— А ученье не дело? — спросил Борис.
— Дело, да не то!.. А в жизни-то всяко придется. Метите вы, кто на какую специальность, и больше, я думаю, на высокие полеты крылья налаживаете. Только все это еще на воде вилами писано, а как жизнь повернется на практике — никто в точности не знает. Может, к примеру, вроде меня в литейной работать придется и с жеребейкой дело иметь.
— С какой жеребейкой? — спросил Борис.
— Ну вот! Отец всю жизнь с жеребейкой не расставался, а сын и не знает.
— А ты скажи.
— Скажи, скажи… Все равно не поймешь. Это на практике видеть нужно. Приходите к нам на завод — покажу.
— А можно? — встрепенулся Борис. — Папка, в самом деле! Мы всем классом придем. Можно?
— А почему нельзя? Поговорю! Вот тогда и жеребейку увидишь.
После разрядки стало легче. Борис постарался действительно понять, что к чему, и снова, закрыв глаза, попробовал представить себе те процессы и замещения, о которых говорилось в книге, их динамику, последовательность, — одна формула вытекала из другой и запоминалась лучше.
Осталась география. Но — кто же учит географию? Однако теперь Борис решил учить и географию.
Ложась спать, он подумал:
«Ну вот, я работал. А как я работал? Учил и учил! А что из этого может пригодиться ребятам?»
Мысль о посещении завода очень понравилась Борису. Он ходил когда-то с отцом на завод, но это было, давно, несколько лет назад, и ничего от того посещения у него в голове не осталось. Теперь же Борис вообще все переживал по-новому и по-своему, и ему очень захотелось побывать с товарищами на заводе. Да и для комсомольской работы хорошо!..
Борис рассказал о предложении отца Полине Антоновне, она — Сергею Ильичу. Тот ухватился за эту возможность обеими руками: по физике проходилась в этом году теплота, и экскурсия в литейный цех была, конечно, интересным и полезным делом.
Только с осуществлением этого пришлось повременить: отец Бориса получил ответственное задание по отливке крупного и сложного насоса для земснаряда. Борис попробовал напомнить ему об экскурсии, но за отца вступилась мать:
— Что ты лезешь к нему со всякой чепухой?
— Какая это чепуха? Это не чепуха, мать, это нужное дело. Но — забыл! Завтра поговорю. Обязательно поговорю! — сказал отец. И снова забыл. С работой у него что-то не ладилось, домой он приходил сам не свой, и Борис больше надоедать ему не решался. И потому он очень обрадовался, когда отец пришел домой, наконец, веселый и довольный.
— Ну, все в порядке! — сказал он, садясь за стол.
— Договорился? — обрадовался Борис.
— Что «договорился»? — не понял сначала отец. — Ах, да!.. Насчет экскурсии?.. Это, брат, дело маленькое! А вот с отливкой у меня все теперь в порядке — это да! По этому случаю можно и рюмочку выпить!.. Такой отливки мне еще не приходилось давать, — добавил он. — Братеню моему, волгодонцу знаменитому, трудовой привет! Обязательно напишу ему!..
Этот «трудовой привет» был ответом на письмо, которое прислал дядя Петя с Волго-Дона. Писать он не любил и обычно ограничивался коротенькими записочками, а то и телеграммками, состоящими из одного слова: «Бодрствую!» Но на этот раз Петр Петрович расписался и на целых двух страницах дал полную картину всей своей жизни — рассказал, что живет он на квартире у донского казака на берегу будущего Цимлянского моря и что работает директором арматурного завода.
«Работа на первый взгляд не видная, но это только на первый взгляд, потому что отсюда все далеко видать и масштабы здесь такие, что если бы дядя Боря, положим, решил обойти всю стройку, как он собирался, это было бы похоже на путешествие клопа вокруг света».
Чтобы не откладывать дела в долгий ящик, Федор Петрович в тот же день написал ответ своему братеню и в ответе этом не забыл похвалиться, что «мы, мол, тоже не лыком шиты и тоже в общее дело свою каплю вкладываем».
А Борису он объяснил все, что касалось экскурсии — когда прийти, куда прийти и к кому обратиться.
