Вахта Семеновой заканчивалась. «Вега» рубила свое исправно.

— Ну, хорошо, — сказал Мальцев, — а какой-нибудь вспомогательной работой вы не занимаетесь на вахте?

— Что вы! Инструкция категорически запрещает! — округлила Валя глаза.

— Я не о том говорю, — разочарованно вздохнул Мальцев.

Тут художник завершил свой гербарий, размашисто расписался на листе и протянул рисунок Семеновой.

— Да вот... я иногда еще цветочки поливаю, — между прочим сказала та, принимая рисунок.

— Ну, полейте...

Валя принесла воды, полила. Естественно, «Вегу» это мокрое дело ничуть не расстроило. Машину будто заклинило на хорошей работе, точно она изо всех сил старалась выслужиться.

Тут наш биолог показал пальцем на три цветочных горшка, елочкой прикрепленных к стене как раз над серебристым шкафом криогенных преобразователей, и спросил:

— А почему вы в те горшки ничего не садите? Высоко? Не хочется забираться?

— Я сажу, но там цветы не растут. Может быть, жарко, а может, из машины выходит какой-то дух... — Валя пожала плечами и добавила: — Корни растут, а цветы не растут.

Она взяла стульчик, подошла к шкафу криогенных преобразователей и отломила тоненький зеленый червячок, вылезший через днище в дырочку для спуска лишней влаги.

— Нет, постойте! — остановил ее руку, протянутую к другим, вылезшим на свет белый корешкам, биолог. — Кто вам сказал, что это корни?

— А что же еще может вниз пробиться? — резонно спросила Валя.

Мальцев, сидевший все время с непроницаемым выражением лица, заинтересовался разговором и даже подошел ближе.

— Постойте! — он взглянул на отломанный слабо зеленый червячок, который Валя держала на ладони под самым носом у биолога. — Да ведь это самый настоящий росток!

— О чем вы говорите? — усмехнулся биолог. — Где вы видели цветок, растущий вниз?

— А вот мы посмотрим! — Мальцев помог Вале спуститься со стульчика, сам вскочил на него и снял все горшки с цветами.

Он положил их на бочок, как бутылки, на наш огромный стол, чтобы не сломать росточки, нетерпеливо оглянулся по сторонам — чем бы распилить пластмассовые горшочки, а потом, весь горя нетерпением, просто ударил по одному ребром ладони. Тонкая розовая пластмасса спружинила, но не сломалась.

— Ах, черт! — не сдержался Мальцев.

Я подал ему горячий паяльник. Он быстро провел жалом по стенке горшка. Завоняло жженой пластмассой, паяльник, как волнорез, легко вошел в стенку горшка, оставляя по сторонам неровной дорожки два грязных валика расплавленной пластмассы. Ком земли выпал на стол. Мальцев быстро, но осторожно разломил его, потом очистил тоненький вертлявый росточек и слабую паутинку коричневых корешков. И мы все убедились: корни росли вверх, а росток, пробив неимоверную по его силенкам толщину земли, упорно стремился вниз, к далекому маленькому отверстию в донышке горшка.

— Невероятно! — сказал биолог. — Ничего не понимаю.

И сел.

Мальцев оглядел всех нас как-то странно весело. Потом живо подошел к серебристому шкафу криогенных преобразователей и зачем-то взглянул, как он крепится к стене. Мог бы у меня спросить. Я бы сказал, что там карабинное крепление, которое позволяет отцепить шкаф от стены и развернуть в ходе ремонта. Мальцев тут же сообразил что к чему и отцепил карабины.

— А сейчас я вам покажу фокус, — сказал он. Как заправский фокусник, он покрутил ладонями у нас перед носом (стоит ли говорить, что мы окружили его со всех сторон). Потом демонстративно, одним мизинцем, он зацепил уголок шкафа криогенных преобразователей и повел рукой. Тяжеленный шкаф, как пушинка, поехал по полу, точно на воздушной подушке. И только гибкие кабели не позволяли увезти его далеко от стены.

Мальцев достал записную книжку, вырвал листочек. Присев на корточки, он просунул его под основание шкафа и легонько подтолкнул бумажку. Она пролетела под днищем шкафа и вылетела к стене.

Шкаф висел в воздухе!

