— Почему завербовался?
— Как почему, гражданин начальник! Жить всякому хочется. А ихний абвер может сла-адкую жизнь устроить — водка, девочки, денег не жалеют….
— Кто был в вашей группе?
— Сами знаете: Гришка Климов, он за пахана, и этот… как его… Николаев. Радист.
— Рация была с вами?
— А как же! И деньги были. Тысяч двести!
Вор, кажется, так и не понимал до конца, чем грозит в военное время обвинение в шпионаже. Он уже не пытался врать, и картина постепенно прояснялась.
Две недели назад разведгруппа противника сумела незаметно пересечь линию фронта и на попутной машине добралась до Ленинграда. От Лахты шпионы пешком отправились в поселок Ольгино, и там руководитель группы Климов провел всех на квартиру к некоему Федору Даниловичу.
— Фамилия? Адрес в Ольгине? — спросил Воронов.
— А кто его знает, — удивился Афанасий, — мы ночью попали, я дома толком и не разглядел. Знаю только, что в Ольгине.
На квартире у Федора Даниловича радист группы пытался выйти на связь с центром, но рацию, видимо, стукнули в пути, и она не могла работать устойчиво. (Вот они, засеченные сигналы!) Починить рацию не удалось. После этого решено было оставить ее у Федора Даниловича в Ольгине…
— А сами перекантовались на питерскую малину, к женке Климова.
— Ее адрес?
— Малина на Большой Пушкарской. Номера дома не видел, — не показывали.
— Николаев был с вами?
— Не-е… Он к своей марухе потопал, куда-то на Шестую Советскую. А я у Климова на квартире всю неделю без выхода сидел, лапу сосал да спирт лакал. Больше моего никакого шпионажу и не было. Боялся, что тихари или патрули застукают. Сторожил малину да с Николаевым трепался по телефону, когда он звякал.
При упоминании о телефоне Воронов насторожился:
— А Климов выходил в город?
— Выходил. Ему Зинка, женка евонная, какую-то бумажку с нужной отметкой достала.
Неужели вор действительно не знал ни одной явки, ни одного адреса? Это казалось следователям неправдоподобным. Но, с другой стороны, Щелкунов подробно описывал все детали пребывания в городе шпионской группы, дал словесные портреты участников, рассказал про все «добства» житья в квартире Климовых, где, кроме них, никто не жил. Казалось, будто он действительно ничего не скрывает. А вот адресов сообщить не мог.
— Ну что ж, — устало сказал Воронов, когда закончился допрос, — для начала не так уж плохо. Как находите, товарищ Волосов?
— По-моему, отлично! — несколько восторженно заявил Виктор.
— Ну, радоваться еще рановато, — остудил его пыл Михаил. — Это только самое, самое начало. А вся работа еще впереди. И учтите — кропотливая, трудная, а иногда даже и… нудная.
— Понимаю, — серьезно сказал Волосов.
…Однажды Щелкунова привели на допрос к Полякову. Поняв, что перед ним начальство повыше, вор начал заискивать, клясться: «Я такой человек: засыпался — каюсь». Но ничего серьезного и Полякову он не смог рассказать. Подтвердил только про рацию; вспомнил, что передача сведений по рации считалась первым вариантом, а в случае осложнений группе разрешалось собрать сведения и, спрятав рацию в надежное место, переходить линию фронта в обратном направлении. Это называлось вторым вариантом.
— По этому вариянту Климов и приказал работать, — сказал Щелкунов. — Перед уходом прощался с Зинкой, обещал скоро прийти сам или кого другого прислать.
Подумав, он вспомнил:
— Или в Ольгино, говорил, придет человек, по тому адресу, который тебе даден.
Уже в конце допроса Поляков, как бы между прочим, спросил, кого Щелкунов знает среди сотрудников абвера и их пособников.
Афанасий охотно назвал Мюллера, Эрлиха и еще некоторых немцев, не забыл «первого среди русских» — некоего Федора. В числе близких к Эрлиху лиц Щелкунов упомянул имя Александрова.
— Вот эти двое — Федор и Александров — в ба-альшом доверии у немцев ходят. — И он рассказал о них все, что знал.
Поляков слушал Щелкунова будто бы безразлично, но если бы знал Щелкунов, как интересовала чекиста судьба Александрова!
Щелкунова увели в камеру, а Поляков вызвал к себе Морозова и Воронова.
— Срочно составьте план работы по группе Климова — Николаева — Гриднева, — распорядился он. — Буду докладывать Военному Совету фронта. Учтите: товарищ Кузнецов особо интересуется вопросом борьбы с подобными группами.
Поляков встал из-за стола. Но Морозов и Воронов не уходили. Они хорошо знали своего начальника и понимали — разговор еще не окончен.
Александр Семенович устало, рассеянно прошелся по кабинету, взглянул на сидевших чекистов и вдруг улыбнулся.
— Ну, чего ждете?
Они молчали.
— Ладно, скажу. Есть сведения: Александрова — «Неву» — хорошо приняли. Принял Эрлих. Назначил переводчиком, допустил к секретным материалам по Ленинграду.
Имя Эрлиха немало говорило чекистам. Опытный разведчик, в прошлом один из ближайших сотрудников полковника генштаба Вунтрока, Эрлих считался энергичным, неглупым и проницательным врагом. Он наверняка тщательно проверял Александрова. И если все-таки после проверки допустил к документам, значит…
Значит, не напрасны были их бессонные ночи и утомительные трудные дни. И раньше наши разведчики засылались в тыл врага, но в разведшколу, в «святая святых»… Такой опаснейший и трудный опыт был проделан впервые.
Поэтому Александрова друзья готовили особо тщательно. Морозов сам выбрал этого человека, выбрал его за ум, за неустрашимость, за суровую, настоящую любовь к Родине.
Александров окончил исторический факультет Ленинградского университета, хорошо владел немецким языком, недурно знал историю и литературу Германии — все это было большими достоинствами для разведчика. «Обыграли» чекисты также и то, что отец разведчика скончался в 1937 году в командировке за Полярным кругом. На этом основании была создана легенда, что он был репрессирован органами Советской власти. А это всегда было приманкой для фашистов, как же — сын репрессированного!
Не один раз Поляков, Морозов, Воронов отрабатывали с «Невой» первый допрос разведчика во вражеском тылу:
— Почему вы перешли к нам?
— Я всегда ненавидел Советскую власть; ГПУ репрессировало моего отца.
— За что?
— За то, что он — выходец из Латвии.
— Но вы же воевали против нас?
— А что было делать? Заставили! Но при первой возможности я перешел… Я не верю в победу Советов, — говорил он устало, а потом вдруг резко выкрикивал:
— К черту! Чем скорее вы расколошматите их — тем лучше. Надоело!
…На ту сторону Александрова вывели благополучно. Прошла разведка боем, и один советский солдат «сдался» противнику. До сегодняшнего дня о нем сведений не было. За него волновались. Он вступил в опасную игру с агентами абвера. Сумеет ли историк, которого только война сделала разведчиком, перехитрить опытных профессионалов? Кто возьмет верх — контрразведка Ленинградского фронта или абвер группы армий «Норд»? От этого зависело многое.
— Эх, и пожар бы сейчас ему руку, — сказал Морозов Воронову, когда они ушли от Полякова.
— Да, нелегко ему сейчас, — покачал головой Воронов. — Нелегко…
Глава 4
В кабинете начальника контрразведки обсуждалось положение, создавшееся после того, как была обезврежена вторая шпионская группа — группа Климова.
— В Ольгино ездил дважды, — говорил Волосов. — Никакого Федора Даниловича там нет. Более того, человека с таким именем в поселковом Совете не знают уже лет тридцать.
— По Большой Пушкарской не прописаны Климовы, — сообщил Воронов. — Была, правда, одна семья Климовых, но последние ее представители похоронены на Серафимовском кладбище в тридцатом году. Других Климовых нет.
— На Шестой Советской Николаевы не проживают. — Это доложил подчиненный Воронову лейтенант Голов.
Казалось, все три нити были оборваны.
— Есть одна ниточка, — вдруг, вспомнив что-то, сказал Воронов. — В квартире на Пушкарской должен работать телефон.