— Он ночью улетает в Пятигорск.

— И надолго?

— Говорит, на несколько дней.

— Сегодня?.. — Прикидывая что-то в уме, Капитолина Алексеевна резким движением руки откинула штору. В спальню сразу же ворвался ослепительно яркий поток света. — Тогда наш разговор мы перенесем на вечер. После того, как проводишь Володю. Ступай к нему, а ко мне позови Стешу. У меня к ней есть серьезный разговор.

Пригласив к тетке Стешу, Светлана вернулась к Владимиру, который в ожидании ее нервно курил и не сводил глаз с двери, из-за которой она вот-вот должна была показаться.

— Ты извини, Володя, у нас с тетей был хозяйственный разговор.

Она была все еще во власти тех тайных и рискованных планов, которыми заинтриговала ее Капитолина Алексеевна.

— Ты почему такая красная? Уж не поругались ли? — спросил Владимир.

Светлана боязливо, украдкой посмотрела на дверь, из-за которой только что вышла.

— Чудак ты, Володя. Только с тетушкой моей ругаться. Ссориться с ней рядовому человеку — это означает то же, что зайцу нападать да льва. Знаешь ее уже давно, а характер до сих пор еще не раскусил.

— Ну как все-таки решила? — упорно думая о чем-то своем, не глядя на Светлану, спросил Владимир.

— Что решила?

— Откажешься от роли Жанны в «Белых парусах»?

Светлана долго смотрела в глаза Владимира и ждала, что вот-вот он рассмеется и скажет, что пошутил. Но Владимир не рассмеялся и ничего не сказал. Он только сильнее стиснул ее запястья в своих руках и упрямо ждал, что же наконец ответит Светлана.

— Ни за что!

— Так я и знал, — скорей выдохнул, чем произнес Владимир. — Ну что ж, роль Жанны хорошая, главная. Она у тебя получается. Да и Арсен, думаю, играет с душой.

— Володя!..

Светлана хотела сказать что-то, но Владимир оборвал ее:

— Довольно!.. Ты уже все сказала!.. Цветы на премьере я вам обязательно поднесу. Брошу к самым ногам!.. Чайные розы, твои любимые… Кавказские… Куплю на рынке у грузин.

Светлана нашлась тут же. Ее ноздри дрогнули, и без того надломленные черные брови стремительно взметнулись крутыми дугами.

— Ты думаешь, я останусь в долгу? Не бойся, не останусь… Когда я буду смотреть те кадры фильма, где ты целуешь Веру, я в темном кинозале организую такие хулиганские аплодисменты!.. Будут такие овации!.. — Светлана прижала к груди туго сжатые кулаки. — Мальчишки, которых я специально подговорю, так будут чмокать губами и лихо подсвистывать, что взрослые зрители начнут на них орать и шикать… Вот тогда-то мы будем квиты!..

Не знал Владимир, что с того самого дня, как только начались пробные съемки для фильма «Герой нашего времени», Светлана несколько раз подряд перечитала лермонтовскую повесть. Она сгорала от ревности, когда представляла себе, как Владимир в роли Печорина будет целовать Веру и ласкать Бэлу. И хотя она еще не знала, кто будет исполнять роли Веры и Бэлы, но она была уверена в главном: это будут красивые молодые женщины. И пусть Владимир еще тогда не был утвержден в этой роли, все-таки Светлана злилась на него за то, что он так самозабвенно работал над образом Печорина. Он прочитал груды исторической литературы, перелистал десятки старинных альбомов, из которых черпал сведения о жизни кавказских офицеров лермонтовских времен. Много дней он провел в Ленинской библиотеке, изучая нравы и казарменный быт русских офицеров первой половины девятнадцатого века. И вот теперь уже идут съемки. Владимира скоро будет обнимать Вера, черкешенка Бэла будет сидеть у него на коленях. И как это бывает в кинематографе, чтобы снять нужный кадр, они будут все это повторять десять, двадцать, тридцать раз… Дубли…

На какое-то мгновение Светлана почувствовала необъяснимое облегчение. Ее тайная душевная боль, ее слепая ревность вдруг как в зеркале отразились в поведении Владимира, в его поступках. Что это — эгоизм мелкого и злого человека или естественное состояние психически здоровой личности: чувствовать облегчение своей боли, когда видишь, что рядом с тобой от этой же боли, так же как и ты, страдает другой, очень близкий тебе человек?

