Изменить стиль страницы

Обшарив причаленную к берегу баржу ярким лучом прожектора, медленно пришвартовывается какое-то судно. Погас свет прожектора, и в темноте проступили очертания маленькой канонерки, вооруженной пулеметами. Чуть поодаль бросил якорь небольшой военный катер. Из канонерской рубки вышел человек и, спрыгнув на баржу, по сходням спустился на берег.

Братья Самуэли недоуменно посмотрели друг на друга. Не успели они и слова сказать, как человек, сошедший на берег, уже стоял перед ними. Его мальчишеское четко очерченное лицо, освещенное карманным фонариком Лейрица, зардело от возбуждения, смущения и гордости.

— Разрешите доложить — комиссар Дёрдь Самуэли, уполномоченный Народного комиссариата внутренних дел. Направлен в ваше распоряжение, товарищ народный комиссар. Вот предписание!

Тибор и Ласло онемели от изумления — почти вся семья собралась! До этого Дёрдь работал в отделе выдачи заграничных паспортов и виз Наркомата внутренних дел.

— Вы что же, вроде бы и не рады? — спросил младший Самуэли. — Или, может, не надеетесь на меня?

Тибор положил руку на его плечо.

— Ну разве мог я предположить, что именно тебя направят сюда?

— Узнал о телеграфном запросе и сразу же вызвался ехать, — объяснил Дёрдь, снова краснея. — Просьбу удовлетворили. Я справлюсь, поверьте мне. Ведь не зря я ношу фамилию Самуэли!

— Ладно, братишка, — похлопал его по плечу Тибор, — Но у тебя всего две посудины? Бедновато что-то!

— Посудины! — расхохотался Дёрдь. — Одна называется «Виза», другая — «Компо». Это — сторожевые катера береговой охраны. Меня заверили, что только они на ходу, что мониторы, базирующиеся в порту Обуды, ремонтируются в доке и у всех разобраны двигатели. Я, конечно, не поверил, поехал в порт. Но оказалось — правда.

— Все мониторы сразу вышли из строя и нуждаются в капитальном ремонте?..

Тибор, Ласло и Лейриц многозначительно переглянулись.

— Флотилия, правда, не ахти какая, но я готов в атаку.

— А вот горячиться не следует, — Тибор строго взглянул на брата. — Для выполнения предстоящей операции вполне достаточно двух катеров. Ваша задача — не пропустить ни одной шлюпки, и даже лодки, на противоположный берег Дуная. Если заметите на берегу скопление вооруженных мятежников, открывайте огонь. Вот и все. Утром сообщу, как будем поддерживать связь. Кстати, Дюри, вот что… Не плохо бы разузнать, каково настроение матросов.

— Я уже говорил с ними. Очень озабочены нынешним положением, тревожатся за судьбу диктатуры пролетариата. Понимают, что над Советской республикой нависла серьезная угроза. Кругом саботаж, враги норовят погубить республику. Матросы очень рады, что будут служить под твоей командой. «Что бы ни случилось, — заявляют, — мы под руководством товарища Самуэли отстоим Советскую власть».

— И все же будь начеку, не особенно доверяйся… Ну иди, — говорил Тибор, отпуская младшего брата на катер. И бросил сердито Ласло и Лейрицу: — Видно, кто-то настропалил матросов. Темное дело, сам черт не разберется.

Когда они вернулись в Шольтский Совет. Самуэдп сказал Лейрицу:

— Знаешь, Арпад, я уверен, командование флотилии приказало разобрать двигатели, чтобы уклониться от передачи мне мониторов. Корабли поставлены на ремонт, значит, в нашем распоряжении есть еще два-три дня. За это время во что бы то ни стало надо завершить операцию. Белые в любой момент могут подняться в Пеште. Нельзя, чтобы они чувствовали за своей спиной поддержку мятежников! Но, к сожалению, все зависит не от нас, а от тех солдат, что перебрасывает штаб Хаубриха. Командует ими бывший полковник, кадровый офицер. Ты не знаком с этим… как его… Фехером?

Лейриц пожал плечами.

— Слышал мельком. Старый служака. Кажется, отличился на фронте в мировую войну. Разумеется, той еще закваски, «венгерской королевской»…

— Словом, реакционер… — нетерпеливо махнул рукой Самуэли. — Реакционера посылают бороться с реакционерами! Вот, выходит, каков замысел Хаубриха? Ну и хитер, бестия!

К немалому удивлению Тибора, Имре Фехер проявил себя в упорном, тяжелом бою с самой лучшей стороны. Бой завязался в районе села Дунапатай и длился с рассвета до полудня. И если в ходе сражения где-то возникали осложнения, Имре Фехер всегда оказывался на месте и своими разумными действиями выправлял положение, срывал тактические замыслы мятежников. Командир полка, казалось, врос в седло. Его статная фигура то там, то здесь появлялась на ноле боя под градом нуль. А когда в полдень на поросшей кустарником полянке он, склонившись над картой, отдавал приказания о последней решительной атаке, рядом грянул выстрел, и пуля сбила с него фуражку. Вторая пуля пробила галифе. Штабисты как по команде бросились на землю. Но Фехеру это даже в голову не пришло! Оглянувшись, он увидел неподалеку зеленый тополь. Поняв, в чем дело, он подбежал к тополю и метким выстрелом из пистолета сразил засевшего в ветвях бандита.

Ломая ветви, вражеский снайпер кубарем свалился вниз. Он громко стонал. Полковник зычным: голосом подозвал было санитара, но тут же махнул рукой: ему, мол, уже ничего не поможет. Неторопливым шагом он возвратился к карте, крякнул и как ни в чем не бывало продолжил отдавать приказания.

Полковник всегда проявлял граничащую с безрассудством смелость. Бойцы-ленинцы, хоть им и самим не занимать отваги, изумлялись его презрению к смерти и каждый раз только головами качали: казалось, полковник был начисто лишен инстинкта самосохранения. Но не только храбростью отличался Фехер. Своими энергичными, умными действиями он заслужил похвалу Самуэли.

— К счастью, мы, кажется, ошиблись в нашпх предположениях насчет Фехера, — сказал как-то Лейриц.

Нечто подобное испытывал и сам Фехер пр отношению к Самуэли и бойцам-ленинцам. Он удивлялся: выходит, красные — тоже люди не робкого десятка. Так почему же их чернят, обзывают отъявленными террористами, заплечных дел мастерами, головорезами? А они вон какие! Молодцы, словно на подбор. — дисциплинированные, беззаветно преданные воинскому долгу. Настоящие солдаты. Командующий всегда впереди, там, где этого требует обстановка. И не только на переднюю линию огня, но и в тыл врага проникает, что куда опаснее. Жизни своей не щадит. А ведь он, как-никак, нарком, член правительства.

Когда на рассвете подразделения полка и особый отряд заняли исходные позиции, Тибор отдал приказ повременить с атакой.

— Попытаюсь предотвратить кровопролитие, — коротко сказал он и сел в машину. Не взяв охраны, он приказал Деканю гнать машину к вражеским позициям. Стоя на сиденье, рядом с шофером, Тибор держал в руках длинную палку, на которой бился белый флаг.

Мятежников не было видно. Выехав на край поля, тянувшегося вдоль склона песчаного холма, нарком и его водитель заметили наконец в высокой пшенице окопы и в них — вооруженных людей. Приказав шоферу остановиться, Самуэли громко крикнул:

— Эй, кто там? Подойдите сюда! — и протянул белый конверт.

Колосья раздвинулись, и навстречу машине вышел босой человек, в засаленной шляпе. Сжимая в руках ружье, он с явным недоверием, исподлобья глядел на прибывших.

— Передай командиру! Скажи, буду ждать ответа.

В конверте — письмо. Самуэли сообщал в нем, что штаб белых захвачен, призывал одуматься, не верить лживым слухам. Объяснял, что Советская республика заинтересована в урожае, чтобы у крестьян были излишки продуктов, которые они смогут продать государству, а потому крестьянские землевладения останутся в полной неприкосновенности. Он обещал, если сопротивление будет прекращено, полную безнаказанность обманутым людям.

Босоногий, сгорая от любопытства, вертел в руке конверт и раздумывал, как поступить: распечатать или, как положено, доставить начальству? А в это время артиллерийский наблюдатель на гаубичной батарее, заметив у пшеничного поля автомашину, но собственной инициативе приказал открыть огонь. Перепугавшись, босоногий бросился бежать, чтобы скорее передать конверт.

Вожаки повстанцев — корчмарь и мясник, служившие в мировую войну унтерами, прочитав письмо, посетовала, что нелепая случайность помешала нм, а то они бы приняли условия капитуляции. Но было поздно.