— Стой! Войско Польское. Бросайте оружие на берег и вылезайте.

Застигнутые врасплох, бандиты подчинились приказу. Вид у них был жалкий — мокрые, вымазанные в грязи, они дрожали от холода и страха. Боровец выяснил, что перед ним Дубок и Пилот, оба из группы Рыся, их накрыли в овине. А что стало с остальными, то есть с Рысем, Мареком, Акулой и Матросом, они не знали.

На той стороне Тлочевки показалась цепь солдат отряда Корпуса внутренней безопасности во главе с подпоручником Петшицким. Боровец крикнул:

— Ну как дела?

— На войне как на войне, у меня один парень ранен. А тех погибло четверо. Не хотели, сволочи, сдаваться, отстреливались до конца. У тебя было тихо, и я решил, что остальные сбежали, а теперь вижу, что ты их поймал.

— Знаешь, на кого ты напоролся?

— Нет, не у кого было спросить, все отправились на тот свет.

— На Рыся и его группу.

— Вот гады. Это они того милиционера на чердаке прихлопнули?

— Они.

Бандиты, прислушиваясь к громкому разговору офицеров, явно нервничали. Один из них не выдержал:

— Пан подпоручник, это не мы, ей-богу, это все Рысь и Акула. Они заставили нас. Грушеньского из Ходышева тоже Рысь застрелил. Мы не виноваты, пан подпоручник, нас принуждали.

— Ладно, ладно. Перед судом будете оправдываться.

Элиашевич, который неделю назад вернулся в Ляск, захватив с собой Зигмунта и Моряка, тоже не терял времени даром. Прежде всего он приказал немедленно отыскать тайники банды и установить за ними наблюдение. По полученным от Зигмунта и Моряка сведениям, их было три: под большим крестом у костела в Побикрах, у ветряной мельницы в Ходышеве и в развалинах старого замка в Бочках. Каждая группа могла пользоваться ими для связи только с Рейтаром. Командиры не знали, кто и когда забирает содержимое тайников. Все тайники Рейтар держал в строгом секрете, и командир одной группы не знал тайник другой группы. Связь между группами могла осуществляться только через Рейтара. В то же время командиры групп обязаны были регулярно проверять свои тайники, чтобы получать распоряжения от Рейтара.

Все обнаруженные тайники оказались пустыми.

Вряд ли можно было предположить, что Рейтару не известен факт ликвидации группы Зигмунта. А если это так, то бесполезно рассчитывать, что он вышлет своего связника к тайникам, тем более что он расстался с Зигмунтом всего за несколько часов до облавы. Через неделю Элиашевич снял наблюдение за тайниками, придя к заключению, что они «засвечены».

…Попытки установить связь с Жачковским были не менее важным делом, которому Элиашевич уделял много внимания. До сих пор о нем ничего не было известно. Поэтому, как только представился случай, Элиашевич отправился с шофером проверять тайники, о которых они договорились с Жачковским. Поскольку, по последним данным, «дезертира» видели в районе Рудского леса, Элиашевич выехал именно в тот район, где в Рудке и на хуторе Радзишево-Круле находились тайники. В Рудке, в дупле старой обгоревшей ивы, ничего не оказалось. Тайник в Радзишево был устроен у самого леса, под приметным железным крестом, укрытым со всех сторон молодыми побегами березы. Проехав несколько сот метров, Элиашевич приказал остановиться, вышел и лесом вернулся к кресту. Нащупал, к своей радости, в темноте в условном месте свернутую бумажку и уже в машине расшифровал коротенькую записку:

Выкно. Да, сведений маловато, но это лучше, чем ничего. Легенда надежная. И слава богу. Держись, парень. Элиашевича пробрала непроизвольная дрожь, когда, глядя на холодную, дождливую темноту за стеклом машины, он представил себе, как трудно сейчас Жачковскому.

Едва войдя в кабинет, сразу же связался по ВЧ с начальником воеводского управления госбезопасности и прочитал ему записку.

— Ну что ж, подождем еще немного. А что нового показали задержанные?

— Назвали еще несколько пособников банды. Но, я считаю, товарищ полковник, что их пока не надо трогать, следует установить за ними наблюдение. Может, залетит к ним какая-нибудь важная птица, тем более что приближается зима и бандитам понадобятся схроны. Не знаю, докладывали ли уже вам, товарищ полковник, что Рейтар категорически запретил пользоваться схронами до особого распоряжения.

— Теперь ясно, почему за последнее время не было ни одного сигнала, что кто-то из них укрывается в какой-нибудь деревне.

— Вот именно. Но зима заставит их выйти из леса.

— Элиашевич! Ты мне о зиме и не говори. Надо покончить с этой падалью как можно скорее, любыми средствами. Сколько из-за них пролилось крови. Матери Влодарского помогли?

— Сделали все, что только можно было, но ведь она потеряла самого дорогого для нее на свете человека — сына.

— Да… Что же касается пособников банды, то идея твоя хорошая. Я ее полностью одобряю. А сумеешь ли собственными силами перекрыть весь район?

— Трудно будет, но попытаюсь.

В пятницу в Ляске был базарный день. Со всей округи стекались на ярмарку люди. В Ляске испокон веков торговали скотом и ремесленными товарами, в особенности сапожными и гончарными изделиями. Вся округа покупала в Ляске обувь, двойные, соединенные ручкой, глиняные горшки — носить обед в поле, маслобойки, молочники.

В пятницу утром в отделение госбезопасности явился какой-то крестьянин и настойчиво добивался встречи с Элиашевичем. Тот по привычке приказал впустить его. Мужику было лет под сорок, крепкого телосложения, в куртке с барашковым воротником, в бриджах и сапогах. Он остановился у порога, снял фуражку и, переминаясь с ноги на ногу, теребил ее в руках. Элиашевич заканчивал что-то писать и, не вставая из-за стола, жестом указал крестьянину на стул:

— Одну минутку, я сейчас закончу.

— Ничего, подожду, — ответил крестьянин, подошел к столу, положил перед самым носом Элиашевича пистолет и только после этого сел.

Элиашевич побледнел от неожиданности. Однако быстро взял себя в руки и, словно ради любопытства, протянул руку к пистолету. Оружие было в хорошем состоянии, очевидно за ним ухаживали.

— А другого оружия у вас нет?

— Нет, пан товарищ.

— Ну, так что вы мне хотите сказать?

— Моя кличка Бартош. Я от Рейтара и пришел сюда к вам, чтобы сдаться в плен.

Элиашевич, не веря своим ушам, заерзал на стуле.

— От Рейтара? А из какой группы?

— В последнее время я был у Коршуна, но несколько дней назад мне приказали перейти к Угрюмому. С ним и ходил.

— Где сейчас эти группы?

— Угрюмый то тут, то там, но в основном держится Рудского леса, а Коршун, значит, и в Соколовском повяте и в Оструве бывает. А если точно, то не знаю.

— Вы что же, убежали? Когда, как?

— Убегать-то не убегал — от них никто убежать не может, они бы сразу расстреляли или повесили, как Ворона. Но коль уж я очутился в городе, вот и пришел, раз уж такой случай представился.

Мужик говорил медленно, растягивая слова, что выдавало жителя Восточной Польши.

— Что за случай привел вас в Ляск? На базар приехали?

— Ну, вроде бы на базар, а на самом деле, честно говоря, приехал, чтобы застрелить вас, пан товарищ. Такой я получил приказ. Вы ведь Элиашевичем зоветесь?

— А откуда вы меня знаете?

— Я вас совсем не знаю, но сразу же узнал по тому, как мне вас описали. У них есть ваша фотография.

— У кого это у них?

— Ну, значит, у капрала Зубра и Ястреба.

— А где они сейчас?

— На базаре, должно быть, или по городу бродят.

Из рассказа Бартоша следовало, что указанная троица во главе с Зубром получила от Угрюмого приказ отправиться в Ляск, чтобы, воспользовавшись базарным днем и большим наплывом людей, разузнать, где находится отделение госбезопасности и где живет Элиашевич, а вечером подкараулить его и убить. Никто из них не был уроженцем этих мест, и их вряд ли кто мог опознать. Помочь им в этом должен был член местной конспиративной сети — сапожник, с которым им надо было связаться на базаре. После покушения, в случае необходимости, он должен был также обеспечить им безопасное укрытие. У них были надежные документы. До города добрались без приключений. Как и было условлено, им удалось выйти на связь с сапожником. Затем тот показал им здание отделения госбезопасности, проводил до квартиры, где жила мать Элиашевича. Они вернулись на базар, там было многолюдно, а потому безопаснее. Зубр приказал Бартошу еще раз пройтись к зданию отделения и запомнить оттуда дорогу до дома Элиашевича, а Ястребу изучить подходы к его дому. Они договорились встретиться на базарной площади, у весов, где взвешивали скот перед продажей. Там всегда толпился народ.