— Замечательно, — сказал Мальцев буднично, словно ему все было ясно. Он снова взял листок, подсунул его под шкаф наполовину и попросил меня временно выключить криогенные преобразователи. И когда я это сделал, мы все увидели, что шкаф опустился на пол и придавил бумажку. Мальцев ее подергал — она не поддавалась.

Он сделал знак — я включил ток. Мальцев легко подвинул шкаф к стене, пристегнул его карабинными защелками, потом пригласил всех нас к столу.

Самое глупое лицо, наверное, было у меня. Хотя и биолог смотрел на корешки так, словно видел живую змею там, где рассчитывал потрогать мертвую.

— Итак, что мы имеем, коллеги? — спросил Мальцев. И сам себе ответил: — Цветочек перепутал верх и низ. Небом для него стало то, что мы называем землей.

— Искривление поля тяготения? — предположил я.

— Да, точнее антигравитация. Источником ее стали криогенные преобразователи. Создалось искусственное поле тяготения, направленное встречно полю тяготения Земли, потому-то шкаф и теряет вес.

— Замечательно! — в тон Мальцеву заключил я. — Что же удивительного в антигравитации в наше время? Как это приближает нас к выявлению причин сбоев?

Мальцев удивленно взглянул на меня, потом обратился к Вале:

— Вот вам пример удивительной односторонности человека. Мы сейчас прикоснулись к явлению, которое может перевернуть всю нашу технику, подарить людям массу интересных вещей, а он отмахивается, потому что настроен на детективную волну — найти причину сбоя. Да поймите вы: то, что мы сейчас нашли, вполне оправдывает и работу комиссии, и даже месячный простой завода.

Тут я просто разозлился. Это же ясно, куда Мальцев гнет. Уцепится за находку, поднимет ее, как флаг, и опять останется в победителях. А сбои оставит мне — некогда, мол, такой ерундой заниматься.

Но я только буркнул:

— От нас ждут исполнения порученного.

Тут Валя взглянула на часы и спросила, можно ли ей идти, потому что вахта ее закончилась.

— Нет, подождите! — остановил Мальцев. — Расскажите-ка нам о ваших цветочках.

— Да что рассказывать... Я даже названия не знаю. — Валя как будто и сама удивилась неожиданной трудности. — В нашей семье их называли «звездочками». Бабушка мне говорила, что они приносят счастье... Они вообще-то очень капризные. Еще когда жива была мама, я заметила, что чахнуть начали наши «звездочки», как будто вырождаться. Цветки становились мельче, и цвет их стал какой-то желтоватый. А когда я пришла работать в вычислительный центр с установкой «Климат», принесла цветы сюда. Вот как они похорошели, отошли! А цвету сколько! Просто удивительно — земля та же, и вода та же, а не узнать.

— Может, вы их чем-то подкармливаете? — спросил биолог, внимательно присматриваясь к «звездочкам».

— Нет, бабушка говорила — их нельзя подкармливать. Она за ними умела ухаживать. Но даже у бабушки я не видела такого их бурного цветения. Посмотрите, какие сильные стебли! А листья! Сколько жизни, здоровья!

Биолог чувствовал, что все ждут от него какого-то объяснения, но ничего не мог сказать.

— Я не специалист, в ботанике все перезабыл, — сказал наконец он, — но, думаю, не ошибусь, если скажу, что этот вид семейства крестоцветных еще в двадцатом веке считался редчайшим, а в прошлом веке его занесли в атлас исчезнувших растений. Просто удивительно встретить сейчас здесь этот цветок, да еще в таком прекрасном состоянии. Думаю, будет сенсация.

Мальцев положил росточек на ладонь:

— А я не о сенсации думаю. Вот смотрите, этого росточка могло не быть. Он мог исчезнуть, как уже исчезли тысячи других растений, животных, микроорганизмов, а ведь все они были когда-то полноправными формами жизни. Цветок сохранился чудом. Для чего? Подсказать нам, сигнализировать о чем-то значительном, об антигравитации «Веги»? Но тогда разве бесцельным было его существование, чтобы вот так однажды человечество безжалостно вычеркнуло его из списка форм жизни на Земле?

— Что поделаешь, — заметил биолог, — низкая форма живого... Вид не приспособился.