Проведать Полину Антоновну ребята собирались сразу же, как только ее положили в больницу. Но нахлынувшие события заставляли со дня на день откладывать это посещение, и в конце концов получилось так, что Полина Антоновна сама написала им письмо. Писала она неровным почерком, карандашом, на листочке бумаги, вырванном из тетради. Она спрашивала, как идут дела, как с успеваемостью, с дисциплиной, как готовится монтаж к выборам в местные советы и вообще что нового в классе.

Борис прочитал это письмо вслух всем ребятам, и ребята решили, что теперь Полину Антоновну обязательно нужно навестить и ответить ей.

— А как о девочках? Писать или нет?

— Зачем?.. — закричали все в один голос. — У нас коллектив! Зачем ее тревожить? Сами справимся!

Бориса это очень обрадовало: «У нас коллектив!» Конечно, была бы Полина Антоновна, вероятно, ничего бы этого не случилось, вероятно, и Сухоручко не осмелился бы сделать то, что сделал, а если бы и сделал, то Полина Антоновна придумала бы что-нибудь, и все пошло бы по-другому, а если и не по-другому, то ему, Борису, было бы все-таки легче. Но теперь он не думал об этом, — он знал, что вся ответственность лежит сейчас на нем и он обязан с честью вывести класс из создавшегося положения. А в то же время нужно было учить уроки и следить, чтобы и ребята учили уроки, чтобы не падала в классе успеваемость и дисциплина, укротить распустившегося опять Сухоручко.

Но что он мог сделать один, без ребят, без своих комсомольцев? И когда они сказали: «У нас коллектив», — это было так хорошо, что все проблемы, вставшие перед классом, показались Борису легко разрешимыми.

Впрочем, все проблемы сейчас сводились к одному — созвониться с Елизаветой Васильевной и добиться встречи с Ниной Хохловой. Но телефона Елизаветы Васильевны никто не знал, а дозвониться к Нине оказалось делом тоже нелегким.

Первый раз, когда прямо с заседания бюро Борис с Витей Уваровым пошли к телефону-автомату, они тоже долго торговались: кому звонить, кому говорить и что говорить.

Борис в конце концов позвонил. Ему отозвался женский голос не то знакомый, не то незнакомый — он определить не мог.

— Позовите, пожалуйста, Нину Хохлову, — сказал он в трубку.

В ответ в трубке что-то щелкнуло, и разговор прервался.

Борис переглянулся с Витей. Что это? Повесила Нина трубку, или их разъединили? А может, они и вообще не туда попали? Что же делать: звонить еще или не звонить?

Решили звонить. Но ни у того, ни у другого не нашлось больше пятнадцатикопеечной монеты, пришлось идти в магазин и менять деньги. Когда же Борис снова набрал нужный номер, ему ответил уже мужской голос. Нины, оказывается, не было дома.

Новый вопрос: так это или не так? Может, она просто не хочет подходить?

— Первый-то раз кто говорил? — допытывался Витя. — Что ж ты, так и не узнал?

— Так и не узнал. По телефону разве сразу узнаешь? Голос как будто ее, но какой-то сонный.

— Может, она спала?

— Возможно. А тогда почему второй раз не подошла?

На другой день Борис опять несколько раз звонил Нине — и все неудачно: то ее нет, то не может подойти. Дело ясное — Нина не хочет с ними разговаривать.

А на третий день кто-то принес в школу записку.

Записка официальная, без обращения и без подписи, но она вызвала новые мысли и предположения. Кто написал? Почему написал? Книги нужны? Зачем они, если монтаж срывается? Значит, хотят встречи! Нина не хочет, а девчата хотят! «Не подведите хотя бы в этом!»

«Нина стоит между нами!» — сделал вывод Борис.

В четыре часа он пошел к памятнику Гоголю и встретил там Лену Ершову и Люду Горову. Они старались держаться сухо, официально, но настроены были совсем не враждебно.

— Зачем вам нужны книги? — спросил Борис.

— Как зачем? Книги-то наши! Или вы их и отдавать не хотите?

— Я думал, вы монтаж одни думаете готовить.

— Нет. Ну что же мы одни-то будем делать?

— Видите? Значит, из-за ссоры и монтаж срывается. Выборы, политическая кампания, а мы…

— Не мы, а вы!

