— Глупышка моя.

— Сделай же наконец что-нибудь, иначе я с ума здесь сойду без тебя. Забери меня с собой, что ли. У меня уже нет сил, нервы не выдерживают. Когда же все это кончится?

Рейтар потянулся за сигаретами, закурил.

— Ты прекрасно знаешь, что я делаю для тебя все, что в моих силах. Спрашиваешь, когда все это кончится? Может быть, даже скорее, чем мы это себе представляем. Я знаю, политика тебя не интересует, но скажу: когда победит Запад — победим и мы. Вот тогда я выйду из леса и мы пойдем с тобой под руку в костел как муж и жена. Оленька, хочешь стать моей женой?

— Влодек, любимый!

— Ну, тогда готовься к свадьбе.

— О чем ты говоришь? В нашем-то положении?

— Самое позднее — осенью и поженимся. Готовь фату.

— Вдове в фате венчаться не положено.

— Тогда обойдешься без нее. И больше, прошу, не плачь при мне. Увидишь, все будет хорошо. В крайнем случае уедем за границу. Не волнуйся, любимая, я никогда тебя не брошу, никогда…

Заканчивалась пора уборки урожая, а Рейтар все еще не давал банде сигнала к возобновлению действий. В соответствии со своим первоначальным планом он решил выждать до тех пор, пока не только усыпит бдительность Элиашевича, но и даст отоспаться, набраться сил своим людям. Сам тоже отдыхал. В коротких донесениях, которые он время от времени находил в тайниках, не содержалось особых новостей. Его люди спокойно отсиживались в схронах, не было ни одного случая провала. Элиашевич и воинские подразделения тоже как бы притихли. Воспользовавшись затишьем, Рейтар отправился на встречу с ксендзом Патером.

У него было два повода для встречи с ним. Первый — организационного порядка: речь шла о Молоте и братьях Добитко, второй — сугубо личный: Рейтар намеревался договориться с ксендзом, где и как он обвенчает его с Ольгой, так как хотел сдернуть данное ей слово и, самое позднее, осенью сыграть свадьбу. В свою очередь ксендз тоже искал встречи с главарем. Об этом Рейтар узнал через связных Угрюмого.

Опасаясь, что село Побеле могло находиться под пристальным наблюдением органов госбезопасности, Рейтар ждал подходящего момента. Наконец такая возможность представилась.

По случаю поста в Ходышевский костел съехались со всех окрестностей ксендзы, и ксендз. Патер тоже. В Ходышев валили толпы людей. Среди них легко мог затеряться изменивший свой внешний облик Рейтар. Пост начался в пятницу и должен был закончиться в воскресенье.

И вот в пятницу вечером Рейтар, переодетый в форму железнодорожника, в темных, в железной оправе, очках, опустился на колено у исповедальни ксендза Патера. В таком виде его даже вблизи было трудно узнать. Поэтому ничего удивительного, что ксендз, осенив крестом сквозь решетку припавшего на колено железнодорожника, приготовился выслушать его грехи.

— Говори, сын мой, доверь богу, что у тебя на душе.

— Об этом позже. Есть более важные дела. Посмотрите на меня внимательно. Может, узнаете?

— А, это ты.

— Собственной персоной. Мне передали, что вы хотели встретиться со мной.

Ксендз, сидя в своей черной клетушке, с тревогой оглядывался вокруг, но поблизости никого не было.

— Хотел, но теперь это бесполезно. Слишком поздно, сын мой, слишком поздно. В любой момент можно ожидать самого худшего.

— Что слишком поздно? О чем вы говорите?

— О семье Добитко. Я хотел, чтобы ты повлиял на них, охладил своим авторитетом их отроческую запальчивость, предостерег от необдуманных поступков. Но теперь уже поздно.

— Почему поздно? Не можете подробнее объяснить?

— Ты знаешь, что я в основном исполняю свой долг священнослужителя, а остальной мир интересует меня постольку, поскольку он служит богу и его деяниям…

— Поконкретнее, у меня мало времени.

— Если конкретно, то я боюсь, сын мой, что в своем неблагоразумии эти отроки наговорят на меня несусветные вещи. А ты прекрасно знаешь, что с Молотом меня, кроме долга священника, ничего не связывало. То, что доставал ему пару раз несколько метров габардина, немного провианта или сигарет, не говоря уже о лекарствах, я делал из чисто гуманных побуждений… Горячие же эти отроки…

— Вы о братьях Добитко?

— О них, о них! Я же говорю тебе, что боюсь: в любой момент меня могут арестовать.

— За что?

— Разве ты не знаешь, что они явились с повинной в отделение госбезопасности?

