«А ведь кто-то же программировал эту штуку! — подумал я. — Собирал информацию, отбирал нужное, настраивал… Просто чтобы получилось хорошо. Мида никто не любил, но это не значит, что его не следовало уважать. Решили сделать ему, да и себе, такой вот подарок. Сделали. Повесили. А он… И уже никто не захотел прикасаться, иметь хоть какое-то отношение к бывшему заместителю директора. Решили: пусть ЭКСы снимают. Теперь это их забота».

Карьера у покойного профессора была довольно стандартной. Начиналось всё, как водится, с успехов на школьных олимпиадах. Мид был классическим «золотым мальчиком», одарённым и амбициозным. Быстро обогнал ровесников. Ещё в университете обратил на себя внимание научного сообщества. Многого достиг: и своя лаборатория была, и несколько крупных проектов, названных его именем. Последняя победа — окончательная расшифровка химического языка муравьиных. Она состоялась пятнадцать лет назад. Но поразило меня не это.

Если бы вдруг выяснилось, что Мид был знаком с Проф-Хоффом, я бы не удивился. Всё-таки они считались лидерами своих областей, хотя одному повезло больше, чем другому.

Если бы он пересекался с кем-нибудь из сертификационной комиссии, например с профессором Нандой, это было бы «символично», но не более того.

Даже если бы я увидел Главу Станции или Вильму Туччи в их студенческие годы… Но сделанное мною «открытие» было гораздо серьёзнее.

В 163 году, когда свежеиспечённому академику и ведущему специалисту в области инсектных суперорганизмов Просперо Миду было тридцать два, он участвовал в неком проекте, никак не обозначенном. Просто важное событие, маркированное соответствующим образом. Что примечательно, участвовал в качестве независимого консультанта — в его стандартной биографии этому событию уделили пару слов в длинном списке других консультаций, и при прочтении я никак не отметил этот рядовой, в общем-то, факт.

Мид даже не попал на официальные фотографии с этого мероприятия, но лица других я узнал, а сопоставив даты, легко сообразил, что это был за проект. Там разрабатывали информационную сеть нового типа — специально для 14-й модели андроидов Б-класса. Именно эта модель, после десяти лет испытаний, стала базовой. Никто и предположить не мог, что сеть будет уязвима для внедрения новых — античеловеческих — правил…

Громкий кашель директора Юсупова вырвал меня из оцепенения. Взглянув в последний раз на стенд, я постарался переключиться на свои основные обязанности. Получилось не сразу.

Мид и «бэшки». Странные совпадения, сначала в моих мыслях, теперь, как оказалось, и в реальности, требовали переоценить ситуацию. Мид мог знать о «бэшках» больше, чем остальные тильдийцы. Или даже больше, чем все остальные люди, ведь к 189-му году, ещё до «Кальвиса», двое из пяти основных разработчиков уже умерли. Остальные трое были убиты своими творениями во время бунта. Мид тогда жил на «Тильде» — станции с самым низким числом погибших.

Янтарный с белым

— Как это закончить? Что мне надо сделать? Что?!

Такого вопроса я не ожидал! Едва мы зашли в кабинет, Папа Сим закрыл за мной дверь, оперся об неё, отрезая выход, и тут же сдался. Ни споров, ни упорства, ни долгих подводок. Раз — и белый флаг.

Жаль, я не знал, что делать с этой капитуляцией — в голове громоздились варианты, как заставить его сделать это, и я ещё не успел толком подумать о том, что будет после победы. Впрочем, какая тут победа…

— Ну, что ещё вам рассказать? Я же уже всё объяснил! Я ничего больше не знаю!

Стоило мне заглянуть в его встревоженное раскрасневшееся лицо, покрытое каплями пота, как растаяли последние сомнения. Он не притворялся. Да он, пожалуй, и не умел — Папа Сим мог замыкаться, прятаться, бубнить один и тот же заученный рассказ, но по натуре он был полной противоположностью интриганам спамерам.

Когда давление со стороны окружающих превысило его возможности, он признал поражение и принялся молить о пощаде. Неожиданная слабость для человека его комплекции — если не знать, что всю свою жизнь он поступал точно так же. Свойственные ему терпение с упорством были применимы исключительно к растениям. Но не к людям. И СПМ во главе с хитроумной Туччи были прекрасно осведомлены об этом.