— Как мы? Порвали-то вы!

— А виноваты вы!

— А по-моему, кто порвал, тот и виноват!

— А по-нашему, кто вызвал это, тот виноват!

— Ну вот, давайте соберемся обоими классами и решим, кто виноват.

— Мы на это не уполномочены.

— А не уполномочены, так я вам и книжки не отдам. Книжки я Нине отдам, вашему комсомольскому секретарю. Хотите мириться — заставьте ее прийти завтра в это же время сюда, к памятнику Гоголю. До свидания!

Борьба так борьба! Борис поклонился и пошел.

А на Арбате он совершенно случайно встретил Таню Демину. В своей красной вязаной шапочке с белыми звездами она быстро шла, глядя себе под ноги, о чем-то задумавшись. Борис ее даже не сразу узнал и, только когда она прошла, окликнул ее:

— Таня!

Она оглянулась.

— Борис!..

Эти два возгласа, радостные, приветливые, вдруг как бы исчерпали разговор, и Борис не знал, что сказать и зачем вообще он ее окликнул.

— Куда идешь?

— В университет, на кружок, — ответила Таня.

— Интересно?

— Очень интересно!

— Ах, да! Таня! — вспомнил Борис. — Ты не можешь сказать мне телефон Елизаветы Васильевны?

— Елизаветы Васильевны? — спросила Таня. — Зачем?

— Нужно!.. Надеюсь, поможешь?

— Так и быть! Помогу!

Таня улыбнулась и, покопавшись у себя в записной книжке, назвала номер телефона.

— Не выдашь? — спросил Борис.

— Не выдам.

— А в чем у вас дело? А?

— Так тебе же разведка, вероятно, донесла? — снова улыбнулась Таня.

— Донесла… Но, я думаю, тут дело глубже, не только в одной неприятности с Майей. Это предлог!

— Предлог! — согласилась Таня.

— А причины?

— Ты что, тоже разведкой решил заняться?

— Нет, серьезно, Таня! Ну, чем девочки недовольны?

— Чем?.. — переспросила Таня, видимо раздумывая, говорить ей или не говорить. — Кто чем! Юля — одним обижена, Лена Ершова — другим, а все вместе — третьим.

— Чем?.. Ты и от меня хочешь что-то скрыть, как от Вали?

— Ну хорошо! Тебе скажу, — решилась Таня. — Кто-то пустил слух, что мальчики недовольны девочками, считают их пустыми, неглубокими и сами собираются рвать дружбу.

— Мы? — удивился Борис. — Кто это сказал?

— Не знаю. Кто-то из вас, мальчиков.

— А тебе кто сказал?

— Все говорили.

— И Нина?

— И Нина.

— А ты?.. Ты поверила?

— Я? — Таня пожала плечами. — А почему мне не поверить? Все может быть!

Странно, что такая серьезная девушка, как Таня, поверила глупой, бессмысленной сплетне. А распускала эти слухи, может быть, сама же «Нинон» — нарочно выдумывала и распускала.

Борис не знал — почему, но Таня каким-то образом выделялась для него из всех знакомых ему девочек. Он посмеялся бы и даже, вероятно, возмутился бы, если бы кто-нибудь сказал ему об этом, как возмутился когда-то грубыми намеками Сухоручко насчет Иры Векшиной из Гремячева. Борис просто верил Тане, ее прямому, открытому взгляду, ее искренности. Она все-таки не такая, как другие девочки. И то, что она дала номер телефона Елизаветы Васильевны, — хорошо! Теперь можно позвонить и сегодня же вечером обо всем договориться.

Но дозвониться к Елизавете Васильевне было очень трудно, и Борис потратил на это уйму времени — к телефону все время никто не подходил, и только часов в одиннадцать, когда он потерял почти всякую надежду, услышал в телефонной трубке голос учительницы.

— Говорят из десятого класса «В» школы мальчиков, — сказал он в трубку. — Говорит Борис Костров. Здравствуйте, Елизавета Васильевна!

— Борис Костров? — переспросила Елизавета Васильевна. — Ах, Костров!..

«Не то помнит, не то не помнит, — подумал Борис. — Ну, все равно!»

— От имени Полины Антоновны и от имени нашего класса я хотел бы поговорить с вами по поводу нашей ссоры с девочками. Вы знаете об этом?