- А почему звали?

 - Она умерла у меня на руках в «Устимлаге» в Коми АССР. – Глаза женщины увлажнились. – Я ей тогда пообещала, что не оставлю сироту в детдоме…

 От волнения Григорий Пантелеевич захотел покурить, но вовремя вспомнил, что бросил лет десять назад. Он тщательно прожевал кусок хлеба с салом и спросил:

 - А отец кто?

 - Лена рассказывала мне, что её мужа звали Николай. Фамилию ему дали в детдоме – Безродный. Малышом он случайно оказался в Сталинграде… Там его опекала какая-то женщина, но после войны она умерла, и Коля снова оказался в детском доме. 

 - Печальная история. – Признался Григорий Пантелеевич и посмотрел на небо.

 - Единственное что у него осталось от родных – нательный крестик и имя Коля.

 … Незаметно подкрался тихий бархатный вечер. Станичники начали расходиться по своим домам, праздник заканчивался. Иоганн дремал, положив голову на стол. Александра с отцом и мужем сидели рядом и тихо беседовали. К ним подошёл уставший за суматошный день Николай и плюхнулся напротив.

 - Фу ты! – выдохнул он и вытер рукой вспотевший лоб.

 - Устал Коля! – участливо поинтересовалась Саша.

 - Для кого-то праздник, а для меня работа.

 - Мы скоро поедем…

 - Вы же моя семья!.. Может, переночуете?

 - Нет, поедем.

 Николай изобразил на загорелом лице огорчение, и чтобы перевести разговор на другую тему спросил Сашу:

 - Где работаешь?

 - После лагеря пробовала устроится в Новочеркасске, - пояснила она и скорбно поджала красиво очерченные губы, - но не получилось… С такими, как я, в городе боятся общаться. Ещё в лагерях мне объяснили, что "особых" могут расстрелять в любой момент. Когда везли с этапа на этап, я всякий раз боялась, что вот сегодня поставят к стенке. Мне до сих пор снятся поезда, станции и тупики. Как были мы «меченые», так и остались.

 - Новочеркасск дал один из первых известных примеров того, что честный офицер может и должен отказаться от исполнения преступного приказа. – Глядя на зятя, сказал Григорий Пантелеевич.

 - Для меня, военного человека, когда сказали, что надо поднять войска по боевой тревоге, то есть с оружием и боеприпасами, стало ясно – это не для борьбы со стихийными бедствиями. – Пояснил немного смущённый оценкой его действий Шаповалов.

 - Как же решился не выполнить приказ?

 - Я со своим народом не воюю!

 Александра спросила мужа, что было бы, если бы он подчинился приказу, и танки, стоявшие на мосту через реку Тузлов, атаковали толпу. Тот решительно ответил:

 - Погибли бы тысячи.

 - Ишь што выдумали, - заругался Шелехов, - по мирным людям танками…

 Николай Сафонов чувствовал себя немного скованным в присутствии генерала. Отвернувшись в сторону Дона, он спросил невпопад:

 - Иван Матвеевич, как Вам удалось выжить в войну?.. Ведь процентов восемьдесят танкистов погибли. 

 - За четыре года, продуваемых смертным ветром и пропахших порохом, не чаял остаться в живых.

 Шаповалов приосанился и веско продолжил ответ:

 - Ведь справа и слева под прицелом и залпами войны неумолимо редели ряды фронтовых друзей-танкистов. А для меня так и не выточили снаряда со смертоносным осколком.

 - Значит, небу было нужно для чего-то оставить Вас в живых…

 Долгий день и тяжёлый разговор утомил всех. Минут десять присутствующие сидели в тишине, думая о своём. Николай первый нарушил молчание:

 - А мой брат Митька готовится к полёту в космос!

 - Что ты говоришь!

 - Скоро запуск…

 - Надо же! – ахнула Саша и показала вытянутой рукой параллельно земле. – Я его вот таким помню.

 - Отсутствие электрического света в большинстве сёл и деревень, где живёт добрая половина населения страны, лапти, вши и запуск в космос первого в мире искусственного спутника Земли! – с иронией сказал Григорий Пантелеевич. - Таковы контрасты нашей страны.

 - Не забывайте, - вставил Шаповалов и показал зачем-то вверх, - страны, которая разгромила Гитлера и задела за живое сведущих, сытых и процветающих американцев.

