- Ты прав, - остывая, сказал Григорий, - вы были всего лишь оружием Божьим. Слишком много мы грешили, слишком долго мы жили, словно животные и считали энту жизнь единственно правильной. Воевали, грабили, убивали… Хотели жить как деды и прадеды, ничего не хотели менять. Вот нас так переучили и кровью умыли!
- Поверьте, мы тоже сполна расплатились за наши прегрешения!
- Ежели собрать всю кровушку, пролитую наземь на моих глазах и которую сам выцедил, - Григорий Пантелеевич махнул рукой в сторону реки, - аккурат Дон заполнится…
- А моя может заполнить Эльбу!
- Наше поколение сполна искупило вину русского народа… - прошептал Шелехов.
Помолчав немного, они выпили водочки и уже спокойней начали вспоминать боевое прошлое:
- А ведь ещё можно поспорить, кому легче было идти в бой, "обстрелянному" или новичку.
- Среди новичков, как правило, было больше жертв. – Не соглашался Григорий и отодвинул в сторону тарелку, - а вот относительно морального состояния перед боем - у новичка и "обстрелянного" есть, о чём подумать.
- Да о чём там думать! – Иоганн отодвинул свою, словно расчищая поле боя. - Я шёл на фронт, не представляя, чем это пахнет, так шли все новички, в надежде, что месяца через 3-6 с победой вернёмся. Когда я впервые побывал в отпуске, когда почувствовал мирную жизнь, помылся и выспался на чистой постели, так не хотелось возвращаться в ад... Невольно бережёшь себя!
- Зато у "обстрелянного" накопился боевой опыт. Он уже знает по полёту снаряда и бомбы, "наш" снаряд или проходящий.
- А новичок не задумывается о смерти, поэтому менее уязвим.
Так они спорили, не обращая внимания на развлечения других гостей. Да и спор был ни о чём. Оба говорили одно и то же, только разными словами. Однако вскоре разногласия опять стали принципиальными.
- Всё-таки немцы воевали лучше! – слегка забывшись, сказал Иоганн.
- Чего же вы тогда проиграли?
- Пятеро оставшихся в живых после артиллерийского обстрела солдат моей роты отбивали атаку русского батальона, уложив его перед своими позициями…
- Но мы ваш Берлин взяли, а вы Сталинград - нет.
- Нам оставалось пройти всего несколько сот метров до Волги!
- Но вы их не прошли!
Майер хотел сказать что-то обидное, но вовремя спохватился. Он помолчал, обдумывая новые доводы, и с усмешкой произнёс:
- Что вы русские за странный народ? Мы наложили в Сталинграде вал из трупов высотою около двух метров, а всё лезли и лезли под пули, карабкаясь через мертвецов, а мы всё били и били, а вы всё лезли и лезли…
- Назад нам повернуть было нельзя! – признался бывший сержант и заиграл желваками. – Сзади подпирали заградотряды…
К столу вернулись Николай и генерал, которому показали новый колхозный клуб.
- О чём спорим? – живо поинтересовался Иван Матвеевич.
- Да вот вспоминаем войну…
- Забывать её уроков не следует, – согласился дипломатичный Шаповалов, - но и вечными врагами быть не стоит!
- Точно!
- Вот мы воевали друг против друга, - улыбнулся остывший Григорий Пантелеевич, - а нынче сидим водочку пьём…
Все дружно согласились, что за это нужно выпить. Следующий час гости пили, ели и смотрели, как соревновалась колхозная молодёжь. Солнце взобралось на самый верх своей наблюдательной вышки, и только тень от склонившихся над столом берёз спасала от его жгучих лучей.
- Иван Матвеевич, - обратился к Шаповалову тесть. – Ты немца давно знаешь?
- А что такое? – лениво поинтересовался тот, провожая взглядом спину, удалявшегося проветрится Майера.
- Лицо знакомое…
- У них все лица на один манер!
- А где он служил, знаешь?
- После ранения в Сталинграде и лечения в госпитале попал в 28-ю легкопехотную дивизию. – Вспоминал генерал информацию из досье. - Воевал под Ленинградом.
- Я знаю значок этой дивизии - изображение шагающего пехотинца. – Вспомнил Григорий Пантелеевич.
