Ошиблись! Но в чем можно упрекнуть этих людей, кроме недостаточной дальновидности? Край лютых холодов и беспощадного гнуса, вечной мерзлоты, бесчисленных озер и болотных топей и впрямь не сулил добра. К тому же не было техники, пригодной для работы в экстремальных условиях этого края. Вездеходы, вертолеты, болотоходы, сверхмощные буровые станки — все это появилось потом, спустя годы, а покуда на руках у скептиков были все козыри. Но мир устроен так, что как только возникает на гребне его надежд некий «тосканелли» — прогнозист, мыслитель, так тотчас же объявляется и некий «колумб» — рыцарь, практик, готовый положить голову за идею. Так и гипотеза Губкина постепенно обрастала приверженцами из наиболее отчаянных голов от геологии, и пока ученые спорили, эти — практики — уже пустились в путь по северам Тюменщины.

В начале пятидесятых небольшие разведочные экспедиции и отряды сейсморазведки пробирались все глубже в дебри сургутской тайги, в пади шаимских болот, в снега ямальской и тазовской тундр. Не было ремонтных баз, не хватало бурового оборудования, инструмента, самоходной техники. Каждый шаг давался с трудом. Не легче, чем суровые природные условия, преодолевалось и… скептическое отношение к поиску со стороны высокого начальства. Изменить положение могло только открытие. Но большинство пробуренных скважин оказывались либо вовсе пустыми, либо подразнивали малым дебитом то нефти, то газа, не подтверждая промышленных запасов.

…Это произошло в июне 1960 года. Начальнику Тюменского геологического управления Юрию Георгиевичу Эрвье вручили радиограмму следующего содержания:

«Скважина Р-6 фонтанировала через пятидюймовую обсадную колонну без спущенных насосно-компрессорных труб… с дебитом 350—500 тонн в сутки. Точно дебит определить невозможно ввиду того, что скважину пришлось по техническим причинам два раза останавливать. Амбар сейчас почти полностью заполнен нефтью, давление сообщу позднее».

Радировал начальник Шаимской нефтеразведочной экспедиции М. В. Шалавин.

С этой временной точки и начинаются геологические открытия на тюменской земле. Шаимское, Самотлорское, Мегионское, Усть-Балыкское — нефтяные месторождения, Игримское, Похрамское, Комсомольское, Губкинское, Медвежьинское и Уренгойское — газовые гиганты.

Разведка уходит все дальше на север и все глубже в недра земли. А тем временем на открытых уже месторождениях встают первые бастионы освоителей — нефтяные и газовые промыслы, вахтовые поселки и… города!

Снятся людям иногда…

В середине шестидесятых, когда обозначилась перспектива активного внедрения человека в область экстремальных климатических зон — субарктики и арктики, — некоторые молодежные газеты и журналы бросили клич: «Пофантазируем!» И замелькали проекты северных поселений. Они в большинстве своем мало чем отличались от фантастических городов на Луне и на Марсе. Это были строения под прозрачными куполами, где вольготно цвели вечнозеленые сады и искрились искусственные водоемы, города, состоящие из громадных зданий, соединенных между собой стеклянными галереями. В одном из таких проектов, помнится, даже значился точный адрес: «Надым — город будущего». Пропагандисты смелых идей в ту пору, пожалуй, переусердствовали. Кое-кто из юных читателей принял фантастические образцы за чистую монету…

Вспоминаю салехардский аэропорт 1971 года. Утлое заваленное сугробами зданьице барачного типа. Еще вчера оно пустовало. Но теперь! Толпы людей дневали и ночевали здесь. Среди сваленного на пол пыльного дорожного скарба сопели, храпели, резались в «тыщу», бессонно маялись молодые парни и девушки, геологи, буровики, плотники, механизаторы, прожженные северные бичи. Надым был объявлен Всесоюзной ударной стройкой. И люди ехали строить Надым.

Там, в провонявшем консервами, перегаром и багажом сумрачном зальчике ожидания я впервые наблюдал те душевные аварии, когда хрустальные мечты на всем ходу сталкивались с железной действительностью! Мальчик в кроличьей ушанке, теребя пошарпанный рюкзачишко, еще что-то лепетал про город под стеклянным куполом, а заспанный, стершийся в мутной воде похмелья мужичок втолковывал ему свое, истинное что и как.

— Брось ты эти сказки. Выкинь из головы. Там, в Надыме, чтобы на ночь приткнуться, угла нет. Я вон месяц бичевал в балке на нарах. Проснешься по утрянке — башку не оторвешь: волосы к стенке примерзли. А ты как думал? Стенки-то железные, ковров не весят! Вот ежели летом, конечно, по навигации материалов подкинут, тогда другое дело. Тогда к осени, может, первый дом заложим…

— Какой дом? — в глазах мальчика растерянность.

— Обыкновенный, в пять этажей. Какой еще?!

— А купола?

— Чокнулся ты на куполах, чудо в перьях! Кто хоть их изготовляет, ты мне покажи. Каки хоть они на вид-то? Мотай-ка ты, братан, домой, к мамке. Там тебе и все купола! А тут — Север. Понимаешь ты — Север?

Действительность

Там и впрямь было не до куполов. Руководители единственного в ту пору в Надыме треста Севергазстрой столкнулись на практике с явлением катастрофическим — текучестью кадров. Трест и его подразделения напоминали проходную с множеством дверей. Люди шли нескончаемым потоком. Они входили в одни двери и выходили в другие. И самое обидное было то, что в общей массе уходили и нужные стройке люди — квалифицированные рабочие, специалисты.

Человеку, живущему в большом городе, работающему на крупном предприятии со сложившимися традициями, трудно понять необычность драматизма северных проблем. Давайте вообразим и наглядно представим всю картину. Итак, вы будто смотрите с высоты птичьего полета на территорию в сотни квадратных километров, где нет ни железных дорог, ни автомагистралей, ни городов, где признаки присутствия человека так ничтожны, что их впору не заметить. В юго-западной оконечности этой территории есть точка — клочок земли размером примерно в 400 гектаров. Здесь предстоит построить город. В пятнадцати километрах от этого пятачка — река Надым. Ее берега придется одеть в бетон, возвести причальные сооружения, водрузить на них краны, т. е. создать речной порт.

На противоположной стороне реки, на правом ее берегу — поселок Старый Надым. Когда-то там жили пяки — лесные ненцы. В пятидесятых они влились в коллективные оленеводческие хозяйства, ушли на север — в Ныду, Нори, Хэ — и там осели. В поселок пришли нефтеразведчики, отстроили его заново. Но к началу освоения и они откочевали к Обской губе, в Нумги. А Старый Надым готовился стать базой строителей газопровода и железнодорожной линии Надым — Медвежье.

До Медвежьего 120 километров. Там, на месторождении, должен возникнуть поселок Пангоды — плацдарм буровиков и газодобытчиков — и десять установок комплексной подготовки газа, каждая из которых — средней величины завод. Эти установки растянутся по тундре стокилометровой шеренгой с юга на север, почти до самой Обской губы.

Срок, чтобы раскрутить строительство, поднять всю эту махину, включая и строительство города, и промысла, и газопровода, отпущен крайне малый: по планам правительства уже через год ямальский газ должен быть подан на Урал и в Центр, а через пять, максимум — шесть лет Медвежье необходимо вывести на полную проектную мощность! Что для этого нужно? Живая сила и техника: сотни машин и механизмов, тысячи и десятки тысяч человеческих рук. Все это есть в стране. Тысячи людей откликнулись на призыв Родины. Но на стройке нет ни жилья, ни гаражей, ни ремонтных баз — ничего! А сроки уже установлены. И вся эта неудержимая масса — люди, машины, грузы, оборудование, механизмы — уже хлынула со всех концов великой страны!

Вспоминаю каменное лицо управляющего трестом Василия Даниловича Чернышева. Будучи в курсе неутрясок и проблем, я как-то спросил его:

— А может быть, произошла тактическая ошибка? Может, разумнее было бы заблаговременно подготовить базу, создать необходимые условия, а уж тогда и призывать людей?