Изменить стиль страницы

— Почему завербовался?

— Как почему, гражданин начальник! Жить всякому хочется. А ихний абвер может сла-адкую жизнь устроить — водка, девочки, денег не жалеют….

— Кто был в вашей группе?

— Сами знаете: Гришка Климов, он за пахана, и этот… как его… Николаев. Радист.

— Рация была с вами?

— А как же! И деньги были. Тысяч двести!

Вор, кажется, так и не понимал до конца, чем грозит в военное время обвинение в шпионаже. Он уже не пытался врать, и картина постепенно прояснялась.

Две недели назад разведгруппа противника сумела незаметно пересечь линию фронта и на попутной машине добралась до Ленинграда. От Лахты шпионы пешком отправились в поселок Ольгино, и там руководитель группы Климов провел всех на квартиру к некоему Федору Даниловичу.

— Фамилия? Адрес в Ольгине? — спросил Воронов.

— А кто его знает, — удивился Афанасий, — мы ночью попали, я дома толком и не разглядел. Знаю только, что в Ольгине.

На квартире у Федора Даниловича радист группы пытался выйти на связь с центром, но рацию, видимо, стукнули в пути, и она не могла работать устойчиво. (Вот они, засеченные сигналы!) Починить рацию не удалось. После этого решено было оставить ее у Федора Даниловича в Ольгине…

— А сами перекантовались на питерскую малину, к женке Климова.

— Ее адрес?

— Малина на Большой Пушкарской. Номера дома не видел, — не показывали.

— Николаев был с вами?

— Не-е… Он к своей марухе потопал, куда-то на Шестую Советскую. А я у Климова на квартире всю неделю без выхода сидел, лапу сосал да спирт лакал. Больше моего никакого шпионажу и не было. Боялся, что тихари или патрули застукают. Сторожил малину да с Николаевым трепался по телефону, когда он звякал.

При упоминании о телефоне Воронов насторожился:

— А Климов выходил в город?

— Выходил. Ему Зинка, женка евонная, какую-то бумажку с нужной отметкой достала.

Неужели вор действительно не знал ни одной явки, ни одного адреса? Это казалось следователям неправдоподобным. Но, с другой стороны, Щелкунов подробно описывал все детали пребывания в городе шпионской группы, дал словесные портреты участников, рассказал про все «добства» житья в квартире Климовых, где, кроме них, никто не жил. Казалось, будто он действительно ничего не скрывает. А вот адресов сообщить не мог.

— Ну что ж, — устало сказал Воронов, когда закончился допрос, — для начала не так уж плохо. Как находите, товарищ Волосов?

— По-моему, отлично! — несколько восторженно заявил Виктор.

— Ну, радоваться еще рановато, — остудил его пыл Михаил. — Это только самое, самое начало. А вся работа еще впереди. И учтите — кропотливая, трудная, а иногда даже и… нудная.

— Понимаю, — серьезно сказал Волосов.

…Однажды Щелкунова привели на допрос к Полякову. Поняв, что перед ним начальство повыше, вор начал заискивать, клясться: «Я такой человек: засыпался — каюсь». Но ничего серьезного и Полякову он не смог рассказать. Подтвердил только про рацию; вспомнил, что передача сведений по рации считалась первым вариантом, а в случае осложнений группе разрешалось собрать сведения и, спрятав рацию в надежное место, переходить линию фронта в обратном направлении. Это называлось вторым вариантом.

— По этому вариянту Климов и приказал работать, — сказал Щелкунов. — Перед уходом прощался с Зинкой, обещал скоро прийти сам или кого другого прислать.

Подумав, он вспомнил:

— Или в Ольгино, говорил, придет человек, по тому адресу, который тебе даден.

Уже в конце допроса Поляков, как бы между прочим, спросил, кого Щелкунов знает среди сотрудников абвера и их пособников.

Афанасий охотно назвал Мюллера, Эрлиха и еще некоторых немцев, не забыл «первого среди русских» — некоего Федора. В числе близких к Эрлиху лиц Щелкунов упомянул имя Александрова.

— Вот эти двое — Федор и Александров — в ба-альшом доверии у немцев ходят. — И он рассказал о них все, что знал.

Поляков слушал Щелкунова будто бы безразлично, но если бы знал Щелкунов, как интересовала чекиста судьба Александрова!

Щелкунова увели в камеру, а Поляков вызвал к себе Морозова и Воронова.

— Срочно составьте план работы по группе Климова — Николаева — Гриднева, — распорядился он. — Буду докладывать Военному Совету фронта. Учтите: товарищ Кузнецов особо интересуется вопросом борьбы с подобными группами.

Поляков встал из-за стола. Но Морозов и Воронов не уходили. Они хорошо знали своего начальника и понимали — разговор еще не окончен.

Александр Семенович устало, рассеянно прошелся по кабинету, взглянул на сидевших чекистов и вдруг улыбнулся.

— Ну, чего ждете?

Они молчали.

— Ладно, скажу. Есть сведения: Александрова — «Неву» — хорошо приняли. Принял Эрлих. Назначил переводчиком, допустил к секретным материалам по Ленинграду.

Имя Эрлиха немало говорило чекистам. Опытный разведчик, в прошлом один из ближайших сотрудников полковника генштаба Вунтрока, Эрлих считался энергичным, неглупым и проницательным врагом. Он наверняка тщательно проверял Александрова. И если все-таки после проверки допустил к документам, значит…

Значит, не напрасны были их бессонные ночи и утомительные трудные дни. И раньше наши разведчики засылались в тыл врага, но в разведшколу, в «святая святых»… Такой опаснейший и трудный опыт был проделан впервые.

Поэтому Александрова друзья готовили особо тщательно. Морозов сам выбрал этого человека, выбрал его за ум, за неустрашимость, за суровую, настоящую любовь к Родине.

Александров окончил исторический факультет Ленинградского университета, хорошо владел немецким языком, недурно знал историю и литературу Германии — все это было большими достоинствами для разведчика. «Обыграли» чекисты также и то, что отец разведчика скончался в 1937 году в командировке за Полярным кругом. На этом основании была создана легенда, что он был репрессирован органами Советской власти. А это всегда было приманкой для фашистов, как же — сын репрессированного!

Не один раз Поляков, Морозов, Воронов отрабатывали с «Невой» первый допрос разведчика во вражеском тылу:

— Почему вы перешли к нам?

— Я всегда ненавидел Советскую власть; ГПУ репрессировало моего отца.

— За что?

— За то, что он — выходец из Латвии.

— Но вы же воевали против нас?

— А что было делать? Заставили! Но при первой возможности я перешел… Я не верю в победу Советов, — говорил он устало, а потом вдруг резко выкрикивал:

— К черту! Чем скорее вы расколошматите их — тем лучше. Надоело!

…На ту сторону Александрова вывели благополучно. Прошла разведка боем, и один советский солдат «сдался» противнику. До сегодняшнего дня о нем сведений не было. За него волновались. Он вступил в опасную игру с агентами абвера. Сумеет ли историк, которого только война сделала разведчиком, перехитрить опытных профессионалов? Кто возьмет верх — контрразведка Ленинградского фронта или абвер группы армий «Норд»? От этого зависело многое.

— Эх, и пожар бы сейчас ему руку, — сказал Морозов Воронову, когда они ушли от Полякова.

— Да, нелегко ему сейчас, — покачал головой Воронов. — Нелегко…

Глава 4

В кабинете начальника контрразведки обсуждалось положение, создавшееся после того, как была обезврежена вторая шпионская группа — группа Климова.

— В Ольгино ездил дважды, — говорил Волосов. — Никакого Федора Даниловича там нет. Более того, человека с таким именем в поселковом Совете не знают уже лет тридцать.

— По Большой Пушкарской не прописаны Климовы, — сообщил Воронов. — Была, правда, одна семья Климовых, но последние ее представители похоронены на Серафимовском кладбище в тридцатом году. Других Климовых нет.

— На Шестой Советской Николаевы не проживают. — Это доложил подчиненный Воронову лейтенант Голов.

Казалось, все три нити были оборваны.

— Есть одна ниточка, — вдруг, вспомнив что-то, сказал Воронов. — В квартире на Пушкарской должен работать телефон.