К тому времени когда они подъехали к воротам Виндзора, совесть короля уже подсказывала ему, что его безрадостной обязанностью после окончания траура будет найти себе другую супругу для блага страны. Он доказал свою мужскую силу, зачав здорового сына; он должен жениться вновь, чтобы обеспечить младшего брата своему бесценному Эдуарду и еще больше обезопасить корону. Кромвелю придется заняться составлением списка подходящих женщин, молодых, сильных и красивых.

Глава двенадцатая

Но даже мастерства и изворотливости Кромвеля не хватило, чтобы обеспечить своего покровителя преемницей королеве Джейн. Страсть Генриха вспыхнула, когда ему описали прелестную Марию де Гиз, уже связанную брачным контрактом с его собственным племянником, шотландским королем Джеймсом. Он принялся обхаживать эту леди, посылая ей страстные письма. К его огорчению, она не проявила ни малейшего желания бросить своего нареченного ради его стареющего дяди, хотя ее семья и король Франции и позволили бы ей это сделать. Конечно, в Европе были и другие подходящие невесты, но все же послужной список короля Англии по части супружества вряд ли мог кого-нибудь заинтересовать, скорее, наоборот, он мог оттолкнуть.

Его первая жена была им брошена и, как до сих пор упорно поговаривали, сведена в могилу ядом. Вторая — безжалостно убита на плахе, а третьей пожертвовали ряди наследника престола. Как ни соблазнительна была корона Англии, даже самые бесчувственные родители сомневались, стоит ли приносить своих дочерей на алтарь капризов Генриха. Одна дама, включенная в кромвельский список возможных претенденток, имела безрассудство говорить сама за себя. Это была вдовствующая герцогиня Миланская, еще одна красавица, возбудившая воображение Генриха. Когда его эмиссары пришли к ней с конкретным предложением замужества, эта леди смело ответила:

— Я бы с удовольствием вышла замуж за вашего короля… будь у меня две шеи.

Таким образом, в течение двух лет Генрих волей-неволей оставался одиноким, мнимо безутешным вдовцом. Выбор его следующей невесты диктовался политическими соображениями. Он всегда старался подражать внешней политике Вулси, основывавшейся на сохранении баланса сил в Европе, что обеспечивалось созданием постоянного раскола между Францией и Испанией. И при этом Англия должна была оставаться в дружеских отношениях с обеими. Но в 1539 году император и французский король подписали договор о прекращении вражды между собой и, подстрекаемые папой римским, обратили свои агрессивные взгляды на Англию с ее королем-еретиком.

Сложилось положение, чреватое опасностью, ибо в случае вторжения Англия оставалась бы одинокой, да еще с Шотландией, грозившей ей с севера. Единственных союзников можно было найти в Германии, среди лютеранских княжеств, которые, естественно, стояли в оппозиции засилью католицизма. Кромвель поспешил организовать заключение договора о взаимопомощи с правителем Клевса, чье герцогство граничило с испанскими Нидерландами и, следовательно, было бы острым шипом, упертым в бок императору в случае войны. Для достижения этого Кромвель настаивал, чтобы Генрих связал себя брачными узами с семьей герцога Клевского. У того было две дочери — Амалия и Анна. «Обе, по слухам, весьма привлекательные и вполне достойные занять место вашей супруги», — елейно уверял короля Кромвель. Генрих бледнел при мысли о королеве-лютеранке, но его самолюбие уже и так достаточно пострадало от всех предыдущих отказов. Если эти принцессы хороши собой и сознают высокую честь, оказываемую их семейству, и к тому же если учесть, что двухлетнее холостяцкое положение тяжело давалось мужчине с горячей кровью… В конце концов в Клеве был отправлен Гольбейн, придворный художник, чтобы написать портреты Амалии и Анны, чтобы Генрих мог сделать выбор между их достоинствами.

