— Нет… Спасибо… Я уже пойду, — косясь на Таню, хмуро роняет Ленька.

Вера Михайловна удерживает мальчика.

— Ты скоренько напейся и иди, иди. Мать небось тревожится?

Ленька мог бы сказать, что матери дома нет: всю эту неделю она работает в вечернюю смену и придет с завода только в двенадцать часов ночи. А сестра, «сонная тетеря», чуть стемнеет, спать ложится. Нет, его никто не ждет… А уходит он из-за этой «первоклашки», посмевшей так дразниться.

— Что ты задумался? Пей, пожалуйста, — мягко напоминает старушка.

Ленька большими глотками опустошает чашку, желая как можно скорее отвязаться от пристального взгляда больших и, как ему кажется, насмешливых глаз первоклассницы.

Но, как гласит восточное изречение: истинно могуч тот, кто побеждает самого себя, несмотря на всю остроту обиды. Ленька конфету отдал первокласснице.

Когда же он ушел, старушка вдруг спохватилась:

— Что же это я?.. Как же это я про Кирова у него ничего не расспросила?! А все из-за тебя, Таня, — упрекнула бабушка, — заморочила ты мне голову этим Плюшкиным.

По дороге домой Ленька мысленно представляет себе, как он утром придет в школу. Конечно, на этот раз он не опоздает, а постарается быть в классе самым первым. Сторожиха школы тетя Катя, увидев его, улыбнется и скажет: «Знаю, знаю, изобретатель за тебя заступился. Он сказал, что ты больше пуговицы отрывать не будешь… Он даже обещал Василию Васильевичу взять тебя к себе учиться, и ты станешь знаменитым изобретателем…» А в классе, когда соберутся ребята (а это уже непременно!), все будут с завистью смотреть на Леньку. Еще бы! Ведь он знаком с заправдашним изобретателем. Светлана, чего доброго, еще скажет: «Ты, Скобелев, много пропустил, так вот, можешь у меня списать задачи. Ты не бойся, я никому не скажу». Как бы не так! Ленька даже не взглянет на тетрадь. Теперь он будет сам решать задачи не хуже Светланы. Учительница Клавдия Романовна войдет в класс, увидит Леньку, ласково улыбнется ему: мол, и она уже все знает, что Ленька знаком с изобретателем. Но вдруг его обожгла мысль: «А что, если изобретатель забудет позвонить Василию Васильевичу?» Встревоженный этим, Ленька почему-то бросился бежать и со всего разгона налетел на тучного мужчину в драповом пальто.

— Ошалел, что ли?! — обругал Леньку прохожий. — Надо смотреть, куда бежать.

В другой раз Ленька непременно огрызнулся бы. Только сейчас ему было не до этого. Ленька даже не остановился, а быстро вошел в подъезд и, перепрыгивая через ступеньку, очутился у дверей своей квартиры. От волнения он никак не мог отыскать в кармане ключ. И лишь когда рассерженно сорвал шапку с головы, вывернул в нее содержимое карманов, с трудом нашел ключ и отомкнул дверь.

Раздевая пальто, Ленька ясно представил себе строгое, мужественное, но вместе с тем доброе лицо изобретателя. Особенно запомнились его веселые, острые глаза, перед которыми Ленька, не таясь, сразу выложил всю правду. «И чего бы он выспрашивал! Чего бы тогда записывал в книжку? — подбадривал себя мальчик. — Нет, он не подведет, он позвонит Василию Васильевичу!» — окончательно рассеял свои опасения Ленька.

Обычно с жадностью набрасывался он на ужин, заботливо приготовленный матерью и оставленный на кухне. Сейчас же о еде даже не вспомнил, а решительно прошел в свою комнату и принялся за уроки.

Учебники разыскивать не пришлось. Они уже много дней лежали в сумке, которую Ленька только для вида брал с собой по утрам, будто направляясь в школу. На самом деле он уходил на каток, где поджидал, когда Федька вернется из школы. Встретив приятеля, они вдвоем бежали к детскому кинотеатру, вооруженные пуговицеотрывалками.

Ничего этого не подозревая, мать Леньки, обманутая образцовым порядком в Ленькиной сумке, даже хвалила сына.

— Давно бы так, Ленечка. А то ведь просто страшно было глядеть, как ты с учебниками обращался. Точно они враги тебе, а не помощники-друзья.

