Прибытие Зульфикара и обрадовало и в то же время насторожило его. Конечно, хорошо, что рядом с тобой теперь находился славный и работящий юноша, который так интересно рассказывает о своей родной Бухаре и может стать верным другом, но не надо забывать, что Зульфикар очень хорош собою — высокий и стройный, да к тому же догадливый и смышленый — ведь выдержал же он с честью испытание, которое устроил ему зодчий, чем расположил к себе не только самого Наджмеддина Бухари, но и всех его домочадцев. Не то что бы ревность, а какое-то смутное, тревожное чувство пробуждалось порой в душе Заврака.

В первые дни Бадия вообще не обращала внимания на нового отцовского ученика, да и старалась не выходить из внутреннего двора во внешний, где жили ученики. Казалось, будто никто из них вообще ее не интересует. Лишь порою она звала Заврака и поручала ему кое-какие домашние дела, а обрадованный Заврак, словно получив приказание учителя, неизменно отвечал: «Будет исполнено, моя госпожа» — и действительно со всех ног мчался исполнять просьбу Бадии. А Бадия, словно бы и не замечая остальных юношей, величаво шествовала во внутренний двор. На самом-то деле она хорошо знала всех учеников отца — недаром она была единственной дочерью зодчего Наджмеддина Бухари — одного из известнейших людей Герата. Эта смышленая, неприступная и гордая девушка знала и то, что очень красива, но ведь великие и мудрые люди скромны, невзыскательны и добросердечны, и в этом их главное украшение. Вот младшая дочь государя Гульгун Ако во всем Хорасане славится своей необыкновенной красотой, но красота — это еще не все. А дочь зодчего нарекли Бадия, что означает прекрасная, совершенная. И нарекли потому, что как раз в тот день, когда она появилась на свет, мавляна Лутфи, которого сам великий Алишер назвал «властелином поэтического слова» или «шахом красноречия», глядя на медресе, которое возводил Наджмеддин Бухари, промолвил: «…И величественно и прекрасно».

Семья устада Кавама поднесла Масуме-бека по случаю рождения дочери нитку жемчуга. И когда Бадия подросла, она часто надевала на шею этот драгоценный жемчуг. И при всей любви ее к украшениям красота ее сочеталась со скромностью и послушанием.

Порою Заврак Нишапура рассказывал ей смешные истории, и она от души хохотала, но вдруг лицо ее омрачала тень печали. И в минуту беззаветного веселья она вдруг вспоминала, что ее участь уже решена, что ей предстоит выйти замуж за Худододбека, вечно слонявшегося где-то поблизости. Что бы то ни было, она будет женой этого молодого человека со статью воина.

Устад Кавам, этот «властелин зодчих», и Наджмеддин Бухари лелеяли мечту породниться между собой. Бадие было известно, что устад Кавам сватает ее за своего сына.

Высокий, стройный, прекрасный наездник Худододбек, рассчитывавший стать военачальником в войсках его величества, загорелся было желанием жениться на дочери визиря Шуджи Аргуна и просил мать заслать в дом Аргуна сватов. Но устад Кавам, проведав, что Шуджи Аргун собирается стать сватом другого визиря, мудро решил: «Ровня с ровней. Мы породнимся с Наджмеддином Бухари. Они, в сущности, тоже мавераннахрские, из племени мангит».

Худододбек не возражал, ему нравилась Бадия.

Порою, принарядившись и нацепив исфаханский кинжал на золотой пояс, он появлялся на строительстве и заводил беседу о том, что происходило в мире. Но больше всего он любил распространяться о высокой государственной политике: например, сообщал, что Муҳаммад-мирза зарится на Хорасан, что он спит и во сне видит свои походы на Самарканд, а затем на Балх, а Шахрух подумывает о походе на Мангит. Иногда он так увлекался разговором и так откровенно хвастал своей осведомленностью в делах государства, что не замечал, как отец, искоса поглядывая на сына, хмурится, кусает губы. И наконец, улучив подходящую минуту, устад Кавам выговаривал юноше, что не следует так распускать язык, особенно когда речь идет о; государственной тайне, дескать, разные есть на свете люди.

— Ты и мне-то не говори об этом, — такими словами заканчивал свою отповедь устад Кавам, — ведь и стены имеют уши. Попридержи язык.

И напомнил сыну историю Хусаина Дамагани, который за одно неосторожное слово лишился головы.

