Самое главное: на станции не было посторонних людей. Все были своими. Даже прирождённые одиночки, вроде несчастных жертв Мида, могли легко найти своё место и занятие по вкусу. В конце концов, всегда оставался ТФ, где можно было реализовать стремление к «бунту против общества», если общество вдруг начинало казаться враждебным. Но большинство устраивало положение дел, а если хотелось что-то поменять, то предоставлялась возможность сделать это легально, через комитет, профсоюз или референдум.
Как верно отметил Хёугэн, я хотел «невозможного».
Преступления, с которыми мне приходилось иметь дело на «Тильде-1», выходили за рамки, обозначенные в условиях эксперимента. Даже научиться было не у кого! И если не считать Мида, который сам по себе был уникумом, все эти нарушения требовали весьма непростых условий. Первое из которых — исполнитель с запросами и проблемами, которых я просто не понимал.
Фьюр и его сторонники искали Правду, которую, по их мнению, скрывали взрослые. В противовес та правда, которая интересовала меня, лежала на виду. И над ней уже два года ломали головы лучшие специалисты по ИскИнам. Так что некого было пугать и не перед кем было выпендриваться — я знал, кто я, и что за мир вокруг.
Йохан Гейман, ради которого я залез в первый ФИЛД, испытывал страстное влечение — это область психиатрии, если, конечно, он захочет обратиться к докторам. А я вот никак не мог изобразить такие чувства — всё-таки три месяца в спецотделе скво даром не проходят! Никаких «преступлений на почве страсти», и дело не в потенциальном «вреде здоровью»: я обязан был распознавать такие проблемы в первую очередь у себя, а потом уже у других.
С Ядвигой Зив тоже всё понятно. Она полностью нейтрализована, а, учитывая характер наших отношений, ни о каком «сговоре» можно не помышлять. Найти ещё одну такую будет сложно — даже если искать на всех станциях. На «Тильде» второго такого «вундеркинда» точно нет. И даже те, кто подумывал о чём-то в этом роде (скажем, заняться в шутку сталкерством или ложно обвинить — и посмотреть, что будет), ещё год остерегутся высовываться.
Симон Юсупов говорил о нарушении режима дежурств. Для директора биофабрики это было тяжелое преступление. Пожалуй, я мог бы помочь какому-нибудь новичку в сокрытии отгула. Но даже если отложить в сторону вопрос мотива — зачем мне это делать для кого-то — остаётся сложность с вычислением прогульщика. Вряд ли ко мне обратятся с подобным предложением. Мало того, что я в Администрации, так ещё на испытательном сроке: однозначно не захочу рисковать местом!
Мотив. У меня не было мотива!
Это как сочетать несочетаемое.
В докосмическую с этим было намного проще! Я читал, что большинству населения Земли жизни было настолько трудно, что экономический мотив ежеминутно «висел в воздухе». Тогда была проблема не допустить всплеска преступности, и мало кто удивлялся, когда преступления всё же происходили. Иногда они были единственно возможным способом выжить!
Условия 191-го года Космической эры были выстроены с расчётом на спокойную гармоничную жизнь, лишённую насилия и враждебности. И я вырос этих условиях. Я был создан с расчётом на них.
Трудно совершить что-то плохое, если желаешь окружающим только добра.
Ещё труднее, если тебе желают того же.
Так, может быть, отсюда и исходить? Есть же целая категория преступлений, которые связаны с принятием ложных решений, когда хочешь сделать полезное людям, но в результате поступаешь наоборот!
Инспектор Хёугэн упоминал подобные нарушения, и справедливо заметил, что для них нужна выборная должность. Надо быть руководителем, судьёй или посредником, чтобы оказать «медвежью» услугу. Смысл в том, чтобы в работу, которая требует личных решений, допустить личное мнение и чувства, будь то любовь, или неприязнь, или ложная уверенность, что «знаешь, как лучше». Власть не сочетается с отношениями во всех смыслах этого слова.
У меня тоже была власть, но не та, что у Квартеров и директоров. У меня был полный доступ к Информаторию. Первый ФИЛД, как у логоса. Я мог узнать всё обо всех, если бы захотел!
