Тогда Соколов объяснил это для себя цепкостью религиозных предрассудков, в плену которых находился ибн Ямин.
Но Степан был горд за Хамзу, когда тот сказал, что не пропустит маёвку из-за траура. Это был поступок настоящего борца, революционера... И вот теперь Хамза вдруг понёс какую-то околесицу о ненужности жертв в революции. Да какая же революция бывает без жертв!
Похищение рукописи пьесы полицейскими агентами, конечно, сильно подействовало на Хамзу. Но не с кем было посоветоваться, какой совет дать Хамзе, чтобы он по закону потребовал у полиции возвращения рукописи. Доктора Смольникова срочно вызвали в Ташкент по медицинским делам. А Хамза переживал...
И допереживался - заменил революцию просвещением.
Нужно исправить дело. Но только аккуратно. Хамза - свой.
Сейчас он не в себе, но пройдёт время, и он опять заговорит правильными словами. Надо осторожно объяснить ему его неправоту. И пусть люди послушают. Им будет полезно.
Но и особенно разводить кисель тоже, наверное, не следует.
Нужно сказать просто, доходчиво и ясно, чтобы поняли все, кто пришёл на маёвку, - и русские, и узбеки, и таджики, и киргизы.
Как когда-то, в девятьсот пятом году, говорил ему самому, Степану, доктор Смольников.
- Мы каждый день .вспоминаем девятьсот пятый год, - сказал Соколов, глядя в упор на Хамзу. - Значит, он не прошёл для нас бесследно. Значит, не напрасно гибли прекраснейшие из людей, раз их пример всегда перед нами. Революция не кончилась, если мы с вами спорим о ней... А что касается жертв, то в нашем Туркестане сейчас за один день от голода, болезней и нищеты гибнет столько же людей, сколько погибло на баррикадах Красной Пресни.
- Знания - те же баррикады, - возразил Хамза. - На баррикадах знаний мы даём бой и невежеству.
- Сегодня в твоей школе избили учеников, - подался вперёд Степан, - а завтра убьют тебя... Наши враги, баи и богачи, не остановятся ни перед чем! Они стреляют в нас! А ты будешь защищаться от них только одним просвещением? У них пушки, а у тебя глобус, да?
- Пусть меня убьют, - горячился Хамза, - но мои ученики пойдут дальше меня, а их ученики ещё дальше! Их будет всё больше и больше. Знания и мысль не остановят никакие пушки!
- А почему, Степан-ака, рабочим в девятьсот пятом году не хватило силы, чтобы победить? - спросил пожилой таджик-мастеровой.
- А потому, что мы с вами тогда были плохо знакомы друг с другом. Одни шли на баррикады, а другие смотрели на это как на чужое дело. Вот если б мы пошли все вместе!.. Этого и боятся и здешние русские власти, и ваши мусульманские. Когда все национальности соединятся вместе, их-то уж никакие пушки не остановят...
Вопреки договорённости с полковником Медынским о том, что он, капитан Китаев, личного участия в прекращении беспорядков и подавлении открытых волнений по соображениям конспирации принимать не будет, Китаев всё-таки уговорил полицмейстера назначить его старшим офицером на проведение операции в посёлке Ширин-сай.
Для захвата участников маёвки был выделен смешанный отряд конных туземных полицейских-миршабов, казаков и городовых. За это отвечал недавно присланный из Ташкента жандармский ротмистр Пересветов - личность, по мнению Медынского, ограниченная, но честолюбивая.
К Ширин-саю отряд подошёл ночью, скрытно. В километре от ущелья Пересветов предложил разделиться на две группы.
- Вы зайдёте со стороны посёлка, - предложил Китаеву ротмистр, - а я от реки. И, таким образом, окружение будет полное, как у Ганнибала под Каннами.
- Товарищи! Братья! - поднял Хамза руку. - Один мудрец сказал: знания - это огонь, надо зажечь факел во мраке! Другой мудрец сказал: человек - это сосуд. Его нужно наполнить знаниями, чтобы он нёс их как живительную влагу в пустыне незнания. А третий мудрец сказал: если начнётся битва, факел упадёт в сосуд, огонь погаснет, влага испарится, и снова будет пустыня.
Если берёшь в руки саблю или винтовку, разве ты становишься умнее? Знания бессмертны, их нельзя зарубить или застрелить! Мы должны стать сильнее врага, пусть у него даже будут пушки и бомбы...
