Саудовское общество представляет собой необычайно сложную систему, но, вопреки распространенному представлению, секрет управления этой страной состоит отнюдь не в способности сплачивать в некий монолит различные кланы и группировки. Речь скорее идет о том, чтобы удерживать их от слишком явного разрыва, а для этого требуется более тонкое искусство.

Главная задача правительства — сохранять хрупкое общественное равновесие.

В королевской семье Халед представлял, грубо говоря, традиционалистов, опиравшихся на бедуинские племена. Фахд был признанным лидером технократов и — по крайней мере, в саудовских терминах — прогрессистом.

Нельзя сказать, что между двумя группировками существовала открытая вражда. Саудовской королевской семье свойствен типично восточный, таинственный стиль поведения. Все решения принимаются без посторонних, при закрытых дверях; грязное белье обычно стирают дома. И случаи, когда один королевский племянник был застрелен, а другой публично обезглавлен, составляют редчайшее исключение.

Но после смерти Фейсала и воцарения Халеда борьба за влияние приобрела более открытый характер. Халед был известен своим благочестием и любим в народе. Новый король, однако, был слаб здоровьем: еще в 1972 г. в Соединенных Штатах ему была сделана сложная операция на открытом сердце. Надеясь, что Халед в скором времени сойдет со сцены, напористая группировка Аль-Фахд дружно продвигалась к командным высотам.

«Наблюдая за поведением Ямани, — писала в середине апреля 1975 г. английская «Санди таймс», — можно догадываться о том, что происходит между Фахдом и королем».

Газета отмечала, что в течение предыдущего года отношения между Ямани и Фахдом приобрели натянутый характер.

«Фахду, видимо, не нравится, что Ямани находится на короткой ноге с западной прессой. Влияние Ямани зиждилось на безграничном доверии, которое оказывал ему Фейсал. Но это доверие, равно как и блестящий жизненный успех Ямани, всегда раздражало саудовский истеблишмент. Поэтому, наверное, — заключала газета, — на протяжении всего прошлого года Ямани так и не удалось примириться с Фахдом».

Поэтому, соглашались саудовские эксперты, положение Ямани стало после смерти Фейсала более шатким.

Ожидали, что о его отставке объявят в ближайшие две-три недели.

Прогноз не подтвердился, но высоколобые знатоки оставались при своем убеждении. Они уверяли всех и каждого, что Ямани будет изгнан еще до конца года.

Не подтвердился и этот прогноз. Но они не уставали твердить, что отставки Ямани следует ожидать со дня на день.

Это ожидание растянулось более чем на 11 лет.

Впрочем, Джиму Эйкинсу отставка Ямани не казалась столь уж неизбежной.

— Ямани необыкновенно умен и сообразителен, превосходно знает свой предмет. Еще до убийства короля наладил неплохие отношения с остальными членами королевской семьи, с Фахдом и с Абдуллой (ставшим при Фахде кронпринцем). И когда короля не стало, никому в голову не приходило прогнать Ямани.

Но многие считают иначе.

— Остается только удивляться, что Ямани сумел так долго оставаться на службе, — делится своими взглядами один из старших менеджеров «Арамко», — ведь у него было множество завистников среди принцев. После гибели Фейсала положение Заки существенно изменилось. Его слово уже не обладало прежним весом. Перемена не то чтобы бросалась в глаза, нет, она была почти незаметной. Но очень важной… Фахд постоянно давал Ямани понять, что, в отличие от Фейсала, не нуждается в чужих советах. И все же Фахд и братья Судаири, пришедшие к власти после убийства Фейсала, сумели обуздать свои ревнивые чувства и оставили Ямани на его посту. Конечно, они не слишком его любили. Но понимали, что нуждаются в Заки больше, нежели он в них.

