Все это уже назревало и разгорелось в мае и начале июня, а пока казаки Забайкальской дивизии, не подозревая ничего плохого, готовились отпраздновать победу над врагом.

В первое же воскресенье в Калиновке с утра состоялся парад. Аргунский полк в конном строю, при полном вооружении, с пиками и развернутым знаменем, промаршировал по улицам села.

День начинался жаркий, безветренный. В голубом поднебесье ни облачка, лишь на западе, у самой линии горизонта, грудились они, легкие, белые и курчавые, как молодые барашки. Улицы расцвечены народом: по-праздничному принаряженные парни, подростки, девушки в ярких ситцевых юбках и белых сорочках с расшитыми рукавами, переговариваясь между собой, любуются на казаков, лузгают семечки. Даже деды в полотняных рубахах, таких же портках и соломенных брылях повылазили из хат и, сидя на призбах^[2], сосредоточенно дымят люльками, дивятся на проходящее войско. Мимо них сотня за сотней с песнями проходили стройные ряды конников. Над ними мерно колыхались пики, блестели на солнце металлические части оружия, начищенные толченым кирпичом стремена, наборы уздечек, нагрудники, золотом искрились медные головки шашек. В свежем утреннем воздухе разлит неистребимый, присущий кавалерии запах: смесь конского пота и кожаной амуниции.

Отдохнувшие за эти дни, бодро выглядели казаки, словно и не было за их плечами тяжелых боев, ночных атак, изнурительного сидения в окопах. Уже перед выходом на отдых полк пополнили прибывшими из запасных сотен молодыми казаками, а поэтому со стороны не было заметно, какой урон понесли аргунцы в людском и конском составе. О минувших боях напоминали лишь простреленное во многих местах полковое знамя, не снятые еще повязки у людей, перенесших ранение, да новенькие георгиевские кресты на гимнастерках некоторых казаков. Но казакам не забыть, какие бои и лишения пережили они совсем недавно; помнят они и тех однополчан, что сложили свои головы на чужой, неласковой земле. Об этом и думал теперь ехавший в четвертом ряду своей сотни Егор. Вспомнился ему весельчак запевала Зарубин, погибший в ночном бою под Рава-Русской. В этом же бою погиб и посельщик Егора Веснин. Двух немцев зарубил Веснин, когда шли они в атаку в пешем строю, но и сам остался лежать с ними рядом: прямо в сердце Веснину вошел вражеский штык.

Много аргунцев навсегда выбыло из строя: при переправе через реку Пеликалие утонул суровый с виду, но хороший для казаков есаул Белоногих; погибли казаки Стрельников, Решетников, из второго взвода Пичуев, Булдыгеров, а от урядника Резникова остался, на краю воронки от разорвавшегося снаряда, лишь один сапог с левой ноги да обрывок штанины с желтым лампасом. Много там было тяжких страданий, смертей, всяких ужасов, но сейчас все это словно отодвинулось куда-то, затушевалось, и повеселевшие от хороших вестей казаки как ни в чем не бывало подхватывают разудалый припев казачьей песни. В мощных звуках песни тонет звяк оружия, дробный топот копыт.

После парада казаков спешили и выстроили четырехугольником на площади около церкви. Командир полка произнес короткую приветственную речь, зачитал очередную сводку об успешном ходе военных действий и под крики «ура» поздравил казаков с победами на фронте. Затем отслужили благодарственный молебен, и на этом официальная часть праздника закончилась.

В этот день, по случаю праздника, казаков накормили отменно сытным обедом: жирными щами из свежего мяса, жареной бараниной с гречневой кашей — и выдали им двойную порцию водки.

Самое интересное в этот праздник началось после обеда на окраине села, где открывался вид на широкую, уходящую на север долину с речкой, заросшей ивами и кустами лозняка. Уж с утра все знали, что здесь начнутся массовые игры, состязания в беге, рубке, джигитовке и что победителям будут выданы призы: часы, отрезы сукна, пачки табаку и пр. Поэтому еще задолго до начала игр на бугре за околицей стали накапливаться шумные, пестрые толпы сельчан. Старики усаживались чинно в ряд на призбах крайних хат, на бревнах и прямо на земле, в тени плетней, которыми обнесены окраинные огороды. Молодежь грудилась отдельно, в нарядной толпе то тут, то там вспыхивали песни, слышался веселый говор, смех, треньканье балалайки и дробный перестук каблуков.

