Дафна покраснела и ничего не ответила. Скрывая смущение, она нагнулась и стала подбирать упавшую шерсть. Старый Ксанфий улыбнулся, но затем его взгляд стал невидящим. Когда она нагнулась, он увидел ее грудь — и его сердце сжалось от тоски, а мысли унеслись в далекое прошлое, когда он вот так же увидел грудь другой девушки. Она вот так же наклонилась над своим сундуком с приданым… Он вспомнил ее голос, вновь почувствовал на губах ее поцелуй и вспомнил, как они плакали… в те давние, давние дни, когда их разлучили навсегда, — ведь он был рабом.

Дафна, догадываясь о мыслях старика, которого так любила, улыбнулась ему.

— Где сейчас блуждают твои мысли? Далеко отсюда и в давнем прошлом?

Он кивнул, не в силах заговорить.

Пряха подняла веретено, несколько раз обвила его крученой нитью и закрепила ее в зарубке. Потом оно вновь завертелось, а пряха принялась сучить нить из шерсти на рогульке.

— Я знаю рабыню вдовы Ликии, — заявила она. — И она мне все рассказала про Фаргелию. Фаргелия была гетерой и забеременела от главного косского асклепиада. И они еще раньше были любовниками в Македонии.

— Это ложь! — сверкнув глазами, крикнула Дафна. — Это ложь, которую придумала и распустила Олимпия. Я знаю, кто был отцом ребенка… нерожденного ребенка Фаргелии. Это… это царь. Она сама сказала мне перед смертью.

Ксанфий осторожно кашлянул, и Дафна повернулась к нему. Ее щеки пылали.

— Ах да, Ксанфий… Я и забыла. Что случилось?

— Олимпия, — ответил он с легким поклоном и чуть заметной улыбкой, — жена Тимона, первого архонта Коса, ждет тебя внизу.

— Вот так совпадение! — воскликнула Дафна. — Я должна пойти к ней. Наверное, должна — ведь она наша гостья. Однако, Ксанфий, солнце, кажется, уже садится?

— Да, оно садится, Дафна.

— Так мне пора идти к Ктесию. Я обещала спеть ему сегодня, когда он ляжет спать. Я ни за что не хочу его огорчить. Сходи за лирой, Ксанфий, и подожди меня с ней у наружной двери. Ты знаешь, какую лиру взять?

Ксанфий улыбнулся.

— Наверное, ту, которую я чуть не уронил в море в Галасарне?

Дафна весело засмеялась.

— Сходи за ней, а я пока объясню Анне, какой узор выткать.

Когда Дафна спустилась в экус, она увидела, что у двери с лирой в руке стоит Ксанфий. Он опустил лиру на пол.

— Олимпии тут нет, — сказал он. — Она, кажется, ушла.

Они поискали ее в доме и расспросили слуг, но ее никто не видел.

— Олимпия плохо выглядела, — заметил Ксанфий. — Она была очень бледная. Может быть, она заболела? Она вдруг рассердилась и накричала на меня за то, что я спросил, пришла ли с ней ее служанка. Ну, а я, кажется, в ответ сказал ей дерзость.

Дафна слегка улыбнулась и взяла лиру. Ксанфий открыл дверь, и до них вдруг донесся тревожный гул голосов. Дафна поставила лиру, и они выбежали во двор.

— Пуркайя! Пуркайя!

Это кричал привратник. Над внутренним двориком книгохранилища поднимались густые клубы черного дыма.

— Свитки отца! — вскрикнула Дафна. — Ксанфий, нужна вода! Вода!

Они кинулись обратно в дом и через мгновение вернулись с амфорами, полными воды. В открытые ворота вбегали люди. Раздался женский голос:

— Это Гиппократ! Гиппократ поджег свитки!

Другие голоса подхватили этот крик. Дафна пошатнулась под тяжестью своей ноши, и какой-то мужчина, вбежавший в ворота, снял амфору с ее плеча. Теперь Дафна увидела, что над двориком книгохранилища пляшут языки пламени, и почти в ту же минуту огонь заполыхал и над палестрой. Она поняла, что загорелось масло в чану. Нет, тут не поможет никакая вода.

Дафна замерла, стараясь понять, что же произошло, как вдруг ее сердце сжалось от внезапного ужаса. Ктесий! И его мать! Она же не может ходить… А Ктесиарх в отъезде!

Дафна посмотрела на дом Ктесиарха. Да, над ним тоже подымается дым. Она бросилась через двор и обогнула угол палестры. Перед входом в дом Ктесиарха толпились люди. Дверь была распахнута, и Дафна кинулась туда, но ее схватила какая-то рабыня.

— Не ходи! — рыдала она. — Там смерть. Я хотела вынести хозяйку, но у меня не хватило сил. Но я пыталась… и вернулась назад, и снова пыталась… а тут повалил дым, и она прогнала меня, она сказала: «Уходи!»

— А где Ктесий? — крикнула Дафна.

— Он не захотел уйти от матери. Я его звала, а он не пошел. Они там, в ее спальне. А дыму-то, дыму…

Дафна оттолкнула служанку и снова кинулась к двери, но кто-то преградил ей путь, и ее схватила сильная рука.

Это был Клеомед. Его лицо и обнаженная грудь были усеяны каплями пота, словно после долгого бега. Позади него стоял Буто — его лицо и руки были черны от сажи.

— Что случилось, Дафна? — кричал Клеомед. — Кто-нибудь остался в доме?

— Ктесий и его мать! — простонала она. — Я должна добраться до них, помочь им спастись. — Она старалась вырваться из его рук.

— Нет, пойду я, а ты останешься здесь. Я спасу их для тебя. Где они?

— В ее спальне, на втором этаже… вон ее окно! — указала Дафна.

Клеомед посмотрел на высокую стену: в нижнем этаже окон не было, и взобраться наверх здесь он, несмотря на всю свою ловкость, не смог бы. Из внутреннего дворика валил дым, и из двери, и из окон верхнего этажа. Тугодум Клеомед вдруг обрел сообразительность и быстроту.

— Я доберусь до них по внутренней галерее.

Он повернулся к двери, но Буто преградил ему путь.

— Слишком опасно, — прохрипел он. — Я был там… старался помешать огню перекинуться на дом.

Клеомед попытался отбросить его, но великан Буто не сдвинулся с места. Он продолжал выкрикивать:

— Не ходи! И перистиль и галерея уже горят. Я твой отец, и я запрещаю тебе идти туда!

Клеомед отступил и вдруг рванулся вперед. Раздался глухой звук, и старый кулачный боец упал: Клеомед ударил его правым кулаком прямо в челюсть — Буто сам научил его бить так. Клеомед перепрыгнул через него и исчез в дыму.

Дафна, замерев, ждала. Пламя ревело все грознее. Казалось, прошла целая вечность. И вдруг кто-то крикнул:

— Вот он!

На балкон выбежал Клеомед… да… он несет кого-то, Ктесий! Мальчик бессильно повис на его руках. Клеомед перегнулся через парапет и осторожно уронил Ктесия в тянувшиеся снизу руки. Потом он выпрямился и, задыхаясь, крикнул:

— Будь спокойна, Дафна, он жив. Я постараюсь спасти его мать. И будь спокойна, что бы ни случилось.

Он помахал ей рукой, словно — как вспоминала потом Дафна — знал, что прощается с ней навсегда.

— Клеомед! Клеомед! — кричал Буто, с трудом поднимаясь с земли. — Подожди, я иду к тебе на помощь.

Буто, покачиваясь, побрел к двери. Он оперся рукой о косяк и, широко расставив ноги, зашатался.

— Подожди меня! — закричал он снова. — Подожди меня, сынок!

Вдруг раздался скрежещущий треск, он перешел в грохот и завершился громовым ударом. И тут же раздался еще один удар. Буто отшвырнуло от двери. И наступила тишина — только свирепо ревел огонь.

Раздался вопль:

— Крыша провалилась!

Дафна нагнулась надлежащим на земле Ктесием. Лицо его было черным от сажи, грудь прерывисто вздымалась, он хрипел. Но вскоре дыхание его стало ровнее. Он открыл глаза. Дафна села рядом и подняла его на руки; прижав его к себе, она баюкала его и что-то невнятно шептала.

Вдруг над самой головой она услышала пронзительный женский голос. Она подняла глаза — рядом стояла Олимпия в своем красном одеянии. Лицо ее было бледно как смерть.

Указывая на огонь, она вскрикнула:

— Это правда? Клеомед погиб там?

— Да, — с болью ответила Дафна. — Это правда.

— Нет! Нет! Нет!

И Олимпия лишилась чувств. Какие-то люди подхватили ее и унесли. Дафна слышала, как один сказал:

— Вроде бы умерла.

Но другой ответил:

— Нет, видишь — дышит.

К Дафне нагнулся старик Ксанфий.

— Как мальчик?

— Кажется, ничего.

Ктесий снова открыл глаза и приподнялся.

— Где матушка?

— Не знаю… Она, наверное, скоро придет… Хочешь переночевать сегодня у меня?