— Ключевым вопросом в Саудовской Аравии всегда был вопрос о власти, — развивает сходную точку зрения сэр Джон Уилтон, бывший посол Великобритании. — Вопрос, кому и в какой степени она принадлежит. Безусловно, отношения, сложившиеся между Ямани и Фейсалом, и влияние, которым Ямани пользовался при прежнем короле, вызывали у Фахда глухую ревность. Но он был достаточно умен, чтобы держать себя в узде. Теперь-то власть была в его руках, и только от него зависело, как ее распределять. Все твердили, что Фахд далеко не так расположен к Ямани, как Фейсал, и отныне Ямани придется ступать по тонкому льду, — продолжает Уилтон. — Знаете ли, вместо того чтобы строить искусственные водоемы, в Саудовской Аравии предпочитают заниматься гаданием о будущих перестановках в кабинете. Это главное национальное развлечение, особенно во время рамадана.

«Вот увидите, — говорят саудовцы, — кончится рамадан, и король сформирует правительство заново: Ямани отправит в отставку, Султана назначит туда-то, Абдуллу — туда-то». И так каждый год. Но, как правило, ничего не происходит. Саудовский кабинет остается практически одним и тем же. До сих пор в правительстве сидят люди, которые работали еще при Фейсале. По существу, долгие годы после убийства Фейсала состав министров не претерпевал сколь-либо значительных изменений. Правда, министр связи умер, и на его место был назначен другой. Да еще заместитель министра обороны принц Турки рассердил своих братьев порочившей его женитьбой, и они потребовали, чтобы Турки оставил общественную деятельность. Но за этими редкими исключениями у кормила власти оставались одни и те же люди. Спору нет, при Фахде Ямани действительно ступал по тонкому льду. Но и самый тонкий лед в Саудовской Аравии обычно держится лет десять, если не больше.

По-другому судит Джеймс Шлезингер, тогдашний министр обороны США.

— После смерти Фейсала Ямани остался единственным технократом, которому пришлось управлять неповоротливой и громоздкой саудовской машиной. Но он уже не мог выступать от лица Саудовской Аравии, как делал это при Фейсале.

Мнение сэра Джеймса Крейга, еще одного бывшего посла Великобритании в Саудовской Аравии:

— Надо принимать во внимание личный фактор. У Фейсала был редкий природный ум. Он не получил систематического образования, но с юных лет путешествовал по свету и встречался с премьер-министрами многих стран. В тринадцатилетнем возрасте он побывал в Англии и познакомился с Ллойд Джорджем. И в том, что они с Ямани так хорошо понимали друг друга, нет ничего удивительного. Халед был очень ограничен. Милейший человек, но старый пень, причем, видимо, он был таким и десяти лет от роду. Он явно не мог уразуметь, что такое инфляция. Он даже не знал, как эта штука называется по-арабски. И абсурдным было бы представить его сидящим с министрами и торжественно рассуждающим о пятилетнем плане развития Саудовской Аравии. Все это делал Фахд. Как правило, именно он председательствовал на заседаниях совета министров. Халед появлялся там редко, лишь в тех случаях, когда этого требовал ритуал.

Крейгу тоже не раз приходилось слышать, что Фахд завидует Ямани, но он считает это преувеличением.

— Конечно, недоброжелательство тут было. Но причина крылась отнюдь не в интеллектуальном превосходстве Заки, ведь Фахд просто не понимал, что это такое. Если, к примеру, я ничего не смыслю в музыке и она не доставляет мне никакого удовольствия, стану ли я завидовать тому, кто устроен иначе? Что могло злить Фахда, так это широкая известность Ямани, внимание, которое проявляла к нему мировая пресса. Это дурацкое, но вполне естественное человеческое чувство обострялось еще и потому, что Фахд предвидел политические последствия, которые вызвала бы отставка Ямани. Почему Заки так долго продержался на своем посту при этом короле, с которым, как все отлично знали, у него никогда не было хороших отношений? Дело, по-моему, было в том, что увольнение Ямани повлекло бы за собой дезорганизацию мирового нефтяного рынка. В 1975 г. эр-риядский истеблишмент прекрасно отдавал себе отчет, что Заки пользуется всемирным признанием, что это один из столпов мирового нефтяного бизнеса и, до известной степени, всей мировой экономики. Поэтому власти нервничали. И неспроста. Как ни хотелось им отстранить Ямани от дел, последствия такого шага были воистину непредсказуемы.