Осенний день не говорлив.

Он смотрит строго.

Среди дуплистых редких ив

Бежит дорога.

Над косогором слет грачей,

Шумна ватага.

Сверкает лентою ручей

На дне оврага.

Лазурь сметает облака,

Уходят тучи.

Как жизнь твоя всегда легка,

Простор могучий!

Цепь говорливых журавлей,

Нить паутины.

Да придорожник, да репей,

Да ширь равнины.

С листопадом приключилась кутерьма, —

Знать, у осени дырявая сума.

По оврагам разлетелися листы,

Небо синее спустилось с высоты.

Паутины протянулася кудель,

Озимей колышется постель

Вихрь гудит в полях меж проводов,

Сбиты яблоки румяные с садов.

Поржавела у плотины осока,

И звезда упала в речку с высока.

Растет на бугорке калиновый кусток,

И с оржаных полей летает ветерок.

Уходит в синеву за перелеском даль,

И сердцу моему теперь близка печаль.

Спадай, осенний лист, на глинистую кручу,

В затихнувших полях я словом сердце мучу.

Побродить по озимому полю,

Понаслушаться песен весны —

Это выпало нонче на долю,

Небеса широки и ясны.

Вьется тропка до самого леса,

Запестрела цветами опушка,

Угомону не знает кукушка,

Для нее распахнулась завеса.

Мне годов предсказала немало,

Мое сердце еще не устало,

И на свете еще поживу,

Чтобы счастье узнать наяву.

Нет одиночества чудесней

Среди оржанищ полевых,

Сливается шум ветра с песней,

И сам собою льется стих.

Как бы пронзен стрелою мысли,

Простор волненьем озарен,

На травах капли рос повисли,

И на бугре янтарный клен.

Мне вовсе думать и не надо,

Иду дорогой не спеша.

Ты, одиночество, отрада,

Тобой наполнена душа.

Слетелись сорок сороков,

И началась весна.

Ручей бурлит у берегов,

Песнь издали слышна.

Чтобы обрадовать меня,

Знать, встали зеленя.

И жаворонок озарен,

Под ним широкий небосклон.

Мне весело с таким певцом,

Поэт он мировой.

Чтоб не ударить в грязь лицом,

Пишу я стих простой.

Перелески от инея белы,

Санный путь от полозьев широк.

Переедешь ты мелкий лесок —

И от солнца морозного стрелы

Освещают любой бугорок.

Только заячий след и заметен,

Возле гумен дорога видна,

И стоит молодая сосна,

На березах шум галочьих сплетен,

Отлетела в леса тишина.

Потянулся дымок от овина,

Над колодцем повис журавель,

Разостлалась, как скатерть, равнина.

У плетня, где росла конопель,

Наклонилась сухая рябина.

Сорока щиплет паклю из пазов,

К морозу тянет у ветлы в серебре.

Примолкший день пустынней от снегов,

Ветряк крылом не машет на горе.

Зайчиных лап в снегу петлят следы.

В синеющих дымках с утра село.

Под пышной бахромою спят сады,

С головкой вешки в поле замело.

Покоем тишины и дуб объят,

Век сторожем стоит на перекрестке.

Какой простор! Куда ни кинешь взгляд —

Пушинки, льдинки, снеговые блестки.

Видишь мелькнувшую тень

Там, за далеким пригорком.

Только всмотрися ты зорко —

Это уходит мой день.

Также мелькнули печали,

В жизни все дни коротки,

Все мы немного устали,

Годы, как волны реки.

В деревне щелкнул кнут пастуший,

И гурт выходит на заре,

Ничто молчанья не нарушит, —

Какая осень на дворе!

Опавший прах слежался в куче.

Оборонил и клен листы.

Смотрю в долину с этой кручи, —

Полна окрестность красоты.

А в синеве застыли нити,

Осенней паутины лёт,

Не нужно никаких событий,

Пусть мерно жизнь идет в черед.

Над долиною день отгорел,

И над полем великая дрема.

Переделано множество дел,

И за ригой в ометах солома.

В эту ночь лишь на звезды смотреть,

Нету им ни конца и ни краю,

К ним мечтою моей полететь,

Словно милую я вспоминаю.

А такая была у меня,

На нее я смотрел, веселился,

Только дожил потом до тяжелого дня

И навеки я с ней распростился.

Она стала, должно быть, звездой,

От нее и сиянье сверкает.

Пролетел над межой козодой,

И заря предвечерняя тает.