Что, поставить? Али нет?»

«Нет, не надо, встану в ряд.

Будь ты проклят, супостат».

Федя ногу приподнял,

Поп вприпрыжку поскакал.

И, как каторжник, ругаясь,

Стал со всеми в ряд, шатаясь.

«Все, царь батюшка, на месте.

Сосчитал. Да, ровно двести.

Что прикажешь приступить,

Этим свиньям рыла бить?»

«Да, Федюша, приступай.

Сделай милость, начинай».

Федя всех гостей собрал,

После рассортировал,

Чарку водки пригубил

И к работе приступил.

Первых, тех кто постарее,

Поплюгавей, послабее,

Чтоб не тратить лишних сил,

Щелбанами уложил.

Тех же, кто поздоровее,

Посолидней, пожирнее,

Бил железным кулаком

Или красным сапогом.

И с удара одного

Все валились у него.

Вот, к примеру, князь Ямской,

На него глядит с тоской,

Рожу скорчил бородач

Хоть реви, а хочешь – плачь.

Будто свет ему не мил,

Жалко, жалко нету сил.

Только труд его напрасен,

Федя страшен и ужасен.

Федю этим не проймешь,

Он колючий, словно еж.

Ни креста на нем, ни веры

Только злость кипит без меры.

И под шепот: «Боже мой»

Он Ямского пнул ногой.

Тот тихонько закряхтел,

Метров на пять отлетел.

Головой о стенку шмяк,

Ухнул, охнул и обмяк.

За Ямским стоял Егор.

Родом князь, по жизни вор.

Хитрый, словно старый кот.

В остальном большой урод.

Федя только замахнулся,

А Егор уже загнулся

И лежит, как неживой,

Слабо дергая ногой.

Ждет: «Быть может пронесет?»

Но напрасно, в общем ждет.

Федя князя поднимает,

Балаболом обзывает.

Грубо за грудки берет

И по морде звонко бьет.

Тот визжит, собакой лает

И в окошко вылетает.

Смело, радостно, легко,

Благо, что не высоко.

Мишка Шуйский, вот чудак,

Был на выдумки мастак.

Чан чугунный нацепил

И под шапкой утаил.

Федя сверху его бьет,

Мишка корчится, орет,

На пол – плюх и затаился,

Бездыханным притворился.

Только Федя был не глух,

У него отличный слух.

Ноту соль от ля-мажора

Отличит без разговора.

Да еще в кармане он

Носит точный камертон.

Федя Мишку приподнял

Шапку с головы сорвал.

Чан заметив, зло скривился

Грубой бранью разразился:

«Ах, гаденыш, ах пострел,

Провести меня хотел.

Шуйский кисло улыбнулся.

Федя снова размахнулся,

И промолвив: «Спи, дурак». –

Опустил на чан кулак.

Да, осталось от бедняги

Чан, да две ноги – коряги.

Ну, тут занялась потеха.

У царя живот от смеха

Так свело, что он свалился

И под лавку закатился.

И весь вечер там лежал,

Всё как сивый мерин ржал.

И царица посмеялась,

Посвистела, поругалась.

В общем, душу отвела,

Опосля к себе ушла.

А героев состязанья,

Кои были без сознанья,

Всех в телеги погрузили

И в больницу спровадили.

В общем, всё прошло отлично

И прилично. Как обычно,

Дивный коврик расписной

Вновь остался в кладовой.

На дороге пыльной марш –

Едет царский экипаж.

Две кареты в аккурат

И десятка два солдат.

Лыков, знамо, был невесел

Сам себя чуть не повесил.

Вот язык, ядрёна вошь,

Так пропал бы не за грош.

Рядом с Лыковым сопел,

Чертыхался и кряхтел

Глупый старый дуралей,

Отец Никон – архиерей.

Мучила попа мигрень,

Вместо носа пелемень

Федя архиерею справил,

И царь батюшка прибавил,

Беспардонно о хребет

Разломал свой табурет.

Опосля в сердцах велел,

Чтоб за Лыковым смотрел.

Думал поп, что, чай, придёт,

Так страдать и их черёд.

И зато молился богу,

И крестился понемногу.

Лыков вдруг чихнул, ругнулся,

Архиерею улыбнулся,

Выглянул в окно. Светало.

Кликнул бравого капрала,

И велел тому потом

Отыскать Иванов дом.

Только солнышко взошло,

Экипаж вошёл в село.

Дом нашли, Ивана тоже.

Лыков думал: «Ну и рожа.

Сизый нос, беззубый рот.

Сразу видно идиот».

И откуда у такого

Золотишко, право слово?

Ладно, скажет, хоть и пьян.

«Будь здоров, холоп Иван.

Вот к тебе приехал я

Издалека, от царя.

Тот узнать меня велел,

Как ты, смерд, разбогател?

Где взял злато, серебро,

Ну и прочее добро?

В общем, Ваня, не дури

Да всю правду говори».

Лыков Ваньке улыбнулся,

А дурак в ответ ругнулся,

Вошь из бороды достал,

Шишь приезжим показал.

Тут и архиерей запел:

«Что ж ты, Ваня, оробел?

Коли есть грешок, покайся

И тотчас во всём сознайся.

Царь наш добрый, он простит.

Пожурит и наградит.

Выдаст коврик расписной

И на водку золотой.

Но смотри, что утаишь,

Вмиг на дыбу загремишь.

Кости все тебе сломают,

Волоса пообрывают,

В рот, Ванюш, свинца нальют.

И как водится, прибьют».

Ванька ухо почесал,

Вытер сопли и сказал:

«Будет, дедушки, стращать,

Мне на вас с царём плевать.