Как и ожидал Григорий, на бригадных посиделках за «бутыльком» ему не понравилось. Уставшие после смены мужики быстро накидались самогоном, закуски почти не было, и начали вести пьяный трёп на три вечные темы.
- О работе, войне и женщинах…
Выпив положенное, он для вида участвовал в незатухающей беседе и при первом удобном случае тихо слинял. Домой шёл быстро, всё же задержался на пару часов. Уже на подходе к Пастуховке Григорий сильно удивился.
- Странно, куда все подевались? – подумал он. - На улицах никого нет, будто зараз не день, а ночь.
Впервые никто не вышел встретить его. Обычно Тоня издали, дом стоял на краю села, замечала мужнину коренастую фигуру и радостно выбегала на встречу. Григорий раздосадовано пнул ногой входную дверь и ввалился в горницу. За пустым столом, прижав к себе ребятишек, сидела заплаканная жена. Антонина подняла на него голубые, ставшие вдруг серыми глаза и с укором спросила:
- Гриша, где ты был?
- Пахал, как проклятый.
- Почему так задержался? – обычно она не требовала у мужа подобных отчётов. - Я вся извелась!
- Пришлось выставиться мужикам. – Как бы извиняясь, произнёс Григорий. - Новая работа, бригада другая, сама понимаешь?
- Так ты пил? – почему-то шёпотом спросила Тоня. - Вы что-то отмечали?
- Пил! – начал заводиться Григорий. - Да что случилось, в конце концов? На улице никого, ты сидишь как пришибленная?
Антонина уронила руки на домотканую скатерть, застилавшую самодельный стол и обречённо опустила на них голову. Трёхлетняя Сашенька испуганно жалась к матери и в её тёмных, отцовских глазёнках стыли невинные слёзы.
- Тонечка! – мягко, как никогда раньше, супруг обратился к замершей жене. - Скажи, что случилось?
- Отец… - сквозь слёзы вымолвила та. - Пожар на шахте…Отец не выехал на поверхность после смены…
- Храни Господи!
Восемь дней несколько шахтёрских посёлков жили в тягостном ожидании. Бушевавший глубоко под землёй пожар не давал спасателям спуститься вниз. Несколько десятков семей день и ночь молились за спасение своих кормильцев.
- Как же мы будем жить без него? - Однако день ото дня надежда таяла, словно мартовский снег под проснувшимся солнцем.
Только на девятый день удалось погасить огонь в выработках, и первые партии спасателей вошли на выгоревшие горизонты. Пятьдесят три обугленных труппа подняли они на гора.
- На кого ты нас покинул? - Плач и стон стоял над шахтой.
Даже те, кто не опознал своих родственников по несгораемым шахтёрским жетонам, оплакивали без вести пропавших. Надежды на спасение почти не осталось. Антонина вместе с матерью целыми днями стояли на многолюдном шахтном дворе, ловили любые новости. Внезапно над не редеющей толпой разнёсся крик:
- Идут!
- Нашли! – голос молодого спасателя, только что показавшегося из подъёмника срывался от волнения и гордости. - Двенадцать человек живых!
- Слава Богу! – зазвучало со всех сторон.
- Фамилии, фамилии скажи!
- Двенадцать человек. – Спасатель сам не мог поверить подобному чуду. - Тринадцатый умер при подъёме, сердце не выдержало.
Мать Антонины при этих словах пошатнулась, и схватилась за горло, давя рвущийся наружу крик. Умершим оказался её муж Точилин Ефим Тимофеевич.
Глава 9
На многолюдных поминках тестя Григорий сидел за длинным столом рядом с Павлом Лисинчуком. Погибших похоронили всех вместе, на кладбище по соседству с шахтой. Григорию подумалось, что не только жизнь этих людей, но и смерть была неразрывно связана с шахтой:
- Даже после смерти она покойных далеко от себя не отпустила.
Их положили ровными рядами, с восточного края погоста. Пустую до этого дня площадку в одночасье засеяли неопрятные чёрные холмики, с деревянными, наскоро сбитыми крестами.
- Как в бою погибли. – Рассуждал он вслух, разливая спиртное на правах хозяина дома. - Целая полусотня полегла.