 В это время к ним подбежал накупавшийся до синевы Костя. Худенькое тело его блестело от капелек речной воды. Из одежды на нём болтались синие сатиновые трусы.

 - Мама! – закричал он издалека, - я научился нырять с берега.

 - Молодец! - похвалила Александра и погладила его по мокрым волнистым волосам.

 - Чего это он у тебя ходит с крестиком на шее? – спросил осторожный Николай.

 - Этот крестик его мать завещала никогда не снимать…

 - Всё равно негоже, в нашей стране ходить с крестами. – Недовольно пробурчал коммунист Сафонов.

 - Энто тот крестик? – плохо не видя, спросил Григорий Пантелеевич.

 - Да! – подтвердила его дочь и непонимающе взглянула на отца.

 Старик притянул к себе мальчика и внимательно рассмотрел висящий на шее символ православия. Потом он крепко обнял смущенного Костю и сказал:

 - Это крестик моей матери Пелагеи Ильиничны Мелеховой.

 - Что такое? – не понял Николай.

 - Мелеховой? – удивился Шаповалов и наклонился вперёд.

 Он подумал что ослышался.

 - Я Мелехов Григорий Пантелеевич, казак Вёшенской станицы.

 - А я, почему Шелехова?

 - Долго рассказывать…

 - Точно крестик бабушки? – переспросила Александра и её карие глаза увлажнились.

 - Точно…

 - Не может быть!

 - Выходит Костя сын моего старшего сына Михаила… Он мне говорил перед смертью, что его сынишка Коля и моя сестра Евдокия направлялись в Сталинград.

 - Невероятно! – сказал внимательно слушавший Шаповалов.

 Григорий Пантелеевич тоже пока не верил счастливому случаю, первому в его долгой жизни. Он медленно бормотал себе под нос, силясь понять происходящее:

 - Когда я наведывался недавно в Татарским, оставшиеся в живых старики сказали, что летом 1942 года они направились в Миллерово на встречу с Михаилом. Назад они не вернулись, значит, всё сходится!

 - Что сходится?

 - Евдокия умерла там, а мальца отправили в детдом.

 - Трудно в такое поверить…

 - Вы посмотрите, как Костя на меня похож!

 Все присутствующие внимательно посмотрели на них и, несмотря на огромную разницу в возрасте родство было очевидно. У Григория Пантелеевича разгорелись глаза и точь-в-точь также блестели «цыганские» глаза мальчугана. Они сидели в пол-оборота к другим и их профили были идентичными.

 - Господи! – ахнула впечатлительная Александра и неловко перекрестилась. – Выходит Костя мой двоюродный внук?

 - А мой правнук!

 - Можно я по-прежнему буду называть тебя мамой?! – сказал потрясённый мальчик и прижался к рыдающей женщине.

 После отъезда родных Григорий Пантелеевич решил прогуляться по станице, слишком много встреч и волнений принёс ему прошедший день. На противоположном конце улицы высилась величественная старинная церковь.

 - Зайду туда, - решил он, с натугой встал, и осторожно ступая больными ногами, пошёл к ней.

 Раньше он редко захаживал в духовные заведения и никогда полностью не верил священникам. По дороге ему пару раз попались пьяные мужики, спящие на пыльных обочинах.

 - Как это символично! – думал он, проходя по недолгому пути. - Всё в нашей жизни переплетается - возвышенное и низменное, добро и зло, чистое и грязное!

 Мелехов потянул на себя тяжёлую дверь. Тишина и прохлада храма внезапно обворожили старого солдата. Внутри царил полумрак, людей было мало, и они стояли тихо, глубоко погружённые в свои мысли.

 - Аминь! – пожилая женщина впереди опустилась на колени и трижды перекрестилась.

 Где-то в бесконечной тёмной дали, над алтарём, горел ярко освещённый лик Господа. Он завораживал, снимал с сердца смутное беспокойство, приведшее Григория сюда, в обитель Бога.

 - Спасибо Господи! – благодарность за то, что он нашёл свою семью, переполнила душу.

 Справа от входа в небольшом углублении в стене жарко полыхали огни десятков свечей. Чуть выше, в нише стены висела икона Богоматери. Успокоение снизошло на него.