На следующее утро Илмар поднялся поздно. Он вспомнил, что сегодня утром уезжает Анна Вийуп. Пароход должен отплыть через полчаса. Ему почему-то захотелось еще раз повидать Анну, побыть с ней рядом и рассказать о сделанном накануне. Ему казалось, Анна подскажет ему, с правильного ли конца он взялся за дело — Илмар верил в женскую интуицию.

Он быстро оделся, ополоснул лицо прохладной водой и не завтракая отправился на пристань на Даугаве. Поесть можно попозже в кофейне. Нигде кофе не был столь ароматным, как в этих рыночных лавчонках, и нигде не был так вкусен пирог с миногой. На первом же углу он взял извозчика и попросил его поторопиться.

Но Илмар не доехал до Даугавы и ему так никогда больше и не удалось поговорить с Анной. На одном из перекрестков он увидел Ирену. С закрытым зонтиком в руке она медленно прогуливалась, держась теневой стороны улицы, потому что сегодня солнце палило нещадно с самого утра. В первый момент Илмар хотел было остановить извозчика и приблизиться к Ирене, но новая мысль заставила его глубже вжаться в сиденье пролетки и поднять воротник макинтоша.

— Поезжайте шагом, я передумал, — сказал он извозчику. — На Даугаву можно не торопиться.

— Так куда же мне теперь ехать, сударь? — спросил извозчик.

— Только вперед. Я скажу, где свернуть.

Он же был лазутчиком, для которого ценны любые секретные сведения. Что могло вызвать наибольшее волнение у охотника, как не наблюдение за своей жертвой, когда она этого не чувствует и не догадывается? Даже самый осторожный и хитрый зверь мог таким образом привести к своему тайному логовищу.

Ирена шла вперед не оглядываясь, ни разу не поздоровалась ни с кем из встречных — очевидно, тут она была всем чужая. Илмар следовал за ней шагах в двадцати. На следующем перекрестке она свернула и впервые бросила короткий взгляд назад, сделав вид, что поправляет на себе платье. Илмар в пролетке наклонился пониже и поправил шнурок ботинка. «В следующий раз надо будет надеть светлый летний костюм и кепи», — подумал он.

— Дальше поедем или как? — спросил извозчик.

— Сверни налево, но потихоньку… — сказал Илмар.

Так они ехали еще несколько минут. Ирена между тем вошла в неоштукатуренный желтый кирпичный дом. Илмар хорошо запомнил дверь и велел извозчику остановиться. Не торгуясь, заплатил, отпустил пролетку и закурил папиросу, дожидаясь, пока возница развернет экипаж и уедет. Затем, медленно рассматривая номера домов, словно в поисках нужного ему, дошел до двери, за которой исчезла Ирена, и некоторое время изучал вывеску с двуглавым орлом. Тут находилось жандармское управление.

— Значит, все-таки… — вздохнул Илмар, будучи глубоко удовлетворен и разочарован одновременно. Какая она нетерпеливая… очень уж спешит с донесением! Наверно, рассчитывает на хороший куш. И все то, что вчера выражали ее печальные, полные горечи слова, влажные глаза и вздохи убитой горем женщины, было фальшью, лицедейством. «Артистка» — значилось в визитной карточке Ирены. Жаль, что вчера он не поинтересовался, в каком жанре искусства она подвизается.

«Теперь они говорят обо мне и придумывают, какую мне подстроить ловушку… — размышлял Илмар, поспешно удаляясь от желтого кирпичного дома, потому что совершенно не к чему было дожидаться Ирену на улице. — Они будут осторожничать и торопиться не станут — не я один им нужен. Они постараются срезать букет целиком и сразу. И в этом мой козырь. Кто кого — решит хитрость, а не сила, но я осведомлен лучше, чем они, в этом мое преимущество».

Илмар зашел в ближайшую продуктовую лавку и купил еды на весь день. Возвратясь домой, он разложил на столе свои старые учебники по морскому делу, достал большой морской бинокль. Но зря он изучал улицу и окна домов на противоположной стороне — все было спокойно, ни один сыщик не фланировал у его дверей. С обыском не приходили, и когда на следующий день Илмар вышел пройтись, никто не пошел за ним по пятам.

«Они умны и не хотят оскандалиться. Но и я впросак не попаду. А теперь я заставлю вас быть еще сдержанней».