Худододбек поступил в медресе, но, проучившись ровно два месяца, сбежал оттуда. И отец и мать оправдывали сына: не будет ученым, так будет воином.

И впрямь Худододбек не проявил никаких способностей ни к математике, ни к другим наукам. Все его помыслы занимало другое: пиры, верховая езда, фехтование на саблях.

— Красавицы любят смелых, а не маменькиных сынков, — говаривал он. — Если ты родился мужчиной, то и будь мужчиной — дерзким, смелым. Выживает сильный, а побежденный, проигравший в борьбе, погибает. Мир прекрасен лишь для сильного.

Правда всегда на стороне сильного. Науки всегда служили, служат и будут служить сильным. Красота, развлечения, слава — все для сильных. Слабый вечно зависим и должен служить сильному. Такова была его жизненная мудрость.

Слушая эти речи, Заврак Нишапури лишь улыбался. Потом и Зульфикар Шаши тоже понял, что спорить с Худододбеком бесполезно. Л поначалу он затеял было спор с сыном устада, но Заврак незаметно сделал ему знак, призывая «спуститься на землю».

— Держите себя в руках, друг Шаши, — сказал Заврак, когда они остались одни, — все равно его вы не переубедите, такова уж его философия. И не только его, но и военачальников и солдафонов. Да и государь наш придерживается, полагаю, такого же мнения, — так зачем же спорить и доказывать?

Но Зульфикар горячился:

— Нет, вы слыхали, что говорит этот глупец? Наука должна служить власть имущему! Значит мудрец должен служить глупцу?

Заврак рассмеялся:

— Иногда бывает и так. Друг мой, я прошу вас лишь об одном: не горячитесь вы и не вступайте в спор с Худододбеком, ну сдержитесь, что ли, пересильте себя. Наш устад любит его, и вообще… Худододбек будет его зятем.

Пораженный этой вестью, Зульфикар умолк. С этого дня он старался даже не глядеть на дочь своего устада, не слушать ее шутливые и озорные словечки, а уж отвечать ей почитал за великий грех. Да и о чем нм говорить? Ведь зодчий Наджмеддин Бухари и устад Кавам — знатные люди Герата, его опора, а Зульфикар и Заврак обязаны помнить, что они только ученики, и у них одна цель — набираться знаний, научиться ремеслу. Для того они и приехали сюда. Эта мысль угнетала, более того, печалила Зульфикара. С первой же встречи, с первого же взгляда Бадия как полновластная хозяйка вошла в его сердце.

Приглядывался Зульфикар и к сыну зодчего Низамеддину. Между Низамеддином и Худододбеком существовало несомненное сходство: один — настоящий сарбаз — воин, второй, хотя и не служил в войсках государя, был страстным любителем военной премудрости и безукоризненно владел саблей. И Низамеддин и Худододбек считали себя личностями незаурядными, а к ученикам своих отцов относились как к людям второстепенным, не способным на «великие подвиги». Наши «зубрилки» слишком миролюбивы и неповоротливы, считали они. Вот эти-то общие взгляды на жизнь и делали их похожими друг на друга. Но почему-то они встречались довольно редко и, по-видимому, не дружили. У Низамеддина были совсем иные приятели. Много времени проводил он в Баг-и-Джахан-аро («Саду, украшающем мир») и в районе кандагарского базара.

Но больше всего поражало Зульфикара равнодушие Низамеддина к ремеслу отца. Как может сын не воспользоваться такой редкой удачей — учиться у собственного отца? Низамеддин похож на человека, умирающего от жажды на берегу реки, думал Зульфикар. Неужто нет у него желания испить хоть каплю из этого чудесного источника? Солнечные лучи равно озаряют и обогревают землю, но, на нашу беду, бок о бок вырастают прекрасный цветок и горькая полынь.

Вскоре Бадия заметила, что новый ученик отца не обращает на нее никакого внимания. Однажды она вышла в наружный двор, где находились комнаты учеников, и встала на пути возвращавшегося с работы Зульфикара. Она оглядела его с головы до ног. Внезапное появление прелестной девушки, которая обычно не обращала внимания на живущих в доме учеников, поразило Зульфикара. «Очевидно, юная госпожа желает поручить мне какое-то дело», — подумалось ему. Он смущенно поклонился ей и густо покраснел. Потом, увидев, что поблизости никого нет, обратился к ней: