Дверь отворила женщина. В сенях было темно. Узнав, по какому делу они пришли, сказала, что муж болен, но все же пригласила в комнату. Зажгла керосиновую лампу. Желтый свет осветил сначала лицо, а затем и всю фигуру хозяйки. У Рейтара перехватило дыхание, и на миг он лишился дара речи: такую красавицу он видел впервые. Особенно хороши были волосы: густые, цвета потемневшей меди, они были заплетены в длинную косу. Женщина была выше среднего роста. Атласный темно-голубой халат плотно облегал ее стройную фигуру, высокую пышную грудь, а поясок перехватывал тонкую талию. На ногах были шелковые тапочки, отделанные белым кроличьим мехом. Красавица держалась естественно и непринужденно. Она поставила лампу на стол и прошла в другую комнату.

Находясь под впечатлением необыкновенной красоты хозяйки, Рейтар, ожидая ее возвращения, даже фуражку снял, хотя он отвык от этих условностей за время своих скитаний по лесам, и пригладил рукой кудрявые непослушные волосы. Удивленный необычным поведением своего командира, Здисек, правда с большой неохотой, проделал то же самое.

Между тем время шло, а хозяйка не возвращалась. Ждали молча, невольно вслушиваясь в монотоннее тиканье больших настенных часов и назойливое жужжание огромной мухи, бьющейся о стекло лампы. Вдруг скрипнула дверь. Вместо хозяйки вышел портной. Ссутулившийся, с воспаленными, видимо от высокой температуры, глазами, очень худой, на первый взгляд он казался старцем. Однако, присмотревшись внимательнее, можно было заметить в этом больном человеке следы былой силы. Разница между мужем и женой была настолько очевидной, что Рейтар невольно привстал с табуретки. Хозяин, которого душил сухой кашель, извинился, что заставил себя ждать. Не проявляя интереса к тому, с кем имеет дело, мастер снял мерку с Рейтара, провел пальцами по габардину, похвалил материал и назначил примерку через неделю.

Хозяйка так и не появилась. Портной подошел к двери, ведущей в сени, как бы говоря, что все дела на сегодня закончены, и Рейтару ничего не оставалось, как попрощаться и уйти.

С того момента Рейтар думал, что сойдет с ума от нахлынувшей на него страсти. Его неудержимо тянуло к этой женщине. При малейшей возможности он умчался в Лапы. Оставлял коня в роще, привязав его к дереву, и незаметно подкрадывался к дому портного. Вначале он приходил, чтобы узнать, когда будут готовы бриджи. Потом уже не о чем не спрашивал. Приходил, тихонько стучал в окошко, и Ольга впускала его в дом. Он садился всегда на одно и то же место за столом, подпирал подбородок руками и молча наблюдал, как она хлопочет по хозяйству. Ольга почти не разговаривала с ним. В доме кроме больного мужа, ее маленькой дочки, жила еще какая-то старушка. Ольга почти не спала по ночам. Возвращаясь от метавшегося в бреду мужа, который все время звал ее, кормила грудью плачущую двухмесячную дочурку. И когда бледный, едва проступавший рассвет извещал о том, что ночь уже прошла, Рейтар вставал, поправлял ремень, брал в руки фуражку и говорил:

— Ну, мне пора…

Ольга обычно ничего не отвечала, выводила его в сени и стояла у порога до тех пор, пока он не уйдет. Рейтар на прощание целовал ей руку и не оглядываясь быстро скрывался за углом.

В ту ночь все было как обычно. К рассвету в доме все стихло. Уснула старушка, сморил сон и больного мужа, спала, насытившись материнским молоком, крохотная дочурка. В этот раз Рейтар засиделся дольше обычного.

— Ну, мне пора…

Ольга поправила волосы и пошла открывать дверь. Выпала обильная роса, было сыро и тепло. Пряный запах цветков левкоя одурманивал. Ольга, открыв дверь, встала на пороге, опершись спиной о дверной косяк. Рейтар взял ее руку и прикоснулся к ней губами. Нежная, белая кожа пахла детскими пеленками и молоком. У него закружилась голова. Он продолжал целовать ее руку, отодвигая все выше широкий мягкий рукав атласного халата. Почувствовал вдруг, как ее ногти вонзились ему в ладонь. Поднял глаза. Ольга стояла выпрямившись, с закрытыми глазами, слегка приоткрытые алые губы дрожали, словно жаждали поцелуя. Рейтар притянул Ольгу к себе, обнял и страстно поцеловал.