— Сколько это будет тянуться? Что вам от меня надо? Давайте, вешайте всё на меня, я вернусь в лабораторию, буду пробирки мыть… Но не надо так!

Я вспомнил, что Папа Сим когда-то носил янтарный с белой оторочкой — цвета институтов внутреннего производства. В неформальной статусной шкале «пробирочники» занимали самый низ, да и сами они всячески принижали свои заслуги. Но из всех служб эта была самая заметная, если судить по результатам. Цвета и покрой одежды, форма альтеров, рецепты блюд — всё проходило через их лаборатории. И первую половину своей карьеры камрад Юсупов провёл там, перебираясь из отдела в отдел и безропотно уступая в каждом межличностном конфликте.

А начинал он с терраформирования, хотя и там задержался ненадолго. Всё-таки его призванием было внутреннее производство, где он перепробовал все смежные профессии, от бактериолога до оператора мясного цеха. При этом никакими открытиями похвастаться не мог, и даже научная степень у него оставалась базовой, как у выпускника. Папа Сим не умел, да и не хотел перебегать дорогу другим, спорить, побеждать. Однако специалистом считался первоклассным. И хотя он был на пять лет старше своего покойного заместителя, в нём не чувствовалось той хронической усталости, которую, судя по записям, излучал Мид.

Папа Сим вообще не любил чувствовать себя усталым или раздражённым. Нынешнее состояние тяготило его намного сильнее, чем перспектива лишиться должности. Он хотел вернуть состояние душевного покоя. Не он один — все этого хотели.

— Почему именно я? Я объяснил уже, что ничего не знал… Он всегда был странным, но я же не знал, что… Я хотел ему помочь!

— Как? — быстро спросил я, воспользовавшись возможностью прервать поток причитаний. — Как именно вы ему помогли?

Папа Сим удивлённо заморгал.

— Ну, как же… Я же уже говорил… Помогал ему, когда он не справлялся. Разрешил ему брать вторые смены. Попросил профсоюз не трогать его. Он нуждался в поддержке! У него же никого не было, ни родных, ни друзей!

«Зато у него был ужасный характер. И ещё он убивал людей», — подумал я.

К сожалению, Туччи была категорически против того, чтобы дать Юсупову допуск к проблеме «А-М-112». Если бы Папа Сим узнал о других жертвах, он бы, конечно, начал помогать всерьёз. Но потом его можно было бы сразу причислить к пострадавшим. А за Мидом и без того числился длинный список загубленных жизней.

— Вы когда-нибудь нарушали трудовой кодекс? — спросил я. — По режиму? Помогали тем, кто хотел?

«Ты рехнулся?!» — зашипело из трансфера. — «Закрой эту тему! Закрой немедленно!!»

Не Туччи — кто-то другой. Инспектор Хёугэн? Но меня уже мало волновала правильность-неправильность вопросов, и психопрофиль директора Юсупова тоже остался далеко за бортом. Я нащупал что-то такое, что было важнее Восточного сектора и всей станции. И не было времени нянчиться с ранимым садоводом.

— Мид несколько раз бросал смену, — объяснил я, пристально глядя в недоумевающие глаза Папы Сима. — Но с его альтера шёл сигнал, что он на месте. Кто-то синхронизировал. Это давно было. Месяцев шесть назад.

— Я никогда не нарушал режим и никому не позволял, — заявил Папа Сим, и в его голосе впервые зазвучали суровые директорские нотки. — Может быть, ты этого не понимаешь в силу возраста. Но режим введён не для того, чтобы следить за всеми. Мы на станции. И это Сад!

Похоже, для него это была больная тема. Но не для меня.

— Я понимаю, что Сад, — усмехнулся я. — Любой младенец поймёт. Факт остаётся фактом: он отсутствовал на дежурстве, хотя его альтер сообщал обратное.

— Он действительно так поступил?! — директор всерьёз растревожился — даже дверной проход освободил. — Это серьёзно! Очень серьёзно! У нас первая степень риска — как у энергетиков! А кто-нибудь ещё об этом знает?! Если мой зам позволял себе такое… — и Папа Сим схватился за голову.