- По-твоему получается, - встал рядом с Хамзой Степан Соколов, - что пройдёт каких-нибудь двести лет, и слепые сами по себе станут зрячими... Даже больше того - учёными! И тогда всё будет прекрасно: враги поймут, что они не правы, а пролетарии, неимущие спокойно возьмут власть. Долго же нам придётся ждать!
- Хоть триста лет! - горячо воскликнул Хамза. - Но без крови! Дети не станут сиротами, жёны - вдовами! Ведь если снова начнутся бои, снова погибнут лучшие из лучших!
- Народ и партию уничтожить нельзя, - спокойно произнёс Соколов. - Прошло несколько лет после поражения революции пятого года, а нас уже стало намного больше. И чтобы наши ряды росли и дальше, нужно нацеливать ум и силу народа на реальные дела. А ты обещаешь рабство на три века. Кому это нужно? Простые люди хотят скорее увидеть себя хозяевами на своей земле...
- Значит, по-твоему, я иду против народа? - возмутился Хамза. - Только потому, что не хочу проливать его кровь?
- Каждый, кто хочет видеть свой народ ещё сотни лет в рабстве, становится его врагом, - громко сказал Степан. - Вопрос, мой дорогой Хамза, заключается в том, чтобы понять, за что надо проливать кровь... Если только за то, чтобы получить право на учёбу в школе, - на баррикады идти не нужно. Но за то, чтобы стать хозяином своей судьбы, - миллионы пойдут на смерть и победят.
- Ваше благородие, - подъехал к Китаеву казачий унтер, - а ежели сопротивление окажут магометанцы? Пощекотать сабельками дозволяется?
- Их можно, а русского Соколова не трогать, - буркнул капитан. - Он ещё нужен будет... Да ведь вам в городе всё объяснено, чего спрашиваешь?
- Ребята интересуются, - ухмыльнулся унтер, - барахлишком попользоваться... ежели подвернётся?..
- Пользуйтесь, - мрачно махнул рукой Китаев. - Эй! - крикнул он отъехавшему казаку. - Узбека ещё одного трогать нельзя, Хамзу... тебе покажут...
И вдруг начальник секретного отдела кокандской полиции капитан Китаев поймал себя на мысли о том, что ему именно сегодня почему-то смертельно надоела вся эта возня с Хамзой, Степаном Соколовым, доктором Смольниковым и всеми остальными поднадзорными, ссыльными и прочими предосудительными лицами. Зачем он, начальник секретного отдела, сам напросился на эту операцию? Ведь ещё саданёт из револьвера какой-нибудь сумасшедший пролетарий вроде Соколова... Сидел бы себе в городе в полиции или к полицмейстеру в гости домой пошёл - предложил бы в преферанс сыграть по маленькой... А тем временем здесь честолюбец и карьерист Пересветов и без него всё кончил бы...
"А вообще-то надо заканчивать с Хамзой, - неожиданно для самого себя подумал Китаев. - И с Хамзой, и со Степаном Соколовым, и со всем этим местным туземным сбродом. И просить у Медынского отпуск, в Россию... Приехать в Петербург, пройтись по Невскому, посидеть в ресторане, а потом закатиться на всю ночь к девочкам на острова... Хватит киснуть в этой азиатской глуши! И совершенно незачем расставлять для крамолы какие-то сложные агентурные сети. Нагайка, сабля и пуля - вот лучшие средства борьбы с революцией как в центре империи, так и на её далёких окраинах... Накачали сами себе на шею этого Хамзу, выдумали особую опасность его стихов и статей!.. Один хороший удар казачьей шашкой, и никакого Хамзы никогда не было. А всю остальную кашу пусть расхлёбывает сам Медынский.
С меня хватит!.. Тайного агента своего, Алчинбека, передам Пересветову - он ему пригодится. Свою преданность царю и отечеству тоже преувеличивать не следует. Ведь действительно может оказаться у кого-то из участников сегодняшней маёвки оружие. Так что ж, мне свою единственную голову именно здесь, среди инородцев, прикажете сложить?"
- Эй! - ещё раз позвал капитан казачьего унтера и, когда тот подъехал, сказал ему: - Барахло, которое сумеете захватить, всё ваше. А в случае активного сопротивления... Понял?