«А может быть, это не боль? — подумала Светлана. — Может быть, это то самое великое и самое большое чувство, которое ко мне уже пришло?..»

— Что ты хочешь этим сказать? — язвительно спросил Владимир.

— Я хочу, чтобы ты ушел из фильма и не целовал актрис, которые будут играть Веру и Бэлу! Ты это сделаешь? Для меня? — Глаза Светланы сверкнули в злом прищуре. — Ну, что же ты молчишь?

Владимиру вдруг как-то совсем неожиданно стало легче. Он от всей души и по-мальчишески громко расхохотался. Так смеялся он давно, на уроках в школе, тогда его неудержимый смех мог кончиться вызовом родителей. Смех неожиданный, нервный, заразительный…

Засмеялась и Светлана. У нее даже выступили на глазах слезы. Оба они смеялись до тех пор, пока в комнату не вошла Капитолина Алексеевна. В руках ее был старенький чемодан.

— Что это вам смешинка в рот попала?

Светлана стыдливо отшатнулась от Владимира.

— Ой, тетя, зачем вы взяли чемодан Стеши? Она не любит, когда трогают ее вещи.

Капитолина Алексеевна вытянула перед собой пустой обшарпанный чемодан с ручкой из широкого сыромятного ремня.

— С таким же вот точно чемоданчиком Кораблинов приехал в Москву прямо из окопов войны… Сразу же с вокзала он зашел в скобяную лавку, купил пять фунтов гвоздей, топор, молоток и клещи.

— Зачем? — все с тем же выражением крайнего удивления спросила Светлана.

— Отцу в деревню. Старики у него тогда жили где-то под Тамбовом. — Капитолина Алексеевна поставила у ног чемодан и прошлась по столовой. — Нет, вы только представьте себе картину: за широким поясом граната, через плечо пулеметная лента, а в сундучке гвозди, топор, молоток, клещи… И со всем этим грузом Сережка ввалился прямо на квартиру к самому Оржанову… Ведь не к кому-нибудь, а к Оржанову!.. Тот принял его, провел в кабинет… «Чем могу быть полезен?» — спрашивает Оржанов. «Хочу учиться на артиста!..» — отвечает Сережка, «Поздно, поздно, молодой человек… Уже десять дней, как начались занятия». — «Догоню!.. — говорит Сережка. А сам положил вот так руку на гранату. — Кровь из носа, а догоню!..» — Капитолина Алексеевна еще раз прошлась по комнате. — Целый час мотал душу Оржанову. И когда видит, что все бесполезно, выхватил из-за пояса гранату, поднял ее вот так над головой и крикнул: «Если не поможете — взорвусь! Нет у меня других жизненных планов, кроме как быть артистом! Выйду сейчас от вас и подорву себя в коридоре…» — Капитолина Алексеевна помолчала, вздохнула и тихо продолжала: — Нет, не думайте, не револьвер, не пулеметные ленты и не граната победили Оржанова…

Неожиданно оборвав рассказ, Капитолина Алексеевна подошла к окну и во что-то пристально и долго всматривалась. Так, в молчании, прошла минута.

— А что же? — нерешительно спросила Светлана.

Капитолина Алексеевна стояла не шелохнувшись.

— Так что же победило Оржанова? — спросил Владимир.

Капитолина Алексеевна круто повернулась к собеседникам.

— Победили гвозди! Победили молоток и топор!.. И ведь только подумайте: когда Сережка уходил от Оржанова, то — нужно же так случиться — на самом пороге у него случайно открылась крышка чемодана и из него вывалилось все, что в нем было. Вместе с Сережкой Оржанов ползал на коленях по полу и собирал гвозди. И что же вы думаете? На следующий день приняли парня. Ночь провел на Казанском вокзале, а на второе утро с гвоздями и топором он вселился в студенческое общежитие. — Капитолина Алексеевна ласково посмотрела на Светлану и проговорила с затаенным придыханием: — Вот так, миленькая, поднимаются на свой Олимп великие. Кажется, у Белинского сказано: «Гений достигает вершины славы одним орлиным взмахом крыла. Посредственность туда заползает ужом». Жизнь Кораблинова складывалась по первой формуле — формуле орлиных взлетов.

— На словах звучит красиво, образно… А в жизни все это гораздо сложнее, — сказал Владимир. — И мучительнее.