— Вы хотите, чтобы сын ваш бережно относился к деньгам, — говорила Полина Антоновна. — Вполне естественное и очень хорошее стремление. Это куда лучше, чем воспитывать барское мотовство и расточительность. Но делать это можно по-разному. Можно дрожать над каждой копейкой и ставить сына в обидное положение подотчетного слуги, которому нельзя доверять. А можно и самый контроль, который, конечно, необходим, организовать по-другому, без обиды. К хорошему вести нужно тоже умело, Надежда Ивановна! Ведь сына можно поставить в положение равноправного члена семьи, помощника, почти хозяина. Он уже не мальчик, он юноша. Почему бы вам не поговорить с ним в таком примерно духе: «Вот, сынок! Ты теперь вырос, хозяином становишься. А я слабею, я устала, мне трудно одной все соображать и рассчитывать. Давай-ка сядем рядком да поговорим ладком. Вот я получила зарплату. Как мы ее будем расходовать? Что нам нужно купить? На что нам нужно поднакопить?» И вы думаете, он не будет вместе с вами по-хозяйски дрожать над каждой копейкой? Или возьмем домашние работы. Можно сделать из сына мальчика на побегушках, а можно выделить ему постоянные обязанности, выполнение которых он будет переживать как долг. Вам нужно, Надежда Ивановна, менять всю ситуацию в семье, пересмотреть всю жизненную позицию вашего сына и свою собственную позицию в отношении к нему!..

И вот, поговорив так, Полина Антоновна рассказала встревоженной Надежде Ивановне и о том, что случилось с Васей. Они вместе подумали и вместе решили, что сделать, чтобы помочь ему.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Среди многочисленных родных Полины Антоновны у каждого была своя жизнь и своя судьба, и о каждом у нее болело сердце. Особенную заботу вызывали вдовы, оставшиеся после войны с ребятами, которых нужно было растить и воспитывать. Они с мужем помогали им материально, а в трудные минуты старались поддержать, подбодрить. А трудные минуты бывали у каждой: у одной не ладится с дочкой, другая за работой забросила своих детей, а у третьей вчера вечером сына отвезли в больницу. Его надо было навестить. С утра Полина Антоновна была занята по хозяйству, готовилась к урокам на следующую неделю, а на столе лежала куча контрольных работ по двум классам, и только вечером, если успеет все это сделать, думали с мужем пойти в кино. Так понедельник, хотя у Полины Антоновны не было в школе уроков, оказался для нее крайне загруженным днем.

Когда она переоделась и собралась было идти в больницу, раздался звонок. Открыв дверь, она, к своему удивлению, увидела Бориса. Ее охватило смутное беспокойство, и она тут же, в дверях, с тревогой спросила:

— Что случилось?

— Разрешите войти? — не отвечая на вопрос, сказал Борис.

— Конечно, конечно! — ответила Полина Антоновна, еще более обеспокоенная его видом, его тоном, сдержанным и в то же время что-то таящим в себе.

— Вы меня простите… Вы, кажется, собрались уходить, — сказал Борис, входя в комнату и заметив на столе приготовленную шляпку.

— Ничего, ничего! В чем дело?

— Видите ли… Не знаю, как это вам сказать, но нам стало известно, что в субботу вечером была пирушка.

— Какая пирушка? У кого?

— У Сухоручко. Принимали участие в ней несколько наших ребят и несколько девочек.

— Тоже из наших?

— Из наших, — подтвердил Борис.

— Кто?

— Сухоручко, Саша Прудкин, Томызин, Косолапов и Рубин.

— И Рубин?

— Да, и Рубин.

— А что за вечеринка?

Борис неопределенно повел плечами, не то не умея, не то не решаясь ответить на этот вопрос.

— До вас мы это дело разбирать не стали, но… — сказал он наконец. — Одним словом, бюро решило известить вас. Направили меня.

Полина Антоновна помолчала, что-то обдумывая. Борис, снова взглянув на шляпку, сказал:

— Простите! Вам нужно уходить.

— Нет, я уж никуда не пойду! — ответила Полина Антоновна. — И вы подождите. Впрочем, нет! У Прудкина, кажется, нет телефона? Сходите за ним!

Борис ушел, а Полина Антоновна позвонила одной своей сестре, потом другой, уговаривая кого-либо из них сходить в больницу, так как у нее срочное дело.

— У тебя вечно дела! — услышала она в трубку недовольный голос.

