Взбешенная, с раскрасневшимся лицом и с выпяченной мясистой нижней губой, супруга готова была разорвать мужа на куски. Но была слишком большая разница в физической силе, и это заставило ее взвыть от бешенства. Она смахнула с тумбочки настольную лампу, которая упала, но не разбилась. Тогда Татьяна принялась топтать ее ногами.

— Смотри, не лопни от злости, — насмехался муж.

Он впервые осознанно и откровенно издевался над женой, вымещая на ней все свои несчастья. И чем яростнее бушевала Самойлова, тем спокойнее становилось у него на душе.

О материальном положении Груздев не задумывался. «Лучше жить нищим, — думал он, — чем с такой отвратительной, мерзкой тварью». Он считал, что в каждом человеке есть свои достоинства и недостатки, только у каждого в разных пропорциях.

Татьяна же для него была настоящим отстойником пороков. Ничего положительного при всем желании и старании он в ней не находил. Она вызывала у него только чувство отвращения. Даже ненавистью ее удостоить он не мог, испытывал презрение и брезгливость.

Супруга стихла так же внезапно, как и вспыхнула.

— Чтоб сегодня же ноги твоей в моем доме не было! — потребовала она.

— Как прикажете, госпожа, — выдерживал он манеру общения, но она более не взрывалась.

К вечеру Груздев собрал свои немудреные пожитки, которые уместились в одном чемодане, и покинул ненавистный особняк. На следующий день по обоюдному желанию и согласию они подали заявление на развод, но по закону еще две недели вынуждены были оставаться мужем и женой. Правда, жили теперь, к взаимному удовлетворению, отдельно. Василий переехал в квартиру отца…

Два дня буйствовала Самойлова. Экономка и охрана особняка боялись показываться хозяйке на глаза. Но на третий день заперлась в своей спальне, на телефонные звонки не реагировала и никого не принимала.

— Татьяна Станиславовна, — постучала ей в дверь экономка, но ответа не последовало. Она перевела дух и позвала снова: — Татьяна Станиславовна, к вам посетитель.

— Посылай всех к черту от моего имени! — раздался за дверью раздраженный голос.

Колесников отодвинул экономку в сторону и сказал:

— Мне необходимо переговорить по делам фирмы.

Тишина воцарилась надолго, видно, в комнате Самойлова обдумывала, как поступить. Наконец щелкнула задвижка и дверь приоткрылась.

— Заходи. — Виктора Тимофеевича она посчитала единственным человеком, с которым можно сварить кашу. Взбудораженная, с взлохмаченной прической, в коротком стеганом халате, хозяйка бесцеремонно завалилась на кровать, обнажив полные ляжки. — Слушаю.

Колесникову ничего не оставалось, как расположиться в кресле и держать отчет.

Татьяна не вникала в суть, а изучала его внешность.

«А он ничего, — копошилось в ее сознании. — Видный мужик, невзирая на то, что годится в отцы. А что, если затащить его в постель?»

Эта мысль, вероятно, пришла ей в голову из-за желания отомстить мачехе. Даже после ее смерти она продолжала ее ненавидеть, представляя реакцию Елены Ивановны, если бы та застала падчерицу с ее любовником в одной постели.

— Знаешь, почему я пригласила тебя на должность управляющего? — оборвала она гостя.

Тот замолчал и пожал плечами.

— Потому что ты мне нравился еще с тех пор, как начал встречаться с мачехой.

Такой неожиданный поворот дела застал посетителя врасплох. Однако будучи неглупым человеком и не имея в арсенале высоких моральных устоев, он понимал прямую выгоду от любовной связи с хозяйкой и наследницей умопомрачительного состояния. Внешность Самойловой его совсем не привлекала, что вполне естественно, но и брезгливостью Колесников почти не страдал. Ко всему прочему, при удачном раскладе, она могла заменить ему Елену Ивановну, а значит, надежда достичь высокого социального положения в обществе сохранялась.

Опытный бабник как бы невзначай скользнул восхищенным взглядом по ногам Татьяны.

— Люблю пухленьких женщин, — сделал он первый сдержанный комплимент.