Что правда, то правда. По утрам Ленька, особенно когда не было дома отца, вскакивал с постели за час до начала занятий, а случалось и позже; вещи его были разбросаны по всей квартире, своих учебников он почти никогда не мог сам найти. Суетясь, он раздраженно кричал: «Мама, куда девался мой задачник?» или: «Мама, где мое «Чтение»? (так Ленька называл учебник «Родная речь»).

Единственное место в комнате, где царил настоящий порядок, был стол у окна. Здесь Ленька занимался своим любимым делом — сборкой и разборкой разных механизмов. Посредине стола лежал предмет, над разгадкой устройства механизма которого Ленька немало «думал и мудрил». Это был небольшой продолговатый замок из цветного металла. Открывался он не ключом, как обычные замки, а набором цифр, насеченных на замке и вращающихся вокруг его оси. Замок этот Ленька выменял у Федьки на свою первую, еще не усовершенствованную пуговицеотрывалку. Справа от замка в банке из-под консервов утопал в керосине второй, но уже большой висячий замок. Прежде чем его чинить, Ленька решил таким образом снять с него ржавчину. Около банки лежал в разобранном виде еще какой-то внутренний замок, а по соседству с ним — три напильника разных размеров и маленькие ручные тиски. Всю левую часть стола занимали разобранные стенные часы, отданные Леньке на ремонт одной из соседок. Под столом в ящике хранились зубила, молоток, плоскогубцы, отвертка, куски проволоки, электрические выключатели, штепсели, перегоревшие предохранительные пробки и разный металлический хлам, собранный Ленькой всюду. И все это было сложено с тщательной аккуратностью.

Ленька уже несколько раз повторил таблицу умножения и стал учить наизусть басню Крылова, которую надо было знать еще десять дней тому назад. Но сердце не камень, и Ленька, не утерпев, разрешил себе на минуту взглянуть на механизмы. Он подошел к столу, взял в руки загадочный замок. Как ни вертел он цифры, замок не открывался. И каждая неудачная попытка злила Леньку, подзадоривала во что бы то ни стало разгадать секрет этого загадочного механизма.

Незаметно для себя Ленька так углубился в это занятие, что если бы не звонок будильника, который случайно был настроен на десять вечера, он так и не узнал бы, который час.

А басню надо было учить. И Ленька поспешно сел за стол над раскрытой книгой. Но, пробежав глазами несколько строк, поймал себя на том, что опять думает о замке, а из прочитанного ничего не запомнил.

Ленька с упорством принялся читать вслух, но теперь буквы словно наползали друг на друга, строчки сливались. Он потер покрасневшие веки тыльной стороной ладони и упрямо твердил:

«Усни, усни», — казалось, шептал ему сон.

«Надо выучить басню… Я завтра иду в школу», — не сдавался Ленька. Он встал, пошел на кухню, открыл кран водопровода и подставил голову под холодную струю воды.

Достаточно было Леньке секунду подержать голову под холодной водой, чтобы сон удрал без оглядки.

Ровно в половине одиннадцатого Ленька знал басню назубок. Теперь он мечтал, как завтра, не дожидаясь, когда его вызовет Клавдия Романовна, на удивление всем ребятам, он сам поднимет руку и расскажет эту басню громко и внятно…

Размечтавшись, Ленька не заметил, как уснул, уронив голову на книгу.

И Леньке приснилось, будто идет он с мамой в порт встречать отца, возвратившегося из экспедиции. И будто это не в Ленинграде, а там, в Крыму, на берегу Черного моря, где Ленька отдыхал в детском санатории прошлым летом. Мать держит Леньку за руку, словно он маленький. Она боится, чтобы Ленька не сорвался вниз с каменистого обрыва. А его так и тянет к самому краю обрыва посмотреть, как внизу волны со страшной силой ударяют о берег и высоко подбрасывают брызги…

И вот уже Ленька видит отца, который стоит на палубе, — с лицом, опаленным солнцем и морским ветром. Сняв панамку, отец, как всегда, приветливо машет ею. В руке у отца — небольшой фанерный ящик. «Молодец, знаю, ты теперь учишься у изобретателя, — хвалит Леньку довольный отец, — вот, получай подарок — тиски…»