— Например? — автоматически переспросил я, в который раз я взял оранжевый сухарик с тарелки, понюхал, поморщился и положил обратно.

«Из чего они их делают?»

Поужинать у меня не получилось — увлёкся приёмом дел.

— Не знаю, — просто ответил инспектор и пододвинул тарелку к себе. — Это закрытая информация. Тебе лучше знать! У тебя же есть допуск спамера? 20-я статья: «Агрессивные и насильственные действия, совершаемые лицами мужского пола против лиц женского пола».

— А наоборот? — перебил я его. — Женского против мужского?

Хёугэн с жалостью посмотрел на меня, и я вспомнил про тот случай, когда Ядвига Зив пугала меня кнопкой, чтобы я её выслушал. А потом Утенбаева вызвала аж трёх стражей порядка — и они аккуратно вывели опасную красотку… Конечно, эта история успела распространиться, как минимум, в Отделе Безопасности. Инспектор-то должен был знать! И теперь в его глазах я выгляжу психически травмированным бедняжкой.

— Нет, такой статьи нет. И не было, — в его голосе звучало неприкрытое пренебрежение. — Очевидно, не находилось оснований… А вот против женщин — другое дело. Поэтому это специально обговорено в законе.

— И часто бывает? Ну, против женщин? — спросил я, виновато улыбаясь.

— Последний случай — в восемьдесят седьмом. Юрген Феотокис. Он получил две недели лишения гражданских прав. Но до конца не дождался…

Я открыл было рот, чтобы уточнить, но смолчал, потому что догадался, что имелось в виду.

— Для ознакомления с подробностями нужен специальный допуск от СПМ, — заметил Хёугэн, как будто оправдываясь. — Но меня такие темы вообще никогда не интересовали, так что я и не заглядывал. Что-то про больных людей. Только настроение себе портить!

— Понятно, — протянул я, догадываясь, чему посвящена двадцатая статья кодекса (Эрис Утебаева любила такие разговоры), и полностью одобряя брезгливость инспектора.

Когда-то Отдел Безопасности был типа «полиции» в нулевой колонии и на «Сальвадоре», но те времена давно прошли. С тех пор, как отдел переключился на КТРД, в сферу его интересов входили хулиганства подростков да те проступки, которые оказались слишком сложными, чтобы справиться с ними в рабочем коллективе или через институт гражданских посредников. Возможностей совершить преступление почти не осталось: либо окружающие заметят, либо логос не допустит. Поэтому каждое серьёзное правонарушение становилось «событием». Вообще, многие стороны человеческой натуры полностью исчезли из повседневности. ИскИны, конечно, в курсе, что бывает и может быть, но людям о некоторых вещах лучше и не вспоминать.

— Это всё болезни, — продолжал Хёугэн. — Социальные и психологические. Раньше их вовсе не лечили. Не умели. Да и не могли. Как там… — он потёр кончики пальцев друг о друга, пытаясь вспомнить. — Хороший образ — ещё с первого курса его помню… Когда-то накожных паразитов считали нормальным явлением и не понимали, как можно их вывести. А в конце концов отвыкли настолько, что человека с такими паразитами воспринимали негативно… Ты меня понимаешь?

Я кивнул:

— Да, отличный образ!

— А что, правда, такое было? Паразиты, которые жили на коже? — сощурился он. — Наверное, в первобытном обществе!

— Нет, гораздо позже, — рассмеялся я. — Я читал, что это длилось очень долго! Уверен, что на Земле всё ещё… «Педикулёз» — вот как это называлось.

— Представляю, как это было неприятно! — фыркнул инспектор и поёжился, вероятно, представляя, как по нему ползают насекомые.

— И вредно, — добавил я, — Они ещё же и болезни переносили…

— Вот именно: болезни! Но пока не начали лечить, все считали, что никуда не деться и так будет всегда. Спасибо Соцмониторингу, что избавил нас от этого! За одно это им можно простить все их фокусы, — добавил он. — Всё-таки сортировку для нулевого поколения они провели очень аккуратно. У меня волосы шевелились, когда я смотрел, что творилось в докосмическую вне колонии.

«Причём в раздел по истории скво ты не залезал», — подумал я.

Впрочем, я тоже не особо туда заходил — хватало лекций Утенбаевой, чтобы оценить «безопасность» тогдашней жизни. Убийства были почти что рядовым явлением. Про них даже шутили. Даже кино снимали про убийц! Вообще насилие казалось чуть ли не нормальным делом. При этом каждый человек мог стать угрозой. Каждый! Безумный клубок обстоятельств и условий, при котором уродливые традиции передавались из поколения в поколение. И люди жили, не понимая, насколько ненормально они живут. У них не было логосов, они не верили в те законы, которые их защищали, да и друг другу тогдашние люди доверяли очень слабо и предпочитали считать незнакомца врагом…

— А что-нибудь ещё? — попросил я. — Ещё вариант?

Инспектор вновь поиграл подушечками пальцев, как будто растирая что-то.

— Должностное тебе нельзя? — уточнил он.

— Нет.

— Жаль! За коррупцию тоже ссылка без амнистии. И организовать просто! Одного требования взятки достаточно.

— Это когда человек получает для себя выгоду при помощи должностного лица? — на всякий случай поинтересовался я, чтобы не перепутать. — За плату или отдельную выгоду?

— Да. Кстати, случается до сих пор! — и он с громким хрустом разгрыз сухарик.

— Но мне это нельзя.

— Да, я понял. Досадно… Ты же понимаешь, что хочешь невозможного, да?

Крошки сыпались на стол, еле слышно играла какая-то невразумительная музыка, и широкие зелёные листья чуть покачивались под невидимыми потоками перегоняемого воздуха. Хёугэн не выглядел расстроенным — для него это была всего лишь «зарядка для ума». Поэтому он и не спрашивал, зачем мне…

— Я понимаю, как это трудно, — сказал я (признавая, какой он важный специалист — майор-инспектор Отдела Безопасности уполномоченный представитель Совета Независимых Станций Хаким Хёугэн!) — Но уверен, ты поможешь мне найти…

— Разве я сказал, что «трудно»? — он приподнял бровь. — «Невозможно»! Потому что… ну, какой у тебя может быть мотив? По ошибке или небрежности — нельзя, потому что это и есть «нарушение должностных обязанностей». Для личной выгоды — не годится, не твой профиль абсолютно. Ты же не собираешься ничего для себя украсть?

— Что — украсть? — спросил я, сощурившись.

— Что-нибудь. Что тебе нравится. Какую-нибудь вещь. Бывает же, что тебе нравится чужая собственность?

— Ну, да… И что из этого, что нравится? Надо красть, что ли? У другого человека? Почему нельзя купить то же самое?

— Вот-вот, я же говорю, что не твой профиль… Ещё есть превышение общественных полномочий по личным мотивам. Но для этого нужно быть на выборной должности. Остаётся преступление на почве страсти.

Я отрицательно покачал головой, и он кивнул соглашаясь.

— Да, это не выход. Без насилия тут не обойтись, а ты это у нас не очень-то любишь… Значит, подделка информации. Придётся постараться, чтобы всё организовать, но отношение к таким преступникам без лишней жалости. И на ссылку можно легко заработать!

Стоило мне обрадоваться, как он продолжил:

— Но без мотива это не имеет смысла. Для себя же ты не будешь стараться? У тебя там нечего подделывать, да и незачем! Особенно после ньюсов камрада Прайса… Если выберешь этот вариант, сначала найди того, кому это нужно.

— Что значит «нужно»? — нахмурился я. — Для чего?

— Ну, как камраду Зив, — объяснил инспектор. — Она ведь погорела на том, что остались записи о её прошлых делишках. А представь, что ты стёр эти записи или замаскировал допуском! И нашли бы это уже после того, как камрад Нортонсона был осуждён! — Хёугэн мечтательно прикрыл глаза. — За такое тебя бы точно выслали! А личным мотивом стали бы отношения первой степени. Вот это, я понимаю, дело! Красиво и логично. И никто бы не пострадал, — он перевёл на меня холодный оценивающий взгляд и уточнил:

— Физически не пострадал. Это же главный критерий?

Последнее интервью — 2

— Давай поговорим об Отделе Безопасности. Ты явно был к нему близок, и не только по работе. Что именно тебя привлекало в людях оттуда? Ты был дружен с ними — Нортонсон, Хёугэн, Гольц. Особенно с Нортонсоном и Хёугэном. После такого странно было странно ожидать от тебя… Ну, того, что ты совершил!