Татьяне Станиславовне лесть понравилась, и она кокетливо улыбнулась.

— Я ужасно одинокий человек. Мы подали с мужем на развод, и он ушел от меня, — пожаловалась она. — Некому приласкать, пожалеть беззащитную женщину.

«Это ты-то беззащитная?» — подумал Виктор Тимофеевич.

— Если бы я только мог чем-то помочь.

Он поднялся, прошелся по комнате и присел на край кровати.

— Я так переживаю и оплакиваю смерть матери, — она умышленно не назвала Елену Ивановну мачехой, — а тут еще и муж бросил.

— Значит, он недостоин тебя, — с чувством произнес Виктор Тимофеевич и взял ее руку в свою широкую ладонь. — Тебе нужно, чтобы рядом находился зрелый и опытный мужчина, чтобы быть за ним, как за каменной стеной.

— У тебя сильные и приятные руки, я бы доверилась им. — Это уже был прямой намек на близость. — Вот послушай, как бьется сердце несчастной женщины, — и она приложила его руку к своей груди, что послужило для Колесникова предложением лечь в постель.

Он сдавил большую и мягкую грудь, а ко второй приложил другую руку. Татьяна томно прикрыла веки и запустила свою ладонь к нему под рубашку. В дальнейшем слова уже не понадобились. Зрелый мужчина действительно оказался опытным и непревзойденным любовником. По крайней мере, так казалось Татьяне. Мужчины ее не очень-то баловали своим вниманием.

Управляющий полностью удовлетворил изголодавшуюся молодую женщину и завоевал себе место под солнцем. С этого момента они стали неразлучной парой, вызывая всевозможные кривотолки со стороны окружающих.

Груздеву было абсолютно все равно, где пролеживать бока и предаваться грустным воспоминаниям. Депрессия прогрессировала, и он подолгу лежал на диване, уставившись в одну точку на потолке, и даже моргал очень редко. Неподвижное тело, вытянувшееся на диване, и остекленевшие, застывшие на одном месте зрачки больше напоминали манекен, нежели живого человека. Потребности в пище практически он не испытывал, ему хватало на день одной булочки и пакета кефира, за которыми он совершал утреннюю прогулку до магазина.

Последние два дня он вообще ничего не ел и из квартиры не выходил. В подсознание уже закрадывалась мысль о самоубийстве, но здравый смысл он еще не потерял.

Так прошла неделя. «И что это я себя похоронил раньше времени, ведь мне нет еще и двадцати трех лет», — неожиданно для себя подумал парень, но лицо при этом оставалось бесстрастным. Он уже привык шевелить мозгами, не выказывая внешних эмоций. Тут он вспомнил, что как раз через неделю у него день рождения. «Вот бы отметить его в обществе Нины. Ну и что, что она любит другого, я ведь ни на что не претендую. Только видеть ее, слышать ее голос, ощутить теплоту отзывчивых и все понимающих глаз. Только встреча с ней придаст мне жизненную силу», — решил он окончательно и сразу вскочил на ноги.

Где найти Нину, Василий, конечно, не имел ни малейшего представления, но когда ставишь перед собой определенную задачу, то начинаешь рассуждать здраво. «Они не могли уехать в незнакомые места. Помнится, что Нина рассказывала про дом дедушки и бабушки, который после их смерти мать продавать не захотела, все же родилась там», — размышлял он. Но сколько Василий ни напрягал память, вспомнить название села так и не смог. «Этот прощелыга, Виктор Тимофеевич, который считается ее папочкой, наверняка знает». Уважительно думать об этом человеке он просто не мог. Теперь не то чтобы лежать, уже сидеть на месте для него было настоящей пыткой. «Действовать и только действовать, чем быстрее, тем лучше».

Колесников курил сигарету, откинувшись на спинку офисного кресла в своем новом кабинете. Он мечтал и строил планы на будущее и от этого блаженствовал. Фундамент отношений заложен, и женитьба на молодой и капризной толстухе — цель реальная. Его сладостные думы прервал шум в приемной. Новоиспеченный управляющий, рассчитывающий в ближайшем будущем стать полновластным хозяином, затушил в пепельнице окурок и нехотя нажал кнопку селектора.