Знал бы Бекмурад-бай, кто пожаловал к нему в гости, не сидел бы так спокойно! Знали бы родственники хозяина, кому они уступили место, они сразу же стали бы нащупывать ножи. Гость этот был Берды.

Как он решился так смело войти в дом своего заклятого врага? Понадеялся на слепую удачу? И да, и нет. Во-первых, в ряду Бекмурад-бая его почти никто не знал в лицо, за исключением самого хозяина, Но самое главное, Берды надеялся, что время и тюрьма изменили его неузнаваемо. И не напрасно надеялся, потому что Бекмурад-бай не узнал в нём похитителя невестки, не признал человека, который чуть было не отправил на тот свет Сапара и Сарбаз-бая. Отлежавшись после раны, полученной в стычке у дома Нурмамеда, Сарбаз-бай вообще перестал высовывать нос из своих песков. «Стреляйте там себе в полное удовольствие, — неизменно отвечал он на приглашения Бекмурад-бая, — а мне и с моими овцами хорошо, я хочу прожить до конца отмеренный мне аллахом срок».

— Откуда будете, добрый человек? — поинтересовался хозяин.

— Из Ахала я родом.

Ответил не подумавши, потому что упоминание об Ахале могло не вовремя насторожить Бекмурад-бая. Но тот не обратил внимания на оплошность Берды.

— Пусть будет удачливой ваша дорога, — традиционно пожелал он. — А куда путь держите?

— Я приехал… Иду в Шор-Тёпе.

— Родственники есть или по делам?

— Можно сказать, по делам.

— Важные дела?

— Сестра у меня в Шор-Тёпе. Давно не видел.

— Вы уже бывали в наших краях?

— Нет, — сказал спохватившийся Берды, — не бывал ни разу. Даже не знаю, где Шор-Тёпе находится. И дорогу туда не знаю.

— Дорога известная.

— Спрашивал сейчас у одного, говорит, что лучше утром идти. Я и решил заночевать в вашем селе.

— Правильно сделали, — одобрил Бекмурад-бай. — Ночь дана мусульманину для отдыха, день — для трудов. Переночуете у нас, а утром сами дорогу увидите.

— Вообще-то до Шор-Тёпе не так уж далеко, — вставил один из сидящих.

— Это так, — согласился второй, — но дороги между селениями путаные, в разные стороны сворачивают. Ночью трудно идти.

Продолжая разговор, Бекмурад-бай собирался уже поинтересоваться новостями в Ахале, когда снаружи послышался хриплый крик:

— Чошш!.. Чошш!.. Стой, тебе говорят, вислоухая скотина!.. Эй, хозяин!..

— Сухан Скупой, — сказал один из родственников Бекмурад-бая. — Не боится, жирный тарантул, по ночам ездить!

— Днём его солнце растопит! — засмеялся второй. — Он весь жиром истечёт. Макай в него лепёшку — и ешь,

— Вонючий жир в горло не полезет, стошнит… Чего его принесло?

— С Бекмурад-баем, видно, поздороваться хочет.

При имени Сухана Скупого, Берды моментально подобрался. Присутствие здесь главного виновника злоключений Узук не сулило ничего хорошего — он настолько хорошо знал Берды, что надеяться остаться незамеченным было бы слишком глупо. Как только он войдёт, думал Берды, нащупывая наган, первую пулю — Бекмурад-баю, вторую — ему.

Но Сухан Скупой, словно догадываясь, что ему угрожает, не входил и снова закричал:

— Хозяин!.. Бекмурад-бай, ахов!

— Придётся выйти, — усмехнулся Бекмурад-бай. — Иначе будет, как ишак, до полуночи вопить.

Он накинул на плечи халат и вышел. Оставшиеся прислушались.

Голоса со двора доносились глухо, но вполне внятно.

— Салам алейкум, уважаемый Бекмурад-бай! — хрипел Сухан Скупой.

— Алейкум салам, — отвечал хозяин. — Слезай с ишака, заходи в дом.

— Ай, норовистая скотина, убежит — потом не найдёшь.

— Привяжем, не убежит.

— Кто-нибудь отвязать может… Лучше здесь поговорим. Как тот голодранец, который в тюрьме сидит, не сдох ещё?

— Не знаю. Не интересовался.

— Хай, пусть сгинет всё человечество, если таких проклятых будет на свет производить! Я ведь того гадёныша во-от таким маленьким знал. Откуда бы догадаться, что он осквернителем закона станет? Я бы ему маленькому горло перервал.

— Ты, может быть, всё-таки зайдёшь в дом, Сухан-бай?

— Ай, ишак плохой, дорога длинная… В другой раз зайду.

