— Карлос начал нервничать, — вспоминает Ямани. — Он велел всем опустить шторки на окошках и предупредил: любой, кто попытается их поднять, пока самолет находится на земле, будет застрелен на месте.

Все, застыв, наблюдали, как Карлос расставляет вдоль салона остальных террористов. Они направили на заложников дула автоматов — на тот случай, если полиция или военные попытаются захватить самолет штурмом.

Карлос открыл заднюю дверь и, вооружась автоматом, занял место рядом с ней.

Внезапно он проскрежетал:

— Назад!

Все, кто был в самолете, похолодели от ужаса.

— Назад! — крикнул Карлос еще раз. Он обращался к алжирскому министру иностранных дел, который подошел к самолету и начал было подниматься по заднему трапу.

Министр ретировался.

Следующие 15—20 минут Карлос беседовал с Белаидом Абдассаламом. Алжирский министр нефти получил разрешение покинуть самолет и передать властям заявление террориста.

Через несколько минут министр вернулся, чтобы лично проводить Карлоса в аэропорт.

Когда главарь банды удалился, заднюю дверь заперли. Снова началось ожидание.

В отсутствие Карлоса террористы вели себя более нервно, они заметно волновались. Ямани все время опасался, как бы один из них от усталости и перевозбуждения не выкинул чего-нибудь такого, после чего ситуация станет полностью неуправляемой.

— Мы очень долго сидели в глубокой тишине, скованные страхом.

Карлос беседовал с алжирцами значительную часть дня. Как выяснилось позже, те уговаривали террориста отпустить всех заложников. При этом условии они были готовы выполнить любые его требования. Но Карлос не согласился. Тогда Абдассалам попросил, чтобы Карлос дал слово не причинять вреда ни Ямани, ни Амузегару. Но Карлос вновь ответил отказом, хотя цинично пообещал «сделать все, чтобы не причинить им вреда». Далее алжирцы предложили, чтобы Карлос отпустил всех заложников в Багдаде, а сам вернулся в Алжир, где ему будет предоставлено убежище. Эта идея ему понравилась. Хорошо, сказал он. Но добавил: «Если только в Багдаде я не получу приказа следовать в Аден».

Вернувшись в самолет вместе с алжирским министром иностранных дел, Карлос освободил всех неарабских заложников, за исключением Амузегара.

Отпустил он и Абдассалама.

После этого, вновь поручив охрану самолета своим нервничающим сообщникам, он возвратился в аэропорт, чтобы продолжить беседу с алжирцами.

Заложники провели весь день в самолете, стоявшем на взлетной полосе.

Изнемогая от голода и духоты в неудобных, притиснутых друг к другу креслах, Ямани и его товарищи по несчастью молча молили небеса, чтобы до возвращения Карлоса ничто не вывело их стражей из равновесия.

Он вернулся около пяти часов вечера, сопровождаемый Абдассаламом. Несмотря на возражения Карлоса, алжирский министр нефти наотрез отказался покинуть своих арабских коллег.

Задняя дверь была закрыта, и пилот получил приказ лететь в Триполи. Теперь на борту было 20 заложников, включая шестерых министров.

Как только самолет поднялся в воздух, Карлос разрешил поднять занавески.

Перед отлетом на борт была доставлена еда, и теперь все могли утолить голод. Пока Ямани ел, Карлос, усевшийся рядом, завел с ним разговор и дал понять, что алжирцы пытались спасти его и Амузегара.

До Ливии было два часа лету.

В пути Карлос написал еще одно письмо и передал его одному из помощников Ямани. Оно было адресовано приятелю Карлоса, с которым тот учился в одной студенческой группе в Лондоне. Теперь этот приятель работал в министерстве Ямани. Именно это письмо впоследствии помогло окончательно установить личность Карлоса — на основании его почерка и отпечатков пальцев.

Впервые после воскресного утра, когда началась вся эта заваруха, террористы по-настоящему расслабились и держались гораздо более спокойно.

Карлос, видимо, был полностью уверен в себе: когда самолет сел в Триполи, заложников уже не брали под прицел автоматов и даже разрешили не опускать занавески.

Но, когда Карлосу сообщили, что майор Джеллуд еще не прибыл в аэропорт, он приказал держать двери самолета запертыми.

Снаружи дул промозглый ветер, шел дождь. Внутри было тесно и душно, в воздухе стоял тяжелый запах.

Заложники провели в закрытом самолете еще полтора часа.

Когда Джеллуд наконец приехал в аэропорт, на встречу с ним отправился ливийский министр нефти, сопровождаемый Халидом, главным помощником Карлоса.

В течение следующего часа, пока Карлос дожидался их возвращения, дверь самолета оставалась открытой; всем было разрешено передвигаться по салону и, не спрашивая позволения, ходить в туалет.

Ямани спросил Карлоса:

— Почему на переговоры не отправились вы?

— Так уж устроены ливийцы, — ответил Карлос. — Они настояли, чтобы переговоры вел араб.

Халид вернулся вместе с ливийским министром и майором Джеллудом, который стал прохаживаться вдоль салона, разговаривая с заложниками. Но, подойдя к Ямани и Амузегару, Джеллуд ограничился самым холодным приветствием. Он, правда, пожал им руку, но при этом смотрел в сторону. Затем он уединился с Карлосом в переднем отсеке. Джеллуд сказал Карлосу, что ему и заложникам придется некоторое время подождать в аэропорту Триполи. И что им предоставят «Боинг‑737», который находится в аэропорту Тобрук.

Но Карлос знал: на «Боинге‑737» долететь до Багдада без посадки нельзя. Нужно будет заправляться на полпути, возможно в Дамаске. В дискуссии зазвучали острые ноты, Карлос не скрывал своих чувств; Джеллуд даже не пытался его успокоить. Карлос требовал, чтобы ливийцы вели себя честно и сделали свою часть работы.

Джеллуд сказал, что попытается получить «Боинг‑707» у международной компании или у другой арабской страны. Карлосу не осталось ничего лучшего, как смириться и ждать.

— Мы сидели и самолете, по которому хлестал дождь, — вспоминает Ямани, — и наблюдали за Карлосом, который все заметнее нервничал. То же можно было сказать и о других террористах. Все они явно теряли присутствие духа. Они были крайне утомлены: ведь никто из них за все это время не сомкнул глаз. Девушка разрыдалась. Халиду стало плохо, у него началась рвота. Карлос сел рядом со мной и, пытаясь скрыть свое беспокойство, завел разговор о себе. Он рассказывал о своем детстве, о годах учебы, о своей семье, о своих любовных похождениях.

Когда время подошло к полуночи, а обещанного «Боинга‑707» не было и в помине, Карлос разразился гневной речью против ливийцев:

— С этим народом нельзя иметь дело. Они обо мне просто забыли!

Он объявил, что принял решение перелететь в Тобрук, взять там «Боинг‑737» и лететь на нем в Багдад. Хотя этот самолет мог долететь до Багдада только при сильном попутном ветре, Карлос сказал, что хочет попытать удачи.

Но австрийский пилот отверг план Карлоса, сказав, что у него нет карт, на которых был бы отмечен Тобрук, и что он не знает этот аэропорт.

Ливийцы обещали дать карты.

Пилот сказал, что не сможет адаптировать их к навигационной системе «Дакоты‑9».

Осознав безвыходность ситуации, Карлос сказал, что не остается ничего другого, как вернуться в Алжир и раздобыть «Боинг‑707» там.

Перед отлетом из Триполи он освободил еще десятерых заложников, включая Абдассалама и двух членов саудовской делегации.

Когда их выводили из самолета, один из саудовцев обернулся и сказал Карлосу:

— Ради всего святого, пощадите Заки Ямани!

Тот со смешком ответил:

— Здесь, в Триполи, я получил инструкции от моего начальства: мне приказано не причинять никакого вреда ни ему, ни иранскому министру. Теперь-то уж точно могу обещать, что с ними ничего не случится.

Но в его глазах читалась неприкрытая издевка и сарказм.

Оставив в самолете четырех министров — Ямани, Амузегара, кувейтца Казими, иракца Карима — и еще шестерых заложников, Карлос велел пилоту возвращаться в Алжир. Пилот выбрал маршрут, и самолет покинул Триполи.

Но на полпути Карлос отказался от первоначального плана. Мрачный, выведенный из равновесия «предательством» ливийцев, он велел пилоту изменить курс и лететь в Тунис. Он сказал, что от тунисцев помощи можно ждать скорее, чем от алжирцев.