Спустя неделю портной умер. Ольга осталась с дочуркой и старушкой, дальней родственницей, которая помогала ей ухаживать за ребенком. Вдова занялась шитьем. Ока сторонилась людей, ни с кем не поддерживала близких отношений, не ходила к соседям. Ее считали чудачкой и перестали ею интересоваться. Шила она немного, но хорошо, в срок, поэтому клиенток у нее было достаточно. Заработанных денег вполне хватало, чтобы содержать дом. К тому же Рейтар завалил ее всем. О том, что Рейтар находится в банде, Ольга узнала уже в первую ночь их любви. Осуждала ли она его? Ровно на столько, на сколько боялась за его жизнь. Любила его страстно и искренне, поэтому все, что он ей ни говорил, принимала целиком и полностью на веру. Ольга принадлежала к тем женщинам, для которых ничего, кроме их любви, не существует. Никогда и ни о чем не расспрашивала и не просила она Рейтара — просто была счастлива, что он рядом. Когда он появлялся у нее дома, а в последнее время это случалось все реже, Ольга грела воду в большом чане, чтобы возлюбленный мог помыться. Устав от постоянного напряжения, Рейтар засыпал мертвецким сном и спал порой по двое суток подряд. Ольга прятала его в кладовке, где за побеленной дощатой перегородкой стояли кровать, небольшой стол, несколько стульев. Здесь Рейтар и проводил все время, когда бывал у Ольги. Старая тетка была настолько предана Ольге, что от нее ничего не скрывали.

Вот уже три года продолжалась их любовная связь.

После смерти Молота, отсидев некоторое время в различных схронах, Рейтар решил переждать месяц у Ольги. Условившись, как поддерживать связь, главарь отправил Здисека в схрон, а сам ночью пробрался к Ольге. Тихонько поскреб по стеклу окна. Через минуту дверь бесшумно отворилась, и Ольга бросилась ему на шею.

Сквозь сон Рейтар почувствовал на себе пристальный взгляд. Открыл глаза. Ольга смотрела на него широко открытыми глазами. В ярком свете луны, проникающем в чердачное окно, он увидел на ее щеках слезы. Время от времени она осторожно смахивала их пальцами, одновременно откидывая назад непослушные волосы. Некоторое время лежали молча.

— Не люблю, когда ты плачешь. Никогда больше не делай этого при мне.

— А знаешь, почему я плакала?

— Я не переношу плача, потому что не умею утешать.

— И меня тоже?

— К сожалению.

— Значит, догадываешься?

— Думаю, что да.

— Ну и что ты на это скажешь, Влодек? Глядела на тебя спящего, и так мне стало жалко тебя. Исхудал за последнее время, почернел.

— Я всегда был смуглый.

— Перестань шутить. Как долго это может еще продолжаться? Ведь, по правде говоря, я о тебе почти ничего не знаю. Не знаю, где ты находишься, что делаешь, как тебе там живется. Одна только тоска, бессонные ночи и всепоглощающий страх. В последнее время писали в газетах и передавали по радио о каком-то Молоте, которого где-то там убили. Боже милостивый, сколько страху я натерпелась, пока ты не постучал в окно!

— За меня не бойся. Со мной у них это так легко не пройдет.

— Пуля не выбирает. И что я без тебя буду делать? Ты об этом-то хоть задумывался?

— Я люблю тебя, Оля.

— Влодек, когда же мы наконец заживем по-человечески? Когда перестанем прятать от людских глаз нашу любовь? О боже, как бы я хотела, чтобы ты в воскресенье, надев черный праздничный костюм, взял меня под руку и повел в костел, чтобы все люди смотрели на нас. Ответь, когда же так будет?

Рейтар молчал.

Она продолжала:

— Малышка подрастает. Ей уже три с половиной года. Умненькая такая. Самое время, чтобы она увидела тебя, привыкла к тебе, признала бы своим отцом… Время летит, а мы живем как грешники. Может, это расплата за ту нашу первую ночь, когда он был жив, помнишь?

— Какая чепуха.

— Я порой очень боюсь. Лежу ночью одна. Малышка и тетка спят, а мне мерещатся разные призраки, Муж-покойник ходит, кашляет, швейная машинка стрекочет…