Тогда возникли другие трудности и другие заботы: чтобы экскурсия состоялась и прошла хорошо, чтобы не пришлось краснеть за ребят перед учителем и перед заводом. Тем более что отнеслись ребята к экскурсии сначала совсем не так, как ожидал Борис. Одни ворчали, что и без того много работы и без того целыми днями приходится сидеть за книгой. Другие отшучивались: «Вот если бы на кондитерскую фабрику, тогда бы еще так-сяк! А то — в литейную!..»
Но все обошлось благополучно. Правда, не явился Сухоручко, не явились Рубин и Миша Косолапов, зато те, кто пришел, заинтересовались всем увиденным. Да и как было не заинтересоваться, когда перед тобой развертывается совершенно новый, неведомый до тех пор мир? Высокие, прокопченные своды, шум, звяканье, дробный стук, острый характерный запах, пыль. Она толстым слоем лежит под ногами и сотнями искр мерцает в световом столбе, падающем с остекленного потолка. Кругом — на тележках, на полу — навалены какие-то сложные громоздкие фигуры. Иногда их подхватывают краны, переворачивают или несут на другое место.
Сопровождал ребят молодой и явно увлеченный своим делом инженер. Еще во время войны, мальчишкой, он таскал здесь на носилках землю, потом грузил тяжелые корпуса мин и переправлял их в другой цех на обточку. Он заочно окончил институт, работал здесь же, в том же цехе, технологом, и готов был рассказать о своем сложном и таком непривлекательном на вид деле все, что знал. Он был уверен, что и ребята готовы с таким же увлечением слушать его рассказы, и потому говорил обо всем подробно и обстоятельно.
— В чем основа всей нашей техники, всего производства? — спрашивал он, зорко поглядывая то на одного, то на другого. — Машина! — отвечал он сам себе. — А литейное дело — основа машиностроения. Все начинается здесь, в литейной. Почти каждая деталь машины проходит сначала через наши руки! Потом ее точат, фрезеруют, шлифуют, проделывают множество самых различных операций, но основа основ — литье! А стоять у основы основ — это, по-моему, очень интересное дело, ребята! А?.. Как по-вашему?
Инженер обрисовал все этапы литейного производства: и подготовку земли для формовки, и самую формовку, заливку и обработку полученных деталей. Он вел ребят по цеху, показывая эти процессы, и вдруг обнаружил, что одного из них нет. Инженер скоро определил, кого именно: с самого начала он обратил внимание на серьезное лицо Игоря Воронова, на его заинтересованный взгляд, деловые вопросы. Он почувствовал, что этот суховатый на вид паренек пришел сюда не просто так, не просто поглазеть.
Сергей Ильич забеспокоился, но Дима Томызин сказал, что Игорь остался, кажется, около формовочной машины. Борис бросился туда, но около формовочной машины Игоря уже не было. Борис нашел его сидящим на корточках возле формовщика, сглаживающего форму какой-то отливки.
— Ты почему отстал? — накинулся на него Борис. — Что Сергей Ильич говорил?..
— Иду, иду! — недовольно проворчал Игорь, приподнимаясь.
— Ты же член бюро, а нарушаешь порядок! — продолжал Борис, но тоже остановился и тоже стал следить за тщательными движениями рабочего.
Форма была ровная, гладкая, но она чем-то не удовлетворяла рабочего, он ее приглаживал, пристукивал и снова приглаживал. В одном месте она дала небольшую трещинку, — рабочий загнал в песок деревянную шпильку вроде самой простой спички и опять стал сглаживать это место, пока оно не засеребрилось тусклым графитным блеском.
Когда Борис с Игорем подошли наконец ко всей группе, ребята стояли возле какой-то большой формы и инженер показывал им контуры будущей машины:
— Вот флянец!.. Вот еще флянец. Это подшипник, а здесь — лапы, на которых будет стоять насос.
— А что такое жеребейка? — вспомнил вдруг Борис свой разговор с отцом.
— Жеребейка? — переспросил инженер. — А почему это тебя интересует?
— Да так! — смущенно отвечал Борис.
— А вот теперь я тебе это на деле покажу! — послышался знакомый голос.