Кирза — представительница первого поколения кожзаменителей, — мягко говоря, оставляла желать лучшего. Была она и жестковата, и грубовата, делалась в морозы ломкой, в жару размягчалась… В середине XX века «искусственной кожей» стало именоваться второе поколение кожзаменителей. И в этой «коже» не обошлось без хлопка. В начальной стадии получался «холст» — точь-в-точь такой, как при переработке хлопкового волокна для получения пряжи. Но здесь «холст» обкладывался листами поливинилхлоридной композиции, и весь этот «пирог» сплющивался между плитами мощного пресса. Если на плитах был выгравирован рисунок, то он отпечатывался на поверхности искусственной кожи, так, чтобы она напоминала настоящую. С виду и впрямь была схожесть, но даже босоножки из такой искусственной кожи служили недолго…
Между тем во многих лабораториях мира продолжались поиски искусственных структур для одежды и обуви. Среди множества полимерных соединений новой химии XX века пристальное внимание исследователей привлек полиуретан. Нам он больше знаком, например, в виде «пенистого» поролона. Но вот на основе полиуретановой композиции японские фирмы выпустили материал под названием «кларино», в ЧССР появился сходный «комфит». А по разработкам Института химии высокомолекулярных соединений Академии наук Украины оапорожский завод стал выпускать искусственную синтетическую кожу третьего поколения.
С виду такая синтетическая кожа и вовсе неотличима от натуральной. На стальных валках, через которые проходит рулон синтетической кожи, нанесен рисунок — мерея, узор, точно копирующий такой же — в овчине, козлиной коже или хоть крокодиловой. И на ощупь такая кожа мягка, эластична. Однако технологи ставят перед собой задачу: превзойти натуральную кожу по всем статьям, по всем показателям. И выработка подобной рукотворной кожи — уже четвертого или пятого поколений, возможно, с привлечением и биотехнологии, — не за горами.
Итак, химики-«пирожники» сумели создать превосходную подошву, а также кожеподобный материал для верха обуви. Может быть, пора отдать им же на откуп весь процесс изготовления, верней, «выпечки» обуви? Осуществимо ли такое? Посмотрим сначала, в чем заключалась работа классического сапожника. В самом примитивном варианте достаточно было просто раскроить кусок выделанной кожи. В Юго-Западной Европе, в том числе па Украине, встарь была распространена «цельная» обувь. Делалась она так: вырезали четырехугольный кусок кожи с прорезями, сквозь которые продевались ремешки — «волоки» для того, чтобы обувь держалась на ноге. В верхней части такая обувь не сшивалась, а «морщилась» — отчего еще одно название — «морщенцы»…
Зато добротные сапоги или туфли требовали не одного часа работы. Все кустари из района Кимры до революции, неустанно трудясь, выдавали примерно полтора миллиона пар обуви в год. Можно прикинуть, сколько сапожников понадобилось бы сегодня для выпуска сотен миллионов пар — на всю страну. Миллионы… Впрочем, уже в начале века и до сапожного ремесла доходит швейная машина, причем с такой иглой, что запросто пробивает любую кожу. Под стать этой технике гвоздильная машина: заколотит три сотни гвоздиков меньше чем ва минуту. Куда за этим угнаться даже самому проворному сапожнику! Но гвоздевое крепление обуви — это уже почти вчерашний день. Не только потому, что выпирающий гвоздь в ботинке и впрямь «кошмарней, чем фантазия у Гёте», как шутливо замечал Маяковский. В XX веке возникли другие методы соединения деталей друг с другом.
Последняя фраза словно попала в рассказ про обувь из какой-то статьи о прогрессе в машиностроении. Но ведь тот же сапог или ботинок тоже состоит из десятка-другого деталей, которые следует скрепить между собой. В ряде моделей это достигается вулканизацией. Но не отдельно подошвы и каблука, а прямо на финише обувного конвейера. Сырая заготовка низа обуви, соединенная с собранным верхом, схватывается с ним намертво при достаточной температуре и давлении. Надежное соеди-нение обеспечивают также особые синтетические клеи. Да и прочная нить находит свое место в соединительных швах.
А вообще-то обувные машины считаются одними из сложнейших. Они должны проделывать ряд замысловатых движений, чтобы обработать и соединить обувные детали причудливой конфигурации. Проще никак не выходит. Впрочем, бывает, когда путь от полимерных гранул до готовых туфель длится буквально минуту. Так на термопластавтомате отливаются пляжные туфли. Но модельные туфли так лихо не получишь. Если время их рождения на конвейере исчисляется часами или минутами, то время создания намного больше…
СТОТЫСЯЧНЫЙ ЭКСПОНАТ
Не для вас ли выставлены такие туфли? Нравятся? Подходят? С примеркой и покупкой придется, к сожалению, подождать. Понимаете, эта пара — из коллекции. Так называется подбор одежды или обуви, разработанный модельерами и предназначенный для массового выпуска в будущем сезоне или в будущем году. А полюбоваться подобной коллекцией можно, например, на стендах музея флагмана нашей обувной промышленности — ленинградского «Скорохода». Около 200 моделей обновляется ежегодно. Коллекция обуви завтрашнего дня занимает целый зал. А всего в этом музее до 50 тысяч экспонатов!
Этот музей обуви внушительный, но далеко не единственный в мире, в стране и даже в Ленинграде, где, например, в Эрмитаже наряду со старинной одеждой собрано немало образцов обуви былых времен. Интересны экспонаты на стендах Киевского научно-исследовательского института кожевенно-обувной промышленности. Или знаменитoй обувной фирмы «Батя» — в чешском городе Готвальдове. В городке Блакебург, что находится в ГДР, примечательна эмблема, стоящая у входа в обувной музей. Это четырехметровый сапожище, который был бы впору пятнадцатиметровому великану. Гигантский сапог был изготовлен в начале' нашего века в знак шести-векового юбилея цеха сапожников в этом округе. На сапог-эмблему пошла кожа десяти коров; одна подошва весит девяносто два килограмма…
Предлагаем совершить мысленную экскурсию по «сводному музею», в котором собрана обувь всех стран и народов. Хотя бы основные образцы — тоже набралось бы не менее 100 тысяч, и может, те самые-туфли, что вам приглянулись, — как раз 100-тысячный экспонат?.. Если этот экспонат сверкает новизной, то обувь, которую носили много веков назад, едва сохранилась. Мы знакомимся с нею по скульптурам, картинам или в воссозданном, реконструированном виде. Можно ли определить, в каком веке носили подобную обувь? И да, и нет. Если сохранились хоть остатки обуви, то радиоуглеродный и другие методы анализа помогают установить примерную дату ее рождения, хотя бы век. Но по внешнему виду об этом судить не всегда легко: сменялись века, а обувь почти не изменялась…
И все же с античных времен обувь становится все более разнообразной, хотя каждый «экспонат» открывает нам нечто неожиданное. Вот башмаки, которые носили в Древнем Риме. Непонятно только, мужские они или женские. Понять это можно, обратившись к литературе той эпохи. Один из персонажей комедии древнегреческого драматурга Аристофана укоряет свою жену: «Зачем стащила мои башмаки?» Разгадка этой реплики в том, что тогда мужская и женская обувь были схожи, разве что мужская делалась чуть покрупней. Римский писатель Элиан подтверждает эту догадку, что называется, прямым текстом: «У большинства римских женщин обувь такая же, как у мужчин».
«У большинства» — заметим, а как у меньшинства? Скажем, у знатных патрицианок? Такая обувь представляется нам теперь вовсе невероятной. Помните, у Маршака рассеянный с улицы Бассейной как-то «вместо валенок перчатки натянул себе на пятки»? Матерчатая обувь патрицианок была сделана именно так — по типу перчаток. Далеко в такой обуви, конечно, не уйдешь… А вот обувь, ныне музейная, но вообще не предназначенная для ходьбы в ней. С виду она напоминает пинетки для младенцев, мягкие, минимальных размеров. Между тем это обувь взрослой женщины, которая разучилась ходить самостоятельно и передвигается лишь с помощью служанок. Обувь одной из многих тысяч китаянок минувших дней. Обычай предписывал бинтовать туго ступни ног тех девочек, которым суждено сделаться женами высокопоставленных господ. И следовательно, подчиняясь этикету, вести недеятельный образ жизни. Изуродованные, вялые ступни именовались при этом «цветок лилии»…