- Никуда от войны этой проклятущей и вечной не деться, кругом гибнут люди… - сосед по улице поддержал его.
Пашка выпил стакан магазинной водки за упокой, не закусывая, душа не принимала еду и сказал:
- Знаешь, Григорий Пантелеевич, каким мужиком был твой тесть? – Он почти плакал. - Если бы не он, не сидеть мне зараз с вами…
- Знаю, знаю.
Похороны прошли быстро, буднично и тихо. Ожидание трагедии порою оказывается сильнее самого горя. Казалось у людей за многодневные бдения истлели последние душевные силы, и они прощались со своими близкими сухо, словно обидевшись за преждевременный уход. Тоня разносила тарелки с наваристым борщом и поставила перед ним полную до краёв, потом предложила:
- Ты бы Паша поел!
- Не хочу.
- Исхудал весь, в чём только душа теплится…
- Не могу я есть Антонина Ефимовна! – пожаловался Лисинчук. - Слёзы душат, давайте я вам лучше расскажу, как всё обстояло.
- Расскажи Пашенька, расскажи, может, полегчает.
За столом сразу замолчали, даже есть перестали. Всех интересовало, как смогли люди вырваться из настоящего ада шахтного пожара. Павел обвёл взглядом затихших гостей, нервно прочистил горло и начал:
- Мы с Ефимом Тимофеевичем в энту смену работали на первом горизонте, приблизительно в трёх километрах от главного ствола. Даже не догадывались о том, што происходит, пока не закончили работу и не двинулись обратно. По дороге к нам присоединились старший Кириллов и его двадцатилетний сын. Где-то через полкилометра почувствовали едкий дым, который становился дюже густым по мере приближения к подъёмнику. Тогда Ефим сказал:
- "В шахте пожар..."
Все бегом рванули к стволу, на "козе" добираешься до него за час, мы уложились в сорок минут. Там всё горело, вагонетки с углем, бывшие конюшни для лошадей коногонов, деревянная крепь. Дым разъедал глаза, от него ничего не было видно даже на пару шагов. Задыхаясь, мы наощупь стали искать клеть, но не могли найти. Это подтвердило наши подозрения, што все выехали, а нас бросили подыхать. Я нащупал рукоятку вызова и стал подавать сигналы в машинное отделение. Железная ручка оказалась раскалена и я сильно обжог руку, но успел рвануть её два раза.
Григорий сидел рядом с рассказчиком и ясно видел о чём говорил Паша.
- Мужики говорили мне, будто клеть с последними горняками как раз поднималась, когда вы подали сигнал. - Спросил он. - Так ли?
- Возможно, так и было, тогда мы ответственны за то, што десять человек в ней сгорели заживо. - Пожал плечами поникший Лисинчук. - Хучь откуда нам было знать? Мы поняли, што клети не будет, и попытались добраться до вентиляционного ствола. Расстояние до него было около ста метров, но мы не смогли пройти и половины из-за высокой температуры и плотного дыма, пожар начался оттуда. По пути мы наткнулись на человека, он валялся без сознания. Ефим попытался привести его в чувство, но безрезультатно. Мы не могли взять его с собой, ить сами едва шли. Совсем обессиленные, мы вернулись к главному стволу и только тут заприметили, что потеряли Кириллова и его сына. Стали кричать, подавали сигналы, но они так и не появились. Опосля их нашли мертвыми на энтом отрезке, рядышком друг с другом. Мабуть, пожилой отец задохся и упал, а сын не схотел бросать его...
Там неможливо было оставаться, и мы двинулись в выработку, окольным путем ведущую к вентиляционному стволу.
Рассказчик на пару минут прервал повествование. Григорий молча разлил по стаканам поминальной водки и все тихо выпили. Паша выдохнул парами горячительного напитка и продолжил:
- Дым валил достаточно густо, но опосля ада у главного ствола он казался нам свежим воздухом. По мере продвижения вперёд дышать становилось всё легче, силы прибавлялись. Именно здесь мы впервые встретили живых людей. Нас окликнули из боковой выработки, когда туда зашли, то узрили большую группу рабочих. Одни из них сидели или лежали, как на отдыхе, другие обсуждали происходящее.