- Лучше бы морозы не прекращались.

 - Как по мне, - сказал теплолюбивый Майер, - здесь никогда не бывает тёплых дней…

 Одни или два раза в месяц всех будили ночью. Они вставали с тощих соломенных матрацев и ехали на грузовике к станции, до которой было где-то десять километров. Иоганн видел огромные горы леса.

 - Это поваленные нами деревья.

 - Дерево должно было быть загружено в закрытые товарные вагоны и отправлено в Тушино под Москвой. – Командовал старший конвоир.

 Горы леса внушали ему состояние подавленности и ужаса. Немцы должны были привести эти горы в движение. 

 - Сколько мы ещё продержимся? – гадал уставший Майер. - Как долго это ещё продлится?

 - Пока не закончится…

 Эти ночные часы казались им бесконечными. Работа была утомительной и нудной. Чтобы подогнать медленно двигавшихся работников краснощёкий охранник громко закричал:

 - До наступления дня вагоны должны быть полностью загружены.

 Разбившись по два человека, пленные носили на плечах двухметровые стволы дерева до вагона, а затем просто задвигали его без подъёмника в открытые двери вагона. Два особо крепких военнопленных складывали дерево внутри вагона в штабели.

 - Не укладывайте чересчур аккуратно, нам важно просто заполнить эшелон целиком. – Шипел он на педантичных товарищей.

 - Тогда состав будет перевозить воздух! – не понимал требований Милов.

 Вагон медленно заполнялся. Наступала очередь следующего вагона. Погрузочную площадку освещал прожектор на высоком столбе. Это была какая-то сюрреалистическая картина: тени от стволов деревьев и копошащиеся военнопленные, словно некие фантастические бескрылые существа. Когда на землю упали первые лучи солнца, они зашагали назад в лагерь.

 - Хорошо, что следующий день для нас выходной.

 - Лишь бы дойти живыми…

 Мороз был настолько крепок, что после работы не заводились моторы грузовиков. Полная луна освещала равнодушную землю. Группа из 50-60 пленных плелась, слепо спотыкаясь о ледяные торосы. Люди всё больше отдалялись один от другого. Майер уже не мог даже различить силуэт идущего впереди.

 - Я думаю, что это конец. – Безразличный к своей жизни решил он.

 Иоганн без сил упал на спину и внезапно увидел кроны склонившихся над ним деревьев. Они набросили на объёмные головы хрупкие жемчужные одежды из инея

 - В воздухе ничто не шелохнётся. – Отметил страдалец. - Тишина и безмолвие… Царство сказочной снегурочки.

 Вокруг него стояли, словно невесты в подвенечных уборах, светлые берёзы. Непоседливый ветер, налетев на них, словно замер от восторга на месте и утих.

 - Если в мире столько красоты, - сказал себе Иоганн, - значит нужно жить, чтобы увидеть это…

 Он встал и, двигаясь как автомат, совсем как в конце своего пребывания в Сталинграде, пошёл по следам ушедших вперёд товарищей. Каким-то чудом он смог не отстать от колонны, а это бы означало верную смерть.

 Лесоповал. День за днём. Бесконечная зима. Всё больше и больше пленных чувствовали себя морально подавленными. Остатки гордости окончательно покинули бывших высокомерных офицеров Вермахта. Зачастую спасением от голодной смерти теперь стала «командировка». Так называли работу в расположенных неподалёку колхозах.

 - Там можно раздобыть еду. – Думал каждый из измождённых людей.

 Мотыгой и лопатой немцы выковыривали из промёрзшей земли картофель или свёклу. Много собирать не удавалось. Всё собранное трепетно складывалось в кастрюлю и подогревалось. Вместо воды использовался подтаявший снег. Молодой охранник ел приготовленное вместе с ними.

 - Ничего нельзя выбрасывать. – Иоганн давно понял главную житейскую мудрость.

 Очистки собирались, тайком от контролёров на входе в лагерь проносились на территорию и после получения вечернего хлеба и сахара дожаривались в бараке на двух докрасна раскалённых железных печках.

 - Настоящая «карнавальная» еда в темноте. – Мечтательно сказал его товарищ Милов.

 - Главное поедим…

 Большинство пленных к тому моменту уже спали, а они заступили на очередное дежурство около печек. Иоганн и Ганс Милов сидели, впитывая измотанными телами тепло, словно сладкий сироп.