Это известие настолько ошеломило Рейтара, что он рухнул на второе колено, да так сильно, что скривился от боли и злости.

— После смерти Рымши они явились в отделение госбезопасности в Ляске, вернее, их привела к Элиашевичу мать.

— Вот сука!

— Не сквернословь, сын мой. Ты в храме божьем.

— Где же они теперь сидят — в Ляске или Белостоке? Небось развязали языки?

— А вот этого-то я, сын мой, не знаю. Звал тебя давно, хотел, чтобы ты повлиял на них. Теперь в любой момент за мной могут прийти.

— Не беспокойтесь. Если бы им было известно, давно бы уже пришли. Видать, братья молчат. Но все равно дело это серьезное.

— Советую тебе, сын мой, затаиться на какое-то время, уехать отсюда, переждать. Не грешно и уступить превосходящей тебя силе.

— Не так-то это просто. А что нового в мире? На Западе?

— На Западе, можно сказать, без перемен…

— Какие новости из Берлина, есть ли там какие-либо изменения?

— К сожалению, я не пророк. Но, судя по тому, что передают по радио, обстановка там напряженная. Побереги себя, сын мой, ты еще нужен Польше. Уезжай куда-нибудь на время, не подвергай опасности себя и других.

— За меня не беспокойтесь, я сам знаю, что делать. Я не из тех, кто при первой же опасности удирает, безвыходных ситуаций у меня не бывает. К вам есть еще личная просьба — хочу жениться, создать семью. Вот поэтому-то и прошу вас как старого знакомого оказать мне услугу — обвенчать нас. Можно это будет организовать?

— А хорошо ли ты все обдумал? Нужно ли в твоем положении создавать семью? Времена и обстановка тревожные.

— Так что, советуете продолжать просто сожительствовать с ней?

— Не вкладывай в мои уста слов, которых я не произносил, не приписывай мне мысли, которой у меня и в помине нет.

— Ну так, обвенчаете нас или нет?

— Не в моих силах отказаться исполнить долг священника.

— Я рад, что и на этот раз мы пришли к согласию. А венчаться надо обязательно в костеле?

— Господь повсюду с нами, сын мой.

— Понимаю. Поэтому, когда потребуется, я дам вам знать.

— Только, ради бога, будь осторожен, сын мой.

— Не волнуйтесь. У меня к вам еще одна просьба. Нет ли у вас возможности установить связь с Западом? Может, через какого-нибудь ксендза или через посольство? Вы ведь бываете в Варшаве.

— Да откуда же, сын мой! Прошу тебя, не втягивай меня в эти дела! Во-первых, я в них совсем не разбираюсь, а во-вторых, сейчас, в моем положении, когда в любой момент меня могут арестовать?

— Ну хорошо, хорошо. Что-то в последнее время вы стали чересчур трусливы.

— Человек несовершенен, сын мой, и ему свойственны недостатки.

Обходя стороной оживленные дороги и держась поближе к берегу реки, Рейтар направился в сторону Лап. Он делал лишний крюк, чтобы обезопасить себя. Небольшая болотистая речушка вела через село Петково прямо к реке Нарев, где и заканчивала свой короткий бег. Рейтар остался не удовлетворенным от встречи с ксендзом. Он почувствовал, что либо Патер перепуган, либо по каким-то другим причинам не проявлял особого желания к дальнейшему сотрудничеству. А ведь Рейтар хорошо помнил, как в прошлом этот ксендз посещал их лесные отряды, отправлял полевые богослужения, произносил проповеди, призывающие к борьбе с большевизмом. В его приходе всегда можно было укрыться, пополнить отряд провиантом и людьми, да и сам костел в Побеле неоднократно служил конспиративным пунктом связи. По сей день у стоящего рядом с костелом огромного креста у Рейтара был один из тайников. Перепугался ксендз, это уж точно. Если Элиашевич доберется до него, то ему несдобровать. Проклятые братья Добитко! Неужели выдадут всех? Раз явились добровольно, то выдадут, можно не сомневаться. Да, но что они знают конкретно? В данный момент немногое. Знают несколько старых, уже заброшенных схронов, могут рассказать о них, невелика потеря. Что еще? Людей знают. Да, это уже похуже, ведь органы могут устроить засады. Надо немедленно оповестить людей и категорически запретить им посещать родные места. Слава богу, что конспиративной сети они не знают. Поэтому органы не доберутся до нее, не внедрят своих агентов. А Кракусу надо врезать. Такая важная новость и доходит с таким опозданием. Чем занимаются его связные? Разложились небось, сидя в схронах, животы под перинами греют, а о своих обязанностях забыли. Самое время начать действовать — лето кончается, урожай собран.