Когда миниатюры были доставлены в Англию, Генрих был очарован Анной и безоговорочно выбрал ее. Тут же был подписан брачный договор, и в конце года Анна прибыла в Англию в сопровождении своих фламандских придворных и слуг. Король, пылая страстью, как какой-нибудь молодой жених, для которого брак был будто чем-то еще неизведанным, выехал в Рочестер, чтобы встретить свою нареченную и… чтобы испытать мгновенную неприязнь при виде плоскогрудой, обезображенной оспой женщины, старомодно и безвкусно одетой, знающей только свой родной язык, неуклюжей и до крайности неловкой.

Король бежал с этой встречи с вовсе не галантной поспешностью, обрушив на Кромвеля всю ярость своего гнева.

— Мошенник, негодяй, подлый обманщик, так провести меня! Ты ввел меня в заблуждение россказнями о ее красоте — и что же я вижу? Ты навязал мне большую фламандскую кобылу! Мне она не нравится. И она мне не нужна. — Его налитые кровью глаза метали ядовитые стрелы в несчастного Кромвеля, который дрожал и съеживался от страха, безуспешно пытаясь найти себе какие-то оправдания. Гольбейн, которого можно было бы обвинить в том, что он позволил себе взять своему воображению верх над своим искусством, избежал этой бури. В полную силу она обрушилась на одного Кромвеля. В первый раз за долгие годы их сотрудничества он поступился своим главным принципом — во всем угождать своему суверену — и сейчас обливался холодным потом в ожидании неотвратимого наказания. Ни один бык, ведомый на бойню, не упирался так сильно, как упирался Генрих, чтобы избежать этой ужасной судьбы. Он заставил несчастную Анну ждать в неизвестности, пока собирал один Совет за другим в безумных попытках найти какой-нибудь более или менее достойный способ спастись от нее. Его министры могли только напомнить ему, хотя и со всей вежливостью, что если он отвергнет свою невесту, то потеряет дружбу всех лютеранских держав, — как тогда быть, если силы вторжения ринутся в страну через Ла-Манш?

— Неужели нет никакого другого средства, кроме как это ужасное ярмо, в которое из-за блага моей страны я должен сунуть свою шею? — свирепо кричал он, предчувствуя по их испуганным и не смотрящим на него лицам, что проиграл.

Чтобы усилить его отчаяние, одна из новых фрейлин, назначенных к Анне Клевской, вдруг попалась ему на глаза. Это была племянница Норфолка и кузина Анны Болейн. Кэтрин Говард только недавно прибыла ко двору из своего деревенского дома. Она была свежа, как майский цветок, и обладала всей привлекательностью своей кузины; ей не хватало лишь надменности Анны Болейн. Кэтрин была достаточно соблазнительна, чтобы покорить сердце любого мужчины, а уж тем более такое податливое, как королевское. Ее прелестная, слегка пухленькая фигурка, золотистые волосы и чувственный алый рот стояли перед глазами Генриха днем и ночью, пока шли торопливые приготовления к его свадьбе с Анной Клевской.

Это была великолепная церемония, и Генрих прошествовал сквозь ряды веселящихся людей с такой наружной грацией и изяществом, что очаровал тысячи своих бешено аплодирующих подданных, но с таким суровым взглядом, который заставил его и так трясущегося государственного секретаря почувствовать почти физическую боль. После первой брачной ночи Кромвель, дрожа, попробовал запустить пробный шар.

— Сир, теперь, я надеюсь, с вами все хорошо?

— Хорошо! — Генрих сейчас скорее напоминал главного плакальщика на поминках, чем счастливого молодожена. — Конечно же, хорошо! — При этом он подделывался под раболепный тон Кромвеля. Но потом его голос возвысился в бессильном гневе: — Я говорил тебе раньше, что она мне не нравится. Теперь она не нравится мне еще больше. — Он пустился в грубое описание недостатков новой жены, облаченное в такие откровенные выражения, что даже огрубевшие щеки Кромвеля покраснели. — А если от нее мне нет пользы по ночам, как я могу коротать с ней часы в дневное время? — раздраженно требовал ответа Генрих. — Ей не о чем говорить со мной, она не прочла ни единой книги и, не дай Бог, еще начнет распевать песни скрипучим голосом, как старая сова!