— Да, дела! А что? Разве это плохо? А у тебя какие дела? Котлеты не поджарены?.. Стирка? Ну, завтра постираешь, а мальчика навестить нужно. Ну, решайте, кто из вас пойдет! Мне некогда!…

Покончив с этим делом, Полина Антоновна позвонила Рубину.

— Лева? Вы можете зайти ко мне?

— Зачем, Полина Антоновна?

— Нужно! И, пожалуйста, теперь же.

Затем Полина Антоновна позвонила Сухоручко. Эдика не было дома, подошла его мать.

— Лариса Павловна? — как можно любезнее спросила Полина Антоновна. — Здравствуйте! А мне ваш сын нужен.

— Эдика нет! — ответил голос в трубке. — Он в школе.

— Как в школе? — Полина Антоновна глянула на часы. — Уроки уже давно кончились.

— Ну, вы же знаете, там бывают разные кружки, собрания, заседания.

— Кружки бывают вечером, — ответила Полина Антоновна. — Да к тому же Эдуард, кажется, ни в каких кружках не участвует. Никаких собраний и заседаний сегодня тоже нет. Так что он должен вообще быть дома.

— Ну, придет! Может быть, куда зашел.

— Куда?

— Не знаю. Может быть, к товарищу зашел, может, еще куда.

— То есть как «еще куда»? А куда он еще может зайти?

— Полина Антоновна! Ну, как я могу знать, куда он может зайти? Он, можно сказать, взрослый молодой человек…

— Простите, он прежде всего ученик! — перебила Полина Антоновна обиженный голос в трубке. — Мы сколько раз об этом с вами говорили, Лариса Павловна! Нужно же в конце концов помогать школе!

— Полина Антоновна! Я, правда, не знаю, что вы от меня хотите!

— Чтобы вы руководили сыном, а не зачисляли его прежде времени во взрослые. Вот чего я от вас хочу! Только этого!.. И чтобы вы следили за ним! А как же? Чем он, например, был занят вчера?

— Вчера?.. Подождите… Вчера он, по-моему, занимался, делал уроки. Вечером ходил в театр.

— С кем? С вами?

— Нет. Зачем? С одной девушкой. Она наша знакомая. Тут нет ничего особенного!

— Ну, хорошо!.. А третьего дня, в субботу?

— В субботу у него были товарищи.

— Какие товарищи?

— Ну, товарищи по школе… Вы, право, разговариваете, как следователь!

— А знаете, и матери иногда не мешало бы выступать в роли следователя! — отпарировала Полина Антоновна. — Так вот, я хочу уточнить: что за товарищи были у Эдуарда в субботу? Вы их видели?

— Нет. Мы с мужем были в гостях.

— Ах, вот как?! Вы, значит, ушли в гости, предоставив квартиру сыну, и он…

— Что? Что он? Что вы меня запугиваете!

— Я не запугиваю вас, Лариса Павловна! Но я должна сказать вам, что бесконтрольное воспитание приводит к самым тяжелым последствиям.

— Ах, ну что вы говорите! Вы меня просто обижаете! — посыпалось из телефонной трубки. — Вы всегда были несправедливы к моему мальчику, вы всегда наговаривали на него, а теперь начинаете подозревать бог знает в чем!

— Ну хорошо, Лариса Павловна! — закончила Полина-Антоновна. — Я только попрошу вас: когда придет Эдуард, пусть он заглянет ко мне. Пожалуйста! Всего доброго!..

Не успела Полина Антоновна положить трубку, как раздался звонок — пришел Рубин.

Рубин не знал и не мог догадаться, зачем его вызвала Полина Антоновна, но в то же время в том, что она пригласила его зайти, он почувствовал что-то необычное и насторожился. Эта настороженность усилилась в нем, когда он увидел Полину Антоновну — выражение ее лица, взгляд. Он выдержал этот взгляд. Его глаза смотрели на нее так же напряженно, как и всегда, только сейчас в них была какая-то неуверенность — не то вопрос, не то боязнь чего-то.

— Ну, рассказывайте все по порядку!

— О чем, Полина Антоновна?

— Вы не знаете, о чем?

Горячими, гневными глазами она прямо смотрела на него. Она видела, как он растерянно, совсем как Вася Трошкин, начинает теребить шапку, опускает глаза. Потом он снова поднимает их на Полину Антоновну, явно колеблется, что-то взвешивая в душе, и наконец говорит: