Изменить стиль страницы

Если потомок Мак-Пуфферов не мог в присутствии Элспет Кемпбелл найти более неудачного слова, чем «шутка», то Чепмен не мог выбрать выражения более неподходящего, чем «сверхъестественные силы».

Колин втянул голову в плечи.

— А кто говорит о сверхъестественном? — спросил он ледяным тоном.

Чепмен засмеялся.

— Разумеется, не я. Это вне компетенции моей фирмы. Но, кажется, в здешних местах серьезно верят, что в замке водится привидение или уж во всяком случае — что-то не в порядке.

— Да?

— Надеюсь, я вас не обижу, — подмигнул Колину страховой агент, — если скажу, что они здесь не очень хорошего мнения о Кемпбеллах. Говорят, что вы — «люди с дурным глазом» или что-то в этом роде.

— Значит, у нас дурной глаз. Раны Христовы! — воскликнул доктор-безбожник с некоторой гордостью. — Ну, этого я не стыжусь! Но чтобы в замке водилось привидение? Это уж… послушайте, вы-то сами, к слову сказать, верите, что Алек Форбс приволок в ящике какое-то пугало?

— Откровенно говоря, — ответил Чепмен, — я не думаю, что кто-нибудь приносил что-то в этом ящике. — На его лице вновь появилось озабоченное выражение. — Все же я почувствую себя лучше, если смогу обменяться парой слов с мистером Форбсом.

— А в самом деле! Где он? — спросил Алан.

Стряпчий, закрывший свой блокнот и до сих пор молча, с сухой улыбкой слушавший их, сейчас вмешался:

— Тут очень странная история. Мистеру Чепмену не вредно будет знать, что есть нечто несколько подозрительное в поведении Алека Форбса. Короче говоря, чтоб вы знали, Алека Форбса не могут найти.

— Значит, по вашему мнению, — спросил Алан, — Форбс все же удрал, чтобы избавиться от кредиторов?

Данкен взмахнул пенсне.

— Этого я не говорю. Нет, нет, я лишь придерживаюсь фактов. Возможно, он где-то пьянствует, легко могу себе представить. Во всяком случае, все очень странно. Не правда ли, дорогой Чепмен? Странно.

Страховой агент глубоко вздохнул.

— Господа, — сказал он, — мне кажется, сейчас нет смысла продолжать спор. Я ухожу, прежде чем так стемнеет, что я сверну себе шею на этой лестнице. Завтра буду говорить с прокурором. Он, конечно, уже принял решение: имело ли, с его точки зрения, место убийство, несчастный случай или самоубийство. Наши дальнейшие действия будут зависеть от того, что решит он. Я думаю, что не мог выразиться яснее.

— Спасибо. Это вполне нам подходит. Мы просим всего лишь немного времени.

— Но если вы так уверены, что речь идет об убийстве, — вмешался Алан, — почему прокурор не предпринимает никаких шагов? Почему бы, например, не обратиться в Скотленд Ярд?

Данкен посмотрел на него с укоризной:

— Скотленд Ярд в Шотландии? Дорогой сэр! Здесь действует шотландское право!

— И еще как! — сказал Чепмен, хлопая себя папкой по ноге. — Я здесь всего несколько месяцев, но успел это заметить.

— Что же вы предполагаете делать?

— Пока вы тут ковыряетесь и занимаетесь болтовней, — важно сказал Колин, — другие не бездельничают. Не буду говорить о том, что собираюсь предпринять. Скажу о том, что уже сделал. Я пригласил Гидеона Фелла.

Данкен задумчиво прищелкнул языком.

— Это тот, который…

— Тот самый. И мой хороший друг.

— А вы подумали о… э-э-э… расходах?

— Раны Христовы! Вы можете на пять минут забыть о деньгах? Хотя бы на пять минут? Вам ведь не придется ни гроша потратить. Он приедет ко мне погостить, вот и все. Попробуйте только предложить ему деньги и увидите, что будет!

Адвокат быстро перебил его.

— Дорогой Колин, все мы знаем, что свойственное вам пренебрежительное отношение к денежным делам уже не раз ставило вас в затруднительное положение. — Он многозначительно посмотрел на Колина. — Именно поэтому необходимо согласиться, чтобы счет фунтам, шиллингам и пенсам вел я. Только что этот джентльмен, — Данкен кивнул на Алана, — спросил, зачем я пригласил его на «семейное совещание». Сейчас отвечу. Если страховые общества откажутся платить, придется возбудить процесс, а это довольно дорогое удовольствие.

— Вы хотите сказать, — крикнул Колин, — что этих детей пригласили из Лондона в надежде, что они подадут нам что-нибудь на бедность? Раны Христовы, вы хотите, чтобы я вам голову оторвал?

Данкен побледнел.

— Колин Кемпбелл, я не привык, чтобы со мной так разговаривали.

— А я сейчас говорю с вами именно так, Алистер Данкен. Ну, что вы скажете?

— Колин Кемпбелл, я сорок, лет вел дела вашей семьи…

— Ха-ха-ха!

— Ну, пожалуйста! — пытался угомонить их Чепмен, смущенно переступая с ноги на ногу.

Алан шагнул вперед и положил руку на дрожащее плечо Колина. Он опасался, что в следующее мгновение кто-нибудь вновь будет выкинут из дома.

— Прошу прощения, — сказал Алан, — но я унаследовал от отца приличную годовую ренту и, если могу хоть чем-нибудь помочь…

— Да? Унаследовал от отца? — разъярился Колин. — И вы об этом отлично знали, Алистер Данкен?

Адвокат начал что-то бормотать скороговоркой. Насколько Алан мог понять, тот собирался сказать: «Вам бы хотелось, чтобы я умыл руки в этом деле?». Однако вместо этого получилось: «Вам бы умыться, чтобы я хотел свои руки в этом деле?» Впрочем, и он, и Колин Настолько вышли из себя, что не обратили на это внимания.

— Да, — сказал Колин. — Да, именно этого я и хотел бы. Пойдемте?

В неловкой тишине, спотыкаясь, они на ощупь спускались по лестнице. Чепмен попытался спасти положение, спросив у Данкена, сможет ли уехать на предложенной ему ранее машине, потом сделал несколько замечаний о погоде, но так и не получил на них ответа.

Колин и стряпчий холодно пожелали друг другу спокойной ночи, и машина отъехала.

— Элспет и маленькая Кет уже, наверно, пьют чай, — с кислым видом сказал Колин. — Ну, пошли.

Столовая понравилась Алану. В камине трещал огонь, а тетя Элспет и Кетрин сидели под низко висящей лампой за столом, уставленным колбасой, яйцами, вареным картофелем, чаем и огромным количеством поджаренного хлеба с маслом.

— Элспет, — сказал Колин, угрюмо придвигая себе стул, — Алистер Данкен снова сказал, что уходит.

Элспет протянула руку за маслом.

— Не беда, — ответила она с философским спокойствием, — это не в первый и не в последний раз. Неделю назад он и мне так говорил.

Напряжение, которое чувствовал Алан, медленно спадало.

— Надо понимать, — спросил он, — все это не было так уж серьезно?

— Да нет. Назавтра он обо всем забудет, — успокоил его Колин и, смущенно ерзая, окинул взглядом накрытый стол. — Знаешь, Элспет, характер у меня дурацкий, как у француза. Если б я только умел владеть собой.

Тетя Элспет накинулась на него: она не потерпит подобных речей в этом доме, и особенно перед детьми — надо полагать, она имела в виду Кетрин. Досталось и остальным за опоздание к чаю.

Алан слушал вполуха. Он уже понял, что выпады тети Элспет не всегда следует принимать всерьез. Запивая виски крепким темным чаем, Алан почувствовал, что настроение его улучшается.

— Ах! — расслабленно вздохнул Колин, отодвинул стул, потянулся и хлопнул себя по животу. Между бородой и косматыми волосами огнем горело лицо. — Вот теперь я чувствую себя лучше. Черт возьми, мне почти хочется вернуть старого лиса и извиниться перед ним!

— Ну, как, вы пришли к чему-нибудь там наверху, в башне? — нерешительно спросила Кетрин. — Решили что-нибудь?

Колин почесал бороду зубочисткой.

— Нет, Кетти, ничего мы не решили.

— Пожалуйста, не зовите меня Кетти! Вы все обращаетесь со мной, как с ребенком!

— Ты и есть ребенок! — твердо сказала Элспет.

— Ничего мы не решили, — продолжал Колин, хлопнув себя по ноге, — но в этом и нет необходимости. Завтра приезжает Гидеон Фелл, а уж если он будет здесь…

— Гидеон Фелл? — переспросила Кетрин. — Доктор Фелл?

— Ну, конечно, он.

— Тот ужасный человек, который иногда пишет в газеты? Вы его знаете, Алан!

— Доктор Фелл — известный ученый, Кетти, — сказал Колин, — и ты можешь снять перед ним шляпку. Однако своей известностью он больше всего обязан раскрытию преступлений.