Казаки прибыли на игры в конном строю. По сигналу трубача большинство их спешилось, лошадей поставили на привязь. Вскоре возле хат, дворов и огородов выстроились длинные шеренги лошадей, привязанных к изгороди. На конях остались лишь те казаки, которые решили принять участие в джигитовке и других конных призовых состязаниях.

Играми руководил помощник командира полка, небольшого роста рыжебородый войсковой старшина Рюмкин.

Было объявлено, что игры начнутся с конных состязаний — джигитовки. В числе пятнадцати казаков своей сотни Егор также пожелал принять участие в состязаниях на своем Воронке.

Подтягивая Воронку подпруги, Егор обратился к Молокову:

— Ты, Дмитрий, удружи-ка мне своего Рыжка на один круг.

— Рыжка? — переспросил Молоков. — И на что он тебе?

— Я его спарю с моим Воронком и через обоих джигитовать буду, я им покажу, как наши работают.

— Ох, смотри, паря, не оскандалься! А Рыжка, что ж, возьми, мне его не жалко, только уздечку сниму с него, он и на недоуздке хорошо пойдет. — И, сожалеюще вздохнув, добавил: — Эх, жалко, станичника моего Кочнева убили, уж он бы раздоказал сегодня, понахватал бы призов.

— Всех, брат, не пережалеешь, на то она и война.

А на лугу уже выстраивались, равняли ряды больше сотни всадников. Рюмкин, картинно гарцуя перед строем на вороном скакуне, пояснял казакам:

— Пегвый пгиз, — войсковой старшина сильно картавил, — получит тот джигит, котогый без единой ошибки пгеодолеет все пгепятствия; сгубит десять лоз, один кгуг пгоскачет стоя, на втогом кгуге пгоделает ножницы, поднимет с земли тги пгедмета и последний кгуг пгоджигитует на обе стогоны. А тепегь слушать мою команду. Спгава по одному, — Рюмкин поднял правую руку, чуть помедлив, рубанул ею воздух, — ма-агш!

Правофланговый казак на кауром коне с места пустил его в карьер. Он легко преодолел все препятствия: насыпь, гробницу, яму, канаву, плетень. Перескочил он и последнюю, высоко на стойках подтянутую жердь, но каурый задел ее копытом задней ноги, уронил на землю. Казак обозлился, матюгаясь, хлестнул коня меж ушей нагайкой, повернул обратно. Стоящий позади Рюмкина полковой трубач, чернобровый, скуластый казачина Макар Якимов, махнул джигиту синим флажком влево, это означало: проштрафился, отъезжай в сторону.

С замиранием сердца следил Егор, как казаки один по одному отделялись от строя, полным карьером устремлялись вперед. И когда они, окончив все приемы, поворачивались лицом к строю, трубач Якимов махал им то синим флажком влево, то белым вправо. В последнем случае казак сразу же подъезжал к судейскому столу, получал призовой подарок.

Когда очередь дошла до Егора, он шумно вздохнул, слегка привстал на стременах, подобрал поводья и при слове «следующий» чуть склонился вперед. Рюмкин махнул рукой — ма-агш!

Вороной распластался в броском галопе, птицей перемахнул широкую канаву, легко взял второе препятствие, третье, четвертое. Перескочив последнюю жердь, Егор перевел коня на рысь, повернул к строю, глянул на трубача, тот сидел в седле не шелохнувшись.

— Значит, все идет по-хорошему, — довольно улыбаясь, вслух проговорил Егор и, заезжая на второй круг, чуть тронул вороного плетью — Держись, Воронко!

К началу второго заезда он снова разогнал вороного в карьер, на ходу перекинув стремена через подушку, встал в седле на ноги.

На последнем круге Егор решил показать, на что он способен. На джигитовку он пошел одвуконь, рядом с его Воронком шел заводной, рыжий, белоногий бегунец Молокова.

Чувствуя на себе сотни внимательных глаз, Егор крепко обхватил руками переднюю луку; спрыгнув с вороного на левую сторону, он пружинисто ударился носками о землю и, подхваченный встречной струей воздуха, перескочил через своего Воронка на рыжего. Новый прыжок направо, миг — и Егор снова на Воронке. Джигитовка Егору и на этот раз удалась хорошо; он птицей перемахивал через одного коня на другого, но с половины круга почувствовал усталость: руки от напряжения онемели, свинцовой тяжестью наливались ноги, а гимнастерка на спине взмокла от пота. Выбиваясь из сил, задыхаясь, сделал он последний прыжок, и, когда перевел коней на рысь, повернул обратно, трубач Якимов махнул ему белым флагом направо.