— Удивляюсь вашей смелости, — признался агент. — А какую кличку мне взять?

Вальтер посмотрел на небо, покрытое пушистыми облаками, и предложил:

— Молния!

— Молния, — повторил агент. — Это обязывает быть быстрым и энергичным.

— Без этого не добиться успеха.

— Я сейчас нахожусь между двух огней.

— Я надеюсь, что вы не хотите сгореть. Я радуюсь заранее нашему соглашению и предстоящему сотрудничеству. Рассчитываю, что обещанное будет выполнено, иначе пощады не будет, — предупредил Вальтер и добавил: — Договоримся об очередной встрече. Мы могли бы встретиться в кафе «Волга».

— А разве это не опасно? Открытое и оживленное место, — предупредил Молния.

— Напротив, оживленное место самим богом предназначено для встреч и бесед. Вам остается позаботиться, чтобы полицейские и агенты во время нашей встречи не заглядывали в это кафе.

— Это не в моих силах.

— Вы выскажете желание обследовать район, в котором это кафе.

— Когда?

— Ну, скажем, двадцать третьего этого месяца. В семнадцать часов. Запомнили?

— Не забуду.

— Хорошо, Молния. Я пошел. Не вздумайте случайно переиграть! Иначе, я снова предупреждаю, вам не жить!

— Не пугайте, прошу вас. С меня и так хватает и этой службы, и этой скотской жизни. И зачем меня мать родила? Чтобы я дожил до этого сумасшедшего времени?

— Вы уже начали...

— Нет, идите. Я приду туда, в кафе.

Вальтер оставил на столе крупную ассигнацию и ушел. Агент обхватил обеими руками голову и отсутствующим взглядом смотрел на посыпанную галькой дорожку. Он очнулся, когда подошел официант, чтобы рассчитаться. Когда официант отошел, на столе осталась большая сумма.

«Это не мои деньги... Вальтер оставил слишком много, — подумал агент. — Не буду брать их. А если они останутся, пойдут разговоры».

Рука протянулась, смяла деньги и сунула их в карман.

Затем агент пошел в полицейское управление и подал рапорт, что в осмотренном им районе ничего подозрительного не произошло.

МОЛНИЯ ПРИШЕЛ В «ВОЛГУ»

Прошло десять минут со времени назначенной встречи. Вальтер стал волноваться, часто оборачивался. Через мутное оконное стекло он посмотрел на улицу. Вымытый дождевой водой тротуар и проезжая дорога были пусты. Когда на небе сверкнула молния, он откинулся на стул и пробормотал:

— Молния, молния!

За соседним столом обернулась полупьяная голова и подхватила:

— Я всегда, господин сотник, не в духе, когда на небе сверкает молния. А в Сараеве часто бывает такая погода.

— О да, — согласился Вальтер, не желая вступать в разговор с пьяным человеком.

Уверенный, что Молния не сдержал слова и, вероятно, испугался рискованной работы, Вальтер постучал по столу и позвал официанта. В тот момент, когда он расплачивался, дверь кафе широко распахнулась и появился промокший Молния. Он окинул взглядом переполненный зал и направился к Вальтеру, пожал протянутую руку и начал:

— Извините, господин сотник! Непогода помешала! Пришлось добираться сюда пешком. Промок как мышь.

— Что будете пить? — спросил Вальтер.

— Что-нибудь теплое. Горячий салеп[4], но я вам должен деньги.

Молния полез за кошельком, а Вальтер удивился:

— Какие деньги?

— За угощение в прошлый раз. Осталась сдача.

— Хорошо, потратим ее сейчас.

Вальтер заказал горячий салеп и кофе, затем спросил:

— Что нового?

Молния осмотрелся и, оцепив, что люди за соседним столом полупьяные и что их не интересует, о чем идет речь за их спинами, наклонился через стол и тихо заговорил:

— У нас паника. В центре, в Загребе, злятся, что партизанам удалось захватить Штимаца. Это после того, как шеф полиции послал извещение в Загреб главному начальнику. Мне, откровенно говоря, было поручено позаботиться, чтобы извещение было передано по телеграфу. Я кое-что переписал, вот...

Молния вытащил из кармана сложенный пополам листок бумаги и незаметно сунул его Вальтеру, который быстрым взглядом пробежал по строчкам:

Это Вальтеру было хорошо известно. Единственно, что представляло интерес, так это то, что неприятель подробно был осведомлен о действиях группы, захватившей Штимаца. Откуда такие сведения? Вальтер потребовал объяснений от Молнии.

— Кое-что узнали после осмотра места происшествия. Патрули выезжали в Высокое. Об остальном не знаю.

— Попробуй выяснить, кто сообщает из Крешева.

— У меня нет доступа к тому участку работы. Там работает мой коллега.

— Подружись с ним и что-нибудь узнай.

— Вы не знаете наших отношений: никто не смеет говорить о сотрудниках и о каналах, по которым поступают сведения.

— Это ясно, но... Люди есть люди, проговариваются тогда, когда меньше всего ожидаешь. Найди способ выведать у коллеги.

— Мне дважды говорить не надо.

— Верю, Молния, — ответил Вальтер и назначил время следующей встречи для получения более обширной информации.

ШТИМАЦ У ПАРТИЗАНСКОГО СЛЕДОВАТЕЛЯ

При подъеме недалеко от Крешева Ацо предложил:

— Остановимся! Передохнем и что-нибудь решим.

Штимац, сверкая глазами, следил за каждым движением вооруженных людей. Смайо и Ацо немного отошли в сторону и о чем-то совещались, поочередно размахивая руками. Когда они вернулись, Смайо посмотрел на учителя Вавру и шофера Зечевича:

— Вы, товарищи, свободны. Можете возвращаться.

Оба остались на месте. Вавра даже нахмурился, не веря, что свободен и может вернуться.

— Пожалуйста, товарищи! — вмешался Ацо. — Идите!

Вавра вдруг осмелел и театрально воскликнул:

— Друзья, спасибо вам! Я лично убедился, что вы мирным гражданам ничего плохого не делаете. Я всем расскажу, чтобы знали...

Штимац еще больше побледнел и сильно стиснул зубы. От волнения он пританцовывал, провожая взглядом спины своих недавних спутников, исчезавших среди густой листвы деревьев. Он вздрогнул от окрика:

— Двинулись! К лесу!

Рядом со Штимацем шагал подпольщик Мишо. По обширной партизанской территории шли долго и осторожно. В Бугойне остановились на несколько часов, а затем Штимаца отвели в освобожденное Яйце для детального допроса.

Партизанский следователь шагал по душной комнате, нервно мял шапку с пятиконечной звездой и ждал, когда стража введет Штимаца. За дверью послышался шепот, и заскрипели петли. Обросшее и исхудавшее лицо Штимаца ничего не выразило при виде следователя.

— Садитесь, пожалуйста! — предложил следователь.

Штимац молча опустился на скамейку, громко вздохнул и прикрыл рот ладонью.

— Как себя чувствуете? — спросил следователь.

Штимац кивнул головой, развел руками, а лицо его свела судорога.

— Вам плохо?

— Нет.

— Может быть, лучше вы сами искренне расскажете о своей работе?

— Не может быть! — иронически воскликнул Штимац. — Начинается старая песня...

— Что вы сказали?

— Поверьте, так и я всегда начинал, когда в качестве шефа усташской службы наружного наблюдения допрашивал подозрительных. Я знаю, к чему это идет.

— Тем лучше, — оживился следователь. — Не придется мучиться и понапрасну болтать. Прямо и начнем. Я вижу, память у вас отличная. Хорошо было бы вам вспомнить о своей работе в усташской полиции.

— Ах, моя память не так уж хороша. Поверьте, я ничего не помню.

— Я вам помогу. Буду задавать вопросы.

Штимац часто заморгал и стал сжимать и разжимать пальцы.

— Когда вы приняли должность шефа усташской службы наружного наблюдения?

— Дату не помню. Кажется, в сентябре или октябре прошлого года.