- Хорошо, не желаешь говорить – не надо. Но ты славно сражался, – продолжал незнакомый голос. – Я присутствовал на состязаниях.

      - А разве у меня был выбор? Я сражался за свою жизнь.

      - Глупец! Выбор есть всегда, – усмехнулся собеседник и, сделав небольшую паузу, продолжил: – Особенно, если сражаешься за то, что не стоит и медного асса.

       - Ты хочешь сказать, что жизнь стоит так дешево? Так каков же он тогда, этот выбор? – спросил Александр, стараясь говорить как можно учтивее.

      - Например, смерть, – снова усмехнулся человек. – Да, смерть, если будет угодно. Всякая борьба должна иметь смысл. К чему сражаться за жизнь, если завтра или послезавтра, или через месяц… если, конечно, будет на то милость богов и они даруют тебе этот месяц, гладиатор… ты снова и снова будешь умирать на потеху озверевшей кровожадной толпе. Правда, ты не трус, – оговорился он, – это трус умирает много раз до своей смерти, как сказал великий Юлий... Но даже если ты смел, придет день, – а он обязательно придет, не сомневайся, – и неотвратимый рок распорядится твоей жизнью по своему усмотрению. Ты умрешь на грязном песке, истекая кровью. Нет, не потому, что ты слабее своего противника, не потому что ты не умеешь драться! Я видел, ты можешь... Но умрешь потому, что случайно солнце ослепит тебя, и ты не заметишь молниеносного меча за твоей спиной. Или запнешься за тесьму сандалий, поскольку надлежащим образом не удосужился их завязать...

      - Гладиаторы сражаются на арене босыми, добрый господин, – вежливо возразил гладиатор.

      - Полно! Мало ли еще причин очутиться на том свете! На всё воля богов...

 Помолчав, он добавил:

      - Я иногда удивляюсь, как им удается проследить за всеми случайностями числом миллион, преследующими нас, людское племя, на протяжении всей нашей жизни?

      Он поднялся с каменного пола и приблизился к бронзовому треножнику с горящим на нем светильником. Тотчас же тень на противоположной стене вздулась непомерно.  Он повернулся к гладиатору и продолжил:

      - А не заметил ли ты, что никогда еще всемогущие боги не давали людям столь много знамений тому, что их предназначение не заботиться о смертных, а карать их? К чему бы это? Может быть, нет толку ждать, пока они вознаградят тебя?

      - Я думал об этом...

      - А еще о чем думаешь? Думаешь, что за такую жизнь, каковой наградила тебя судьба, нужно сражаться? Не смеши меня!

      - Господин! А ты считаешь, что добровольная смерть лучше той, на поле боя, с мечом в руке?

      - Уж не путаешь ли ты, – человек усмехнулся, – поле боя с ареной. На поле боя сражаются за свою землю и свой дом, за своих жен. А на арене? За деньги… В лучшем случае за свою жалкую жизнь. Коли ты обречен, уж не лучше ли потратить эту единственную, даруемую свыше материю, на свершение чего-либо великого.

      - В первый раз слышу, что сражаться за свою свободу и жизнь недостойно.

      - Ты дерзок для раба... г-мм... но я тебя прощаю. С другой стороны, что наша жизнь? Короткий путь к бессмертию. Но, к сожалению, он лежит через одну неприятную процедуру – смерть! И тот, кто пройдет этот путь с честью и достойно встретит ее – будет обласкан богами. Видишь, как все запутанно? – он вздохнул и рассеянно спросил: – А ты имеешь понятие о том, что такое прекрасное?

      Гладиатору в его голосе послышались нотки раздражения. Ему показалось, что его слова задели незнакомца за живое, но было непонятно, куда он клонит?

      А тот продолжил:

      – Итак, я призвал тебя сюда, чтобы вознаградить. Видишь эти две чаши? Они полны полновесных монет. Это не какие-то недовески, как при Нероне, – пробурчал он. – Они твои!

      На мраморном столике в слабом свете Александр разглядел две большие, наполненные серебряными монетами, чаши. Незна-комец подошел и приподнял одну из них двумя руками. По усилию, которое он совершил, было заметно, что чаши тяжелы – в каждой не менее тысячи денариев.

      - Мне не нужны деньги, – промолвил  Александр.

      - Хм...

      Александр не разглядел, но почувствовал в темноте, что человек нахмурился.

 – Что же ты хочешь? Скажи мне, и я попробую исполнить твою просьбу. Если это будет в моих силах… – Тон его опять стал насмешливым.

      - Не думаю, что кто-то сможет выполнить мое желание, господин.

      - Ты даже не ведаешь кто перед тобой! И при этом утверждаешь, что я не смогу исполнить твою просьбу?!

      Человек подался вперед, и свет от лампад выхватил его лицо из темноты. Он был уже немолод. Пострижен на модный в ту пору римский манер: густые светлые волосы, тронутые сединой, обрамляли короткими завитками бледное, чисто выбритое лицо. Умные серые глаза смотрели на Александра в упор. Одет незнакомец был в легкую тунику, по которой сверху вниз шли пурпурные полосы. Это окончательно подтвердило догадку Александра о том, что перед ним знатный человек.

      Лицо Александру показалось знакомым. Впрочем, он не был в этом уверен.

      Патриций, не скрывая иронии, повторил вопрос:

      - И все же скажи, что же ты хочешь такого, чего я не смогу исполнить?

      - Если хочешь вознаградить меня... я, правда, не знаю, за что ты так добр ко мне… тогда... – он замялся, потом, наконец, решился: – Я хочу свободы, но… не для себя.

      - А-а... не для себя. Истинно благородное желание. И для кого же, если не секрет? – в голосе снова послышалась насмешка.

      - Для женщины. Она рабыня.

      Человек громко рассмеялся.

      - И здесь женщина! – выдавил он сквозь смех. – Так нет ничего проще – забирай деньги и купи ей свободу. Я думаю, здесь хватит на десяток отменных рабынь. Хотя лично я считаю, что глупо тратить деньги на столь бессмысленное и неблагодарное дело.

      - Она не продается, – сказал с вызовом Александр, потом с горечью добавил: – Ее не продадут.

      - Ты хочешь сказать, что у нас в Империи есть рабыня, которая не продается? Ты либо лишился рассудка, либо плохо знаешь жизнь. Слушай меня: продаются все – продаются рабыни, продаются плебейки, продаются патрицианки, и притом с большим удовольствием. Часто даже без посредников. Продается даже... Нет, жена цезаря, разумеется, вне подозрений! – он возвел палец к небу, и в его голосе прозвучали новые нотки. – Можешь мне поверить как опытному покупателю. Ха-ха! Вопрос только в цене.

      - Она не продается, – упрямо повторил Александр.

      - Как хочешь. Только запомни: раб навсегда останется рабом. Нельзя дать свободу тому, кто ее не желает брать. Ты когда-нибудь видел, чтобы мышь, взращенная в клетке, сбегала из нее? Нет! Она возвратится обратно, сто;ит дать ей свободу. Она не может жить без клетки... Впрочем, не только мышь. То же и с народом. Люди творят кумиров – не могут не преклоняться кому-нибудь.

      Он резко развернулся:

      - Однако мы заговорились, гладиатор. И кто же она, эта прекрасная рабыня, завоевавшая любовь такого отважного воина?

      - Ее зовут Гера, – ответил Александр.

      - Так, так... Уж не та ли это красавица, которая принадлежит твоему господину, гладиатор? – человек, прищурившись, пристально посмотрел на Александра.

 На губах его заиграла едва заметная улыбка, и он задумчиво промолвил:

      – Та-ак... Ну да! Как же я сразу не догадался. Можешь не отвечать. Это хорошо... Очень кстати, – продолжая бормотать, он стал мерить дворик быстрыми шагами.

      Александр не ответил. Он с удивлением посмотрел на не-знакомого господина, не понимая, что хорошего тот нашел в его словах.

      - Так ты говоришь, ее зовут Гера?.. Пожалуй, я постараюсь что-нибудь сделать для тебя... – он замялся. – А почему ты решил просить об этом меня? Я повторяю – ты даже не знаешь, кто я такой.

      - Я не слепой и вижу, что, судя по всему, ты обладаешь большими возможностями.

 Патриций, не подав виду, что ему было приятно это услышать даже от раба, продолжил: