В тот же день Котовский вместе с эскадроном Ионы Гайдука отправился к месту формирования новой бригады. По дороге Григорий Иванович, знавший почти всех командиров сорок пятой, особенно конников, обратил внимание на одноглазого взводного. Поравнялся с ним, спросил:
— Новичок? Как запахло мамалыгой, так пристал, к сорок пятой. Небось перебежал из сорок первой, покинул батьку Осадчего!
— Да, товарищ Котовский, покинул батька, только не Осадчего, а Махно, — ответил Халупа. — И не через то, что запахло мамалыгой, а через то, что запахло дерьмом. Вот ушел, хотя и знался с ним не день и не два. Один ваш говорил, что так оно и будет. Я ему ответил: «Не дождешься!» А вышло, что ваш товарищ дождался.
— Ты, борода, левый эсер, анархист или еще там какой-нибудь партии?
— Нет, я кругом беспартийный.
— Вот и я беспартийный. Только не кругом, а так, наполовину. Одно скажу — запомни это крепко, потому что теперь ты уже служишь в бригаде Котовского, — я пока не коммунист, но всякий, кто идет против коммунистов, идет и против меня. А дальше вот что: за свою службу у Махно не сомневайся, воюй честно за Советскую власть, будет тебе почет и уважение. Я и сам когда-то грешил — это было еще при царе, — признавал Кропоткина, а теперь понял: есть одна народная правда, ленинская. Вот ты и докажи, что верен этой ленинской правде не на словах, а на деле. Доказать еще можно. Не сегодня — завтра пойдем в бой на оголтелых.
— А что это? — изумился бывший махновец. — Новая партия объявилась — голотелые?
Подъехал Гайдук.
— Эх, Свирид, Свирид! До чего же ты необразованный, — с укором глядя на друга, проговорил он. — Ну ничего, у нас тебя в два счета образуют. Оголтелые — это не те, кого в бане или летом на Днестре можно встренуть. Это, которым все нипочем. Такая особая, трехсот тридцати трех святителей порода бешеных контриков.
С такой «особой породой» бешеных контриков и пришлось вскоре встретиться дивизии Якира.
Части второго добровольческого корпуса генерала Павловского через Долинскую пробивались к югу. Деникинская офицерня, невзирая на стужу и морозы лезла напролом. Каждому из них мерещился Крым, где по указанию Деникина генерал Слащев собирал остатки разбитых белогвардейских корпусов и дивизий.
Пока полки Каменского продолжали движение на Вознесенск, первая и третья бригады 45-й дивизии, а вместе с ними вновь сформированная кавалерийская Котовского, 22 и 23 января отбивали яростные атаки белогвардейцев в районе Долинская — Казанки. Не дав четырем дивизиям генерала Павловского прорваться в Крым, Якир, не меняя маршрута для бригады Каменского, продвигавшейся к станции Помошная, остальными силами гнал беляков на Вознесенск. Левее, с осью движения на Николаев, наступала 41-я дивизия Осадчего.
Пять дней части дивизии Якира вели тяжелые бои с войсками генерала Павловского на Южном Буге у Вознесенска и три дня уже за этим рубежом у Веселинова. И здесь сорок пятая дивизия снова сорвала отчаянную попытку деникинцев пробиться через Николаев и Херсон в Крым. Белые повернули на Березовку, но и там не удержались. 3 февраля Березовка стала советской. В тот же день бригада Голубенко вошла в Голту, в ста верстах севернее Березовки. До Одессы осталось семьдесят верст.
Командующий 14-й армией Уборевич приказал 41-й дивизии освободить Одессу, а 45-й — выйти на линию Рыбница — Маяки и занять на Днестре все переправы.
Таким образом, сорок пятой предстояло вернуться к тому же рубежу, который она занимала летом минувшего года. Однако теперь вправо от Рудницы, где действовали, как и в прошлом году, петлюровцы, наступали левофланговые части 12-й армии. В тот же день командарм обязал Якира направить в помощь Осадчему — к Одессе — бригаду Левензона и кавалеристов Котовского.
4 и 5 февраля бригада Каменского сдерживала на линии Николаевка — Демидовка рвавшуюся к Тирасполю сильную группу генерала Бредова. В этом бою дивизия потеряла лучшего командира полка Федора Криворучко (однофамильца кавалериста), создателя Ямпольского партизанского отряда, из которого и вырос боевой 402-й полк. Со своей «золотой братвой» — так Федор Криворучко звал бойцов — он колотил австро-венгерских оккупантов, петлюровцев, деникинцев, совершил поход от Балты к Житомиру, от Глухова к Александровску, от Александровска к Днестру. Всего несколько дней оставалось до исполнения его заветной мечты — до возвращения в родную Ямпольщину. Но не дождался Федор этого светлого дня. У Николаевки Якир не мог создать перевеса в силах, потому что бригада Голубенко находилась в ста двадцати верстах у Бирзулы, а бригады Левензона и Котовского, выполняя приказ командарма, приближались к Одессе. Бригаде Каменского пришлось поэтому выдержать очень трудное, тяжелое сражение.
7 февраля 1920 года была очищена от белых Одесса, и дивизия Якира уже в полном составе продолжала движение на запад, отбрасывая группы генералов Бредова и Павловского к Днестру. Поршень шприца все больше и больше сжимал три плотных сгустка белогвардейцев в районе Маяков и Овидиополя, Тирасполя и Слободзеи, Рыбницы и Выхватинцев.
Для ветеранов сорок пятой наступили волнующие дни. Многие из них надеялись, что румыны пропустят деникинцев в Бессарабию и тогда, преследуя беляков, на законном основании можно будет хлынуть вслед за ними на родную землю. Но румыны, понимая, чем грозит им такое «гостеприимство», выставили против беляков стену пулеметов. За крупные суммы денег румынские офицеры, правда, пропускали к себе некоторых белогвардейских офицеров, да и то только ночью, остальные же борцы «за единую, неделимую», укрывшись в днестровских камышах, решили биться до последнего патрона.
Ликвидация остатков белогвардейских сил на этом участке была завершена частями дивизии Якира 18 февраля 1920 года: весь левый берег Днестра, от Ямполя до Днестровского лимана, стал советским.
Красноармейцы и командиры, вняв доводам командования, дали слово не переходить линию Днестра. Это была трудная клятва: ведь там, за замерзшей рекой была их родная земля, томились в помещичьей неволе их семьи. Но такой клятвы требовали интересы революции, интересы Советской республики.
5. Питомцы Ватикана
Слава о крупных победах Красной Армии разнеслась по всей Советской республике и шагнула далеко за ее пределы. 16 января 1920 года Антанта возвестила о снятии блокады с Советской России и в то же время продолжала гнать транспорты с боевым имуществом Врангелю, окопавшемуся в Крыму за Перекопским валом.
Весть о взятии красными Одессы дошла и до Жмеринки, где отсиживался со своими воинственными галичанами генерал Микитка.
На станцию Вапнярка, только что освобожденную от белых передовыми частями сорок пятой дивизии, 8 февраля явились представители генерала Микитки с весьма заманчивым предложением: галицийский генералитет, возвестив о полном разрыве с Деникиным, изъявил готовность вступить в контакт с Красной Армией.
Когда Якиру сообщили об этом, он сказал:
— Не ахти какой, но все же союзник. И раз галичане просятся к нам, значит, мы сила! Летом стал брать верх Петлюра — они пошли с ним. Осенью повезло поборникам «единой, неделимой» — галичане переметнулись к Деникину. Школа Ватикана: раз ты не наиболее сильный, ты должен быть наиболее ловким.
— Контакт так контакт, — сказал в свою очередь Гарькавый. — Кстати и проверим их. Всю зиму они прикрывали левый фланг генерала Шиллинга, обороняли линию Вапнярка — Одесса от советских партизан и своих вчерашних друзей петлюровцев. Пошлем их к Рыбнице добивать группу Шиллинга.
— Пока Микитка соберется добивать деникинцев, тифозная вошь добьет его сечевиков. Без нашей помощи — им всем амба. Район Жмеринка — Бердичев надо взять под строгий карантин, — распорядился Якир.
Переговоры длились недолго. Обе стороны с санкции Главного командования сошлись на том, что штаб генерала Микитки ликвидируется, Красная Армия берет галицийские вооруженные силы под свое командование, а в части направляет военных комиссаров из коммунистов-галичан. Было договорено, что из полков удаляются паны-отцы, фельдкураты[15], а на солдатских кепи трезуб[16] заменяется красноармейской звездой.