А он не изменился, подумал Берды, напряжённо прислушиваясь к голосам за стеной. Как раньше ни к кому в гости не ходил, чтобы к себе приглашать не пришлось, так и теперь. Жадная тварь! Продал Узук Бекмурад-баю, сын шакала и черепахи! Как это я забыл про тебя, вонючий, вшивый хорёк? Тебе первому надо было проткнуть твоё толстое брюхо!..

А Сухан Скупой продолжал орать, словно разговаривал с глухим:

— Значит, говоришь, не подох ещё?

— Человек не знает, что его ждёт впереди, — сдержанно отвечал Бекмурад-бай, и по голосу его чувствовалось, что он уже тяготится разговором.

— Пусть отсидит свой срок, пусть вернётся в наши места! Пошлю опять подпаском…

— Что ему здесь делать? Не вернётся он.

Сухан Скупой хрипло засмеялся, закашлялся.

— Как не придёт! Я ему должен остался за работу. Не может человек не придти за своим добром… Да стой ты смирно, богопротивный ишак, сдохнуть бы тебе нехорошей смертью!

— В дорогу просится, — сказал Бекмурад-бай.

— Как бы не так! К сену ему захотелось, а не в дорогу. Каждую ночь, подлая скотина, отвязывается, целый стожок сена разворошил, а я это сено собирался весной дайханам подороже продать.

— Значит, плохое сено было, не стоит жалеть!.. Зайдёшь в дом?

— Хорошее… Не зайду…

— Ну, тогда пойдём, я тебя провожу немного, а то у нас собаки злые.

— Пойдём… Кх!.. Кх, подлая тварь! Пошёл, чтоб твою жизнь оводы забрали!.. Так вот, уважаемый Бекмурад-бай, пошлю я того парня снова подпаском в самые глухие места, а там…

Голоса отдалились, стали невнятными и замерли.

Гости посидели ещё немного.

— Мы слышали, что в Ахале не думают, много или мало пришло воды, — сказал один. — Там, говорят, ручей всё время течёт, никаких хошарных работ не надо.

— Да, арыки мы не чистим, — кивнул Берды, — но воды на поливы всё равно маловато.

Перекинулись ещё несколькими незначащими фразами. Хозяин не возвращался. Гости стали прощаться.

Пришёл работник Бекмурад-бая, видимо, получивший от хозяина распоряжение, постелил Берды постель. Берды лёг, прислушиваясь к шагам на дворе. Его привело сюда не желание посмотреть в лицо врага, он пришёл с тем, чтобы убить Бекмурад-бая, убить этой же ночью. Но усталость взяла своё, и он незаметно крепко уснул.

Рано утром, так и не увидев больше Бекмурад-бая, Берды ушёл. Аллах не захотел, чтобы правое дело свершилось в эту ночь. Что ж, можно подождать, всё равно ангел, ведущий счёт дням человека, отсчитывает последние шаги Бекмурад-бая по этой земле.

Можно подождать… Но куда пойти? Кто приютит одинокого человека? Может быть, Оразсолтан-эдже? Берды не хотел идти на пепелище своего недолгого счастья. Старуха, увидев его, расплачется, а у него нет сейчас слов утешения.

Можно завернуть к Огульнияз-эдже. Она всегда относилась к Берды по-матерински, угощала его чем-либо вкусным и даже сама сватала для него Узук. Бедная Узук! Сватали тебя за человека, просватали за горькую судьбу. Где ты теперь? Как живёшь, как несёшь на своих хрупких девичьих плечах тяжесть свалившихся на тебя невзгод? Чьи добрые руки утирают слёзы с твоих побледневших щёк, чьё участие баюкает твоё измученное сердце?..

Берды медленно шёл по дороге, занятый своими невесёлыми мыслями, когда его внимание отвлёк удивлённый возглас. Он очнулся от раздумий и увидел пожилую, круглую, как шар, женщину с лоснящимся, смуглым до черноты лицом. Он всмотрелся пристальнее и вздрогнул: это была та самая прислужница ишана Сеидахмеда, которая чуть было не выдала их с Узук ишану, но потом всё-таки помогла бежать. Сейчас она стояла в двух шагах от него, удивлённо раскрыв рот с жёлтыми, прокуренными зубами и пялила на него оловянные бляшки глаз.

Он прошёл мимо и тотчас услышал за своей спиной:

— Вий, одев кетени, не говори, что ты — из Ахала… Постой, йигит, постой, душа моя, я тебя знаю!

— Ну и знай на здоровье! — буркнул Берды, не останавливаясь. — Зато я тебя не знаю.