, словно прося пощады у своего палача; еще через миг замертво повалилась на траву.

      - Ну что скажешь, Секунд? – спросил император, подходя к мужчинам и на ходу скидывая с левой руки кожаную крагу, защищающую от ударов тетивы.

      - Нет равных тебе в искусстве владения луком, государь, – ответил Секунд с поклоном.

      - Надеюсь, ты останешься разделить с нами ужин и отведать оленины, Петроний? Кстати, не пройти ли нам в дом?

      Не дожидаясь согласия, император прошел во дворец. В зале для приемов Домициан опустился на ложе, расположенное в центре, и сделал приглашающий жест.

      - Будь добр, утоли голод закусками, покуда готовится мясо. – Он указал в сторону греческого столика на изящных бронзовых ножках, оканчивающихся козьими копытцами. – Тут всего понемногу: вот устрицы, мои любимые, лукринские, а это – тарентские, заливное из халкедонского тунца... еще вот... рекомендую холодное из жареного дрозда, жаворонки под соусом из трюфелей и замечательное рагу из языков фламинго. Отведай, раздели с нами скромную трапезу. И прошу тебя, чувствуй себя свободно, располагайся с удобством. Говорят, ты много трудишься? Не стоит в твоем возрасте перегружать себя непомерной работой… Иногда полезно и отдохнуть.

      - Да, государь, работать приходится много.

      - Похвально! Ты заслуживаешь награды за свое усердие. Этим похотливым свиньям, магистратам, научиться бы работать с таким же рвением, как наши старики!  – Он сделал ударение на последнем слове. – Но слушаю тебя, ты просил о встрече. Надеюсь, пришел сообщить что-то приятное?

      - Боюсь, что сегодня у меня не самые хорошие новости, мой господин, – молвил Секунд.

      - Sic! Ты знаешь, как поступали наши предки с теми, кто приносил плохие вести, Петроний? – воскликнул, нахмурившись, Домициан, но тут же успокоил преторианца: – Это шутка, шутка. Можешь быть спокоен. У нас республика, и каждый имеет право говорить всё, что пожелает. Вот Луций подтвердит.

      Он кивнул в сторону тайного советника. Секунд тоже повернул голову. Луций пристально, не мигая, смотрел на Секунда. Взгляд этот не предвещал ничего хорошего.

      - Не так ли, Луций? – нетерпеливо повторил император.

      - О да, государь! В нашей республике всякий гражданин имеет право...

      Луций не договорил, какие именно права имеют граждане Империи, остающейся республикой только на бумаге, и со стороны показалось, что сделал он это намеренно.

      - Так говори же, Петроний, говори, не тяни – что плохого случилось сегодня в нашем городе. Заметь, Луций, в последние дни мне приносят одни плохие вести. И это в разгар праздников, когда у меня положительно не хватает времени выслушивать даже хорошие.

      Он сардонически рассмеялся и посмотрел на обоих, приглашая посмеяться вместе над его шуткой. Они послушно рассмеялись.

      - Боюсь прогневить государя, но не соизволит ли он выслушать меня наедине, – попросил Секунд, когда Домициан сделал знак продолжать.

      - Это лишнее, – нахмурился император. – Ты знаешь, префект, что Луций обеспечивает мою безопасность, и я все равно должен буду передать ему то, что ты мне сообщишь. Так говори же, не медли!