Инспектор об этом не подозревал. Никто не знал, кроме камрада Кетаки и, может быть, некоторых докторов из Соцмониторинга. А ведь кроме криминальных законов, гражданского устава и профессионального кодекса есть ещё Фикс-Инфо — отдельная группа правил, связанная с информацией. Что и кому можно и нельзя, кому и когда давать допуск и так далее. Это больше, чем закон, вспомнить проблему «А-М-112», когда именно Фикс-Инфо мешал воспользоваться «глазами» камиллов и логосов для поимки маньяка!
С полным доступом я мог осчастливить, кого захочу.
Значит, надо выбрать самый тяжёлый вариант нарушения — Правду, за которую меня вышвырнут со станции, и отправят непременно в ТФ, где нет постоянной связи с Информаторием «Тильды-1».
Эта мысль пришла ко мне в Центральной зоне, пока я ужинал в одиночестве (пришлось отклонить полдюжины приглашений от друзей, знакомых и совсем посторонних людей, из которых один был майором Отдела Безопасности Южного сектора; кажется, он приехал специально ради того, чтобы переговорить со мной насчёт вакансии в его отделе).
«Я могу открыть доступ. И не надо ничего подделывать — достаточно просто сообщить нужную информацию, которую никак иначе узнать нельзя».
Разумеется, это должна быть персональная информация — ситуация с Йоханом не годилась, ведь он хотел залезть в чужую жизнь! Нет, тут должно быть что-то другое, интимное, вроде «тайны личности», но обращённое против самого человека.
Например, испытательный срок камрада Хёугэна, назначенный Вильмой Туччи, и потому ставящий вопрос не только о его звании, но о профпригодности как таковой. Наверняка там есть параметры, по которым будут делать окончательный вывод. Поступки, после которых нет пути назад. Или, напротив, действие, которое снимет с инспектора все претензии.
Или можно было посмотреть про Дэна. Но я не был уверен в его мотивах. Возможно, исключение из СПМ для него и не трагедия… Так или иначе, инспектора я успел изучить лучше, чем кого бы то ни было. И он точно хотел остаться инспектором. Да, это была идеальная кандидатура!
Я поспешно описал Леди Кетаки свой план, поставив Туччи «в копию». По легенде, мы с Хёугэном стали друзьями. Логично, если бы я захотел сделать «подарок» другу, залез в ФИЛД, раскопал кое-что…
Детали мы обговорили в кабине лифта — пока ехали из Восточного сектора в Западный.
— Хорошая идея, — похвалила меня Кетаки. — Молодец!
— Нужно подготовить материал, чтобы ты смог им воспользоваться, — сказала Туччи.
— То есть? — переспросил я.
— Ты не совсем верно понимаешь ситуацию, — спамерша недовольно поджала губы. — Не всё так просто! Хёугэн не сможет перестать быть собой. У него на самом деле большие проблемы в адаптации. А выводы делаются на основании всего времени наблюдения. Нет каких-то специальных испытаний или что ты там навоображал! Но можно вписать в характеристику пару условий. Чтобы он попытался. И чтобы было понятно, кто ему такое посоветовал…
Едва мы вышли из кабины, как она заспешила прочь. Похоже, ей не нравилась эта идея: я вторгался в её вотчину, нарушал работу. Но альтернативного предложения у неё не было.
— Тебя надо всего лишь зайти в его личное дело, — объяснила Леди Кетаки. — Больше никуда не надо. Только туда. Хорошо?
На прощание она погладила меня по щеке — смешной жест, как будто я был ребёнком. Я тогда понял, что скучаю по ней. И одновременно был рад, что мы стали реже видеться, и она больше не давит на меня. Вот так, издали, она выглядела не такой безжалостной.
Леди Кетаки поспешила вслед за Туччи, а я направился в гости к другу. Пожалуй, самому близкому другу, который у меня был.
Дискриминация
Он просил называть себя «И'сы».
— Расскажи мне ещё про своих братьев!
Любимая тема. Почему-то моё прошлое интересовало его больше, чем недавние успехи. Может быть, потому что он мог легко скачать информацию о том, что со мной было на «Тильде-1», а вот подробные данные по «Дхавалу» были недоступны? Или всё дело в чувстве единения с подобными себе существами — роскошь, которая осталась в прошлом? На станции не было никого, кто был бы похож на меня — и в этом наши судьбы совпадали.