 - Я никогда и нигде, ни в одном месте СССР не замечал такого явления как ненависть к немцам. – Немного отогревшись, сказал Иоганн - Это удивительно!.. Ведь мы немецкие пленные, представители народа, который в течение столетия дважды вверг Россию в войны.

 - Вторая война была беспримерной по уровню жестокости, ужаса и преступлений. – Поддержал его тщедушный бывший лейтенант.

 - Если и наблюдаются признаки каких-либо обвинений, то они не «коллективные», - продолжил потрясённый Майер: - Не обращены ко всему немецкому народу.

 Он проглотил печёную картофелину и начал рассказывать недавний случай.

 - Я работал в соседней деревне и зашёл в добротную с виду хату. Попросил молодую хозяйку дать что-либо из еды. Мужчина сидел на табуретке, и было видно, что у него нет ноги. Женщина, указывая на мужа, зло сказала мне: «Вот посмотри, что вы сделали».

 Милов перевернул подрумянившиеся очистки и поднял на Иоганна заблестевшие глаза.

 - Она не хотела дать тебе еду.

 - Инвалид жестом остановил её и сказал: «Успокойся, он не виноват. Он такой же солдат, каким был и я, и у него, наверное, тоже есть семья».

 - Правильно сказал! – оживился Ганс.

 Майер с минуту молчал, заново переживая боль и унижения побеждённого.

 - Женщина успокоилась и объяснила мне, что дать ничего не может, у самих ничего не осталось. Во дворе лежала кучка сахарной свёклы, собранной с огорода. Свёклу парили в русской печке, и все пили чай с этой «овощной добавкой». Она дала мне три свёклы, и я тут же стал есть, приговаривая: «Danke! Danke».

 Милов от чего-то весело рассмеялся, и Иоганн непонимающе уставился на него:

 - Я рассказал что-то смешное?

 - Просто вспомнил смешной случай, - извиняющим тоном произнёс Ганс, - не обижайся…

 - Ради Бога! 

 - Осенью я возил на бывшей нашей «легковушке» одного русского офицера, так как своих водителей у русских не хватает. Еду я один раз в город и тут ломается машина. Я выяснил причину поломки и сказал офицеру, что не могу починить. Мелкая деталь в карбюраторе вышла из строя и нуждалась в замене. Вдруг навстречу едет другая машина. Останавливаю её и мой начальник попросил помочь. Русский водитель глянул, почесал затылок, посмотрел кругом и вырезал эту деталь из свеклы, что росла рядом на поле.

 - Тут вам не далеко - доедите, - сказал он и запылил дальше.

 Иоганн возмущённо завозился рядом с пылающей жаром печкой.

 - Что за бред?! 

 - Вот и я, смеясь спросил офицера, как можно на таком доехать...

 - А он?

 - «Давай попробуем» - ответил тот.

 - Шутник…

 - Я сел за руль, завёл мотор и спокойно доехал до пункта назначения. – Выдержав паузу, закончил Милов.

 - Не может быть!

 - Теперь я понимаю, почему вы в войне победили!!! – признался я офицеру.

 - Ну, победили они по другим причинам, - с плохо скрытой иронией подтвердил Майер, - но мы никогда до конца не сможем понять логику русских…

 - Это точно!

 … В начале мая 1946 года Иоганн работал в составе группы из 30 военнопленных в одном из колхозов. Длинные, крепкие, недавно срубленные стволы деревьев, предназначенные для строительства домов, должны были быть погружены на приготовленные грузовики.

 - Меня шатает от слабости! – признался он напарнику.

 Тот лишь недовольно буркнул что-то в ответ. Ствол дерева они несли на плечах. Майер находился с «неправильной» стороны. При погрузке ствола в кузов грузовика его голова внезапно была зажата между двух стволов.

 - Как больно!

 Иоганн лежал без сознания в кузове машины. Из ушей, рта и носа текла густая кровь. Грузовик доставил его обратно в лагерь. Лагерный врач, австриец, был убеждённым нацистом. Об этом все знали. У него не было нужных медикаментов и перевязочных материалов. Его единственным инструментом числились ножницы для ногтей. Врач сказал сразу же: