Механик получил в свое распоряжение тягач и отправился на нем опять во тьму, в поле, к машинам.
Батальонный комиссар с волнением, поминутно поглядывая на часы, ожидал возвращения механика и его товарищей. Кругом — и вдали и где-то совсем близко — раздавалась стрельба. Комиссар всматривался в темноту, прислушиваясь к каждому шороху, стараясь угадать, что происходит там, во тьме осенней ночи.
И вдруг темноту рассек свет — яркий, ослепительный свет ракеты. Батальонный комиссар увидел силуэты движущихся тягача и машины. Фашисты открыли по ним огонь — затрещали автоматы, пулеметы, потом послышались разрывы мин. Но машины продолжали двигаться. Они привезли весь груз — драгоценный груз для десяти залпов батареи. И люди были целы — все, кроме одного: механик с голубыми глазами уже не мог доложить о выполнении задания. Он неподвижно лежал на ящиках, цепко держась за них скрюченными пальцами, точно защищал их своим телом…
— А кто может сказать, что перед любым из вас не встанет такая же задача? — задал вопрос директор, рассказав об этом случае под Тулой. — Кто может предвидеть будущее? Каждый из вас может с глазу на глаз оказаться перед таким требованием жизни, когда все силы души человеческой проходят поверку: что ты есть, кто ты есть и что ты значишь? Это не означает, что каждый должен бросаться в огонь или закрывать грудью неприятельский пулемет. Но в любой обстановке — в жизни, в труде, в творчестве — от человека может потребоваться высшее напряжение всех его сил, высшее — до самозабвения. Это и есть подвиг! «В жизни всегда есть место подвигам», — говорил Горький. Мы это можем выразить иначе: каждый человек живет для подвига, должен быть готов к нему, и достоин жалости тот, кто не сможет подняться до подвига!
Полина Антоновна сидела здесь же, в зале, вместе с ребятами и тоже с интересом слушала директора. Она видела, что сначала Алексей Дмитриевич хотел говорить спокойно и обстоятельно и так и начал говорить — как заправский лектор, поставивший своей целью всесторонне разобрать вопрос, выяснить и доказать нужное ему. Но воспоминание о погибшем механике вдруг сильной и горячей струею ворвалось в обстоятельное изложение и сразу изменило его, — изменило тон, накал и то эмоциональное звучание, которое проступает из-за слов и обогащает их.
Это воспоминание взволновало его, заставило еще крепче связать свои педагогические намерения с голосом жизни, с ее болью и кровью, с усилиями и надеждами и со светлым, широким и мирным ее будущим. И ему захотелось, чтобы ощущение этого будущего вошло в души тех, от которых оно зависит, и тоже взволновало их. Ему захотелось, чтобы они почувствовали свою, именно каждый свою персональную ответственность за это будущее и готовность на любой подвиг во имя его.
Полина Антоновна перевела свой взгляд на ребят и увидела, что и они уловили за словами директора то живое и сильное биение человеческого сердца, которое нельзя слушать с холодной душою. Вот Борис, — он весь как бы тянется к директору. Вот Валя Баталин, — блестя глазами, он ловит каждое слово и, кажется, тут же непосредственно относит его к себе: что ты есть, кто ты есть и что ты значишь? И хотя директор говорил теперь спокойнее, горящие глаза ребят свидетельствовали о том, что их растревоженные души с такой же непосредственной искренностью продолжают ловить слова его о воле и выдержке.
— Но и то, и другое, и третье, — говорил директор, — любая черта характера освящается целью, направленностью человека. Нет характера ради характера! Нет воли ради самой воли! Мальчуган заметил, как мама поставила в шкаф конфеты. Он знает, что их брать нельзя. Но он выжидает, высматривает и выискивает возможности, он притворяется, делая вид, что никаких конфет ему не нужно. Но потом, улучив минуту, когда мать вышла, он запускает руку в шкаф. Есть у этого ребенка воля? Есть — и немалая! Другой ребенок остается один в комнате. На столе стоит ваза с конфетами, приготовленными для гостей. Ему очень хочется попробовать их, но он подавляет в себе это желание. Воля это? Воля и тоже немалая. Но у кого же из них воля выше, ценнее?.. Ясно у кого! Так и во всем. Все дело в позиции — во внутренней, в жизненной позиции, на которой стоит человек. Чем живет он? Чем руководствуется? К чему стремится? О чем мечтает? На что направляет свои усилия? Чего он хочет в жизни и чем сам собирается в ней, в этой жизни, стать? Это — центр личности, ее организующее ядро, ее стержень! Только в этом свете становится ясным характер, и воля, и выдержка — вся та совокупность моральных и психологических черт, которые определяют лицо нашего советского человека, целиком отдающего себя служению нашей великой и благородной цели!..
Летом Полина Антоновна ездила с мужем в Сочи — наслаждалась, как она говорила, морюшком. Муж любил только горы, был страстным путешественником и даже в эту поездку не вытерпел и с рюкзаком за плечами отправился в Красную Поляну, чтобы еще раз подняться на свои любимые Ачишхо или Аибгу. Полина же Антоновна любила море. Она как-то терялась перед застывшим величием гор, они рождали в ней мысли о ничтожестве человека, давили, угнетали ее. Море, наоборот, бодрило, — оно было для нее воплощением бесконечного движения и жизни, все равно — ласковое оно или гневное в своей неукротимой силе.
Полина Антоновна могла без конца сидеть на берегу, следить за переливами красок, теней, солнечных бликов, слушать шепот, вздохи волн или скрежет камней во время шторма — и вместе со всем этим жить и думать.
И первое время Полина Антоновна совершенно отдалась наслаждению морем, спокойной жизнью, ничегонеделанием. Лежала на пляже, болтала с женщинами, купалась, гуляла, ходила с мужем по концертам, ездила на озеро Рица с его холодной, зеленоватой водой, поднималась на гору Ахун, любовалась оттуда вечерним солнцем, голубыми туманами, расстилающимися по долинам, потом, позднее — луной, выплывающей из-за горных вершин. Хотелось ни о чем не думать, ничем не заниматься. И только по мере того, как подходил к концу отпуск, стали вспоминаться «воробышки», школа, стали возникать мысли о приближающемся новом учебном годе.
Полина Антоновна не терпела формальной, лишенной души работы, когда на всех собраниях и во всех беседах классного руководителя с его питомцами стоят одни и те же вопросы: «посещаемость, успеваемость, дисциплина». И через неделю опять: «посещаемость, успеваемость, дисциплина». А так как подобного рода руководитель обычно бывает недоволен и успеваемостью и дисциплиной, то и получается постоянное, надоедливое зудение, которое быстро перестает действовать — к нему привыкают.
Полина Антоновна, наоборот, всегда старалась придумать что-нибудь новое и интересное, что внесло бы разнообразие, новый смысл и содержание в жизнь класса, после чего можно поговорить и об успеваемости, и о дисциплине, и о чем угодно.
Правда, особенно интересного она на этот раз ничего не придумала. Содержанием своей работы с классом в предстоящем году она решила взять тему «Моральный облик советского молодого человека».
Мысли о школе становились все навязчивей и упорней, а вслед за ними всплывали и другие вопросы, требовавшие разрешения. Довольна ли она своим классом? Довольна ли она собой? Довольна ли результатами прошлого года?
Ребятами она была довольна: ребята как ребята, немного ленивые, немного шаловливые, одни — получше, другие — похуже, а в общем — неплохие ребята. Для нее они уже не были чужими, навязанными ей директором. Они стали ей близкими и дорогими. Ей нравилось своеобразие их умов и характеров, ей интересно было, кто и в каком направлении пойдет в своем, уже наметившемся развитии.
Полина Антоновна любила этот возраст — весеннюю пору человеческой жизни, пору наибольшей свежести и остроты впечатлений, пору неожиданностей и открытий, когда весь мир раскрывается перед человеком во всем своем многообразии, сложности и красоте. Все еще только начинается, все — впереди, но кажется, что уже так много пережито и перечувствовано, что ты все знаешь, все можешь и нет для тебя никаких преград! Пора становления характеров, моральных оценок и идеалов, вопросов, на которые необходимо отыскать ответы, пора дружбы и первой любви. Она, эта пора, никогда не повторится, а ее так мало иногда ценят! Старая песня: юность, не понимающая самое себя!