Вечером, когда Илмар отправился к Ирене, у него был уже готов план действий. Днем он сходил в город и изучил окрестности дома, где жил Цауна, поскольку для дальнейших операций требовался театр военных действий. Теперь он был подыскан. Грандиозную провокацию можно начинать.

Обмениваясь с Иреной рукопожатием, он долго держал ее руку в своей, глядел на нее сладострастным взором, вздыхал и резко отворачивал свое грустное лицо. Весь вечер он держался так, словно его что-то угнетало. Возбужденный, преисполненный сдерживаемого влечения и застенчивый, одним словом, влюбленный мальчик, стыдящийся своих чувств. Иногда он тайком бросал на Ирену безумный, обожающий взгляд, но и не настолько тайком, чтобы она этого не заметила. Ни единым словом Илмар не дал почувствовать причину своего беспокойного состояния. Лишь раз, словно позабыв о присутствии Ирены, он тихонько прошептал:

— Господи, как долго я это выдержу…

— Что вы сказали? — переспросила Ирена.

— Разве я что-нибудь сказал? — насторожился он. И вид у него был столь смущенный, столь натурально устыженный, что Ирена была вынуждена улыбнуться. Она, по-видимому, понимала, что творится в сердце молодого человека, и это ей нравилось. Точно с такой же осторожностью, с какой он проявлял симптомы своего чувства, она начала его подбадривать, дала понять, что чувства Илмара ей приятны. Быть может, в надежде, что алкоголь будет способствовать откровенности Илмара, она принесла коньяк и подливала гостю рюмку за рюмкой, сама же только пригубливала из вежливости.

— Пожалуйста, не смотрите на меня, я не привыкла к спиртному, — стала оправдываться она, когда Илмар с упреком глянул на ее полную рюмку. — Правда, в последнее время я иногда не прочь забыться, но не хватает предприимчивости. Вы же понимаете, господин Крисон, как тяжело на мне все это отразилось. Ваше присутствие приносит мне облегчение, мне, кажется, будто половину тяжести с моих плеч вы переложили на свои. В этом же, наверно, нет ничего худого, если я так чувствую?

Илмар согласился: действительно, ничего худого в этом быть не может. И у него точно такое же чувство.

— У вас так хорошо, забываются все мрачные думы. Это как отдых после невыносимо тяжкого труда…

— А может, и перед… — заметила Ирена.

— Вы правы — и перед ним тоже. Ирена, если б вы только знали, как трудно жить с одной-единственной мыслью и целыми днями в одиночестве только ею и томиться: ты должен это сделать, ты это сделаешь. И нет ни единого человека, кому можно довериться или спросить совета, никого, кто в минуту сомнений подбодрил бы и сказал: не робей, правда на твоей стороне. Так оно, быть может, и лучше, надежней и мужественней, но кого волнует, как выглядит внешняя сторона дела. О… — вздохнул он и улыбнулся. — Я в таком долгу перед вами…

— Вы, пожалуй, сильно преувеличиваете, — Ирена тоже улыбнулась. — До этой минуты я ничего еще не успела сделать для вас.

— Ваша готовность стоит больше, чем чье-нибудь самое рьяное усердие. Сознание, что в решающий момент у тебя будет друг, который не откажет в помощи, уже само по себе означает многое.

— А сейчас моя помощь вам не нужна? — осторожно осведомилась Ирена.

— Это выяснится в ближайшие дни. Возможно, даже завтра. — В знак того, что эта тема для него обременительна, Илмар перевел разговор на другое. Он откровенно сказал: — Поболтаем лучше о пустяках. Не то я вам скоро надоем своими рискованными замыслами.

— Нисколько, господин Крисон. Но, конечно, вам самому необходимо развлечься, поэтому поговорим о чем-нибудь другом. Чем вы занимались эти дни?

— Сидел дома и корпел над морской астрономией.

— Так у вас в Риге нет ни одного друга?

— Сейчас они все в море. Моряк летом не любит сидеть на берегу.

— Господин Крисон, отчего вы не пьете? Чувствуйте себя как дома, не стесняйтесь!

— Благодарю вас, Ирена… — он осушил свою рюмку и, подстрекаемый Иреной, наполнил вновь. — А вы? Что вы делали вчера и сегодня?