- Семь раз раненный, он был произведён за отличия в лейтенанты. В Курляндии попал в плен. Провёл несколько лет на лесозаготовках.
- Я в своё время тоже…
- Да и я недавно там побывал!
- А где живёт?
- В Дрездене. Я туда недавно в составе делегации ездил, там и познакомились.
Шаповалов с уважением посмотрел на возвращающегося Иоганна.
- Сильный народ немцы. Работают как звери. Точно, аккуратно, со знанием дела, с сознанием долга. Считают плохую работу ниже своего достоинства. Не выносят беспорядка, халтуры.
- Ежели убивавшие друг друга немцы и русские встретились в другом месте, были бы, вероятно, хорошими знакомыми или друзьями.
- Но судьба их бросила в пекло, где человек перестает быть самим собой.
Иван Матвеевич похлопал по скамейке рядом собой, как бы приглашая Иоганна присесть рядом.
- Вот скажи мне дорогой товарищ Майер, - обратился к нему генерал. - За два часа на Курской дуге мы обрушили на вас тысячи снарядов.
- Было такое…
- Неужели у вас не было потерь от нашего огня? - спросил разомлевший от водки и еды Шапошников
- Да, да, - ответил Иоганн и изобразил потрясение, - это было ужасно, головы поднять нельзя!
- В итоге мы всё же научились воевать!
- Наши дивизии теряли шестьдесят процентов своего состава, - уверенно сказал он, статистика твердо ему известна, - но оставшиеся сорок процентов отбивали все русские атаки, обороняясь в разрушенных траншеях и убивая огромное количество наступающих…
- Так и было.
- А что делали ваши в Курляндии? - продолжал он неразрешимый спор. - Однажды массы русских войск пошли в атаку. Но их встретили дружным огнём пулемётов и противотанковых орудий. Оставшиеся в живых стали откатываться назад. Но тут из русских траншей ударили десятки пулемётов. Мы видели, как метались, погибая, на нейтральной полосе толпы ваших обезумевших от ужаса солдат!
- А как иначе образумить трусов? – завёлся генерал и от возбуждения начал шарить по карманам.
- Действия заградотрядов понятны в условиях всеобщего разлада, паники и бегства, как это было, например, под Сталинградом, в начале битвы. – Неожиданно встал на сторону противника Григорий. - Там с помощью жестокости удалось навести порядок. Да и то оправдать эту жестокость трудно.
- Но прибегать к ней на исходе войны, перед капитуляцией врага! Какая это была чудовищная, азиатская глупость! – поддержал его Иоганн, и ухмылка исказила его губы.
- Не согласен с вами…
- Среди пулемётчиков нашего полка были случаи помешательства. – Сообщил немецкий гость. - Не так просто убивать людей ряд за рядом, а они идут и идут, и нет им конца.
В местном училище механизации учились кубинцы. Студентов с острова свободы пригласили выступать с концертом. После окончания всех соревнований и плотного обеда они начали зажигательный концерт. Кубинцы исполняли свои народные песни под гитару.
- Хорошо поют, - сказал взволнованный неожиданной встречей Григорий.
Дело было в том, что он утром впервые увидел приёмного сына Александры и Ивана Матвеевича - девятилетнего Костю.
- Как он похож на меня в детстве! – сразу сказал дочери удивлённый старик.
- Сходство есть… - подтвердила приёмная мать.
Костя действительно напоминал мужчин их рода, такой же горбоносый, темноглазый и чернобровый.
- А кто у него родители были? – тихо спросил Шелехов.
- Мать Кости я в тюрьме встретила. – Начала рассказывать Александра, когда мальчик побежал купаться на Дон. – Звали её Елена, ей было 24 года, и она хлебнула лиха только за то, что попала в объектив людей в штатском, в первый же день Новочеркасского бунта.
- Только за это?
- В кадре оказывались демонстранты и случайные прохожие. Лена тогда вышла погулять с годовалым сыном. Чья рука и по какому принципу пометила крестиками лица с тех фотографий, сейчас уже не дознаться. Но именно по этому признаку впоследствии кто-то из "меченых" попал под расстрел, а кто-то на длительные сроки заключения.