В. Янклович: «Я помню, что Володя не хотел играть. Ему звонил Любимов, несколько раз звонила Галина Николаевна (Г. Н. Власова — зав. труппой. — В. П.)… Но очень проблематично, играл ли он…»

В. Нисанов: «Да, он должен был играть 21-го, но играл ли?»

М. Лебедев (актер Театра на Таганке, второй исполнитель роли Свидригайлова): «Нет, Володя в этот день не играл, — уже не мог… Но в театр, кажется, приезжал. В последнее время мне часто приходилось его заменять, в такие дни я всегда был наготове…»

Е. И. Авалдуева: «В этот день приезжает в театр не просто бледный — серый.

— Что с тобой, Володя?

— Елизавета Иннокентьевна, я скоро умру.

— Да что ты такое говоришь, Володя!

— А Галина Николаевна (Г. Н. Власова — В. П.) — здесь? Я так и не успел вернуть ее брошку…

В этот же день он и вернул брошь… А потом в театре говорили, что он ее продал».

Ю. Ф. Карякин: «Преступление и наказание» было 21-го. Это накануне моего дня рождения… Я дозвонился домой — там уже был какой-то кавардак… Не Володя подошел».

Поздно вечером Высоцкий приезжает к Ивану Бортнику.

И. Бортник: «Шла Олимпиада, спектакли начинались в 8 часов вечера. Володя приехал поздно — играл он или нет?..

— Выпить есть?

— Да нет у него, — говорит жена.

А у меня стояло немного в бутылке…

— Нет? Ну-ка, ну-ка… Ага! Вот она!

Выпил стакан водки.

— Поехали ко мне… Я достану.

— Володя, ты поддатый, оставь машину, поедем на такси.

Отобрал у него ключи, оставил дома.

Нормально себя чувствовал, приехал ко мне с Оксаной, но ее он домой отправил раньше. Как она оказалась в квартире? Наверное, у нее были свои ключи…»

Оксана: «Не Володя меня отправил, я поняла, что они запьют… И прикинулась «дохлой лисой», говорю, что у меня заболело сердце. И уехала. Подумала, что и Володя поедет за мной, а он не поехал».

И. Бортник: «Мы приехали на Малую Грузинскую. Володя принес спирт, не знаю откуда… Мы выпили, я остался у него ночевать…»

В. Янклович: «Вечером мне позвонила Оксана. Володе было очень плохо… Но вечером я приехать не смог».

И. Бортник: «Утром посылает меня: «Надо бы где-нибудь достать…» Я сходил, принес две бутылки. А в последнее время ему совсем немного надо было…

Тут Оксана устроила истерику — одну бутылку вылила в раковину…

— Уходите, вы — нам не друг…

Потом наглоталась димедролу… Я ушел».

Оксана: «Это же продолжалось всю ночь— с вечера до утра. Ваня пел какие-то песни… А — лето, все окна открыты. Вот тогда я и напилась, только не димедрола, а элениума. А Ване сказала:

— Убирайся отсюда!

Ваня Бортник… Ваня — человек и эрудированный, и интересный, и действительно талантливый актер — в общем, личность. И когда Бортника не было, Володе чего-то не хватало. Не знаю почему… Может быть, он давал Володе какой-то заряд?

Но Иван часто провоцировал Володю на то, что ему нельзя было делать. Зная Володю, он говорил ему обидные вещи. Он знал, на каких струнах играть, и делал это… А после этого случая я с Ваней не здороваюсь, более того, мы стали врагами».

В. Янклович: «Я смог приехать утром… Часов, наверное, в одиннадцать… Бортник уже выходил из квартиры… Я спрашиваю:

— В чем дело?

— Да ничего…»

И. Бортник: «Я поехал домой… Встретил Мазо. (Профессор Мазо, сосед Высоцкого, жил этажом ниже… В последнее время, вероятно, были напряженные отношения — у Высоцкого часто бывало очень шумно. — В. П.)

— «Эта (Оксана. — В. П.) еще там?

— Там…

А я уже был хорош… Поехал домой».

В. Янклович: «Бортника я встретил на выходе… Зашел, Оксана была просто в шоке…»

Оксана: «Это было ужасно… Я сказала:

— Все! Я ухожу. Или пусть он уйдет. (Он — И. Бортник. — В. П.)

— Нет, останьтесь оба. Если ты уйдешь, я выброшусь с балкона!

Я оделась, выскочила на улицу… Смотрю — Володя висит на руках, держится за прутья решетки…

Не помню, как я взлетела на восьмой этаж, как мы с Ваней вытащили Володю…»

В. Янклович: «Да он бы ни за что в жизни сам не разжал руки! Он так любил жизнь! Он до самого последнего момента думал, что обманет смерть. Что еще раз — проскочит. А все эти «попытки самоубийства», по-моему, просто — театр. «Не достанете наркотик, выброшусь из окна» — да сколько раз он это говорил».

Оксана: «Попытки самоубийства… Не то чтобы Володя этим давил— последнее время это было элементарным издевательством над ближними. Все уже так устали, что я понимаю людей, которые побудут с ним немного, а потом едут домой и говорят себе:

— Господи! Да пропади оно все пропадом!»

В. Янклович: «Когда я приехал утром 22 июля и зашел в квартиру, Володя был одет и в довольно приличном состоянии…»

22 июля — Василий Аксенов уезжает за границу В этот день Высоцкий в последний раз выходит из дома.

В. Янклович: «Двадцать второго ему позвонили из ОВИРа:

— Владимир Семенович, зайдите за паспортом.

Перед ОВИРом он заехал к сестрам в аптеку и умолял их дать «лекарство»… Потом поехал в ОВИР, получил паспорт и купил билет в Париж на 29 июля. Поехал он вместе с Оксаной…»

«…Заехал к сестрам в аптеку и умолял их…» Так что наркотики все-таки появлялись и после 18 июля. Было достаточно много врачей, которые «помогали» Высоцкому (не только врачей — медсестер, аптечных работников, военных медиков и даже работников НИИ, связанных с медициной). Причем большинство из них не знали о существовании друг друга: у одного — ампула, у другого — две… Повторим: отказать Высоцкому было очень трудно.

Оксана: «После этих таблеток я была в каком-то заторможенном состоянии, — мало что помню про этот день…»

В. Шехтман: «Как мог получить заграничный паспорт? Очень просто! Все эти дни мы еще выезжали… 20-го или 21-го утром мы были у цыгана— смотрели гитару… Утром— холодный душ, дзиньк! ампулу — и поехали. Абсолютно нормальное состояние. Но ампулы уже хватало ненадолго. Если еще было— поддерживал себя… А к вечеру почти всегда — в разобранном состоянии».

Из ОВИРа Высоцкий возвращается домой, днем к нему заезжает Владимир Баранчиков: «Все эти дни мы перезванивались с Валерой Янкловичем. 22-го Володя попросил приехать, и я приехал. Он сказал мне:

— Уже выхожу… Дозу уменьшил, чувствую себя лучше…

Он нормально разговаривал с Мариной, говорил, что взял билет на Париж…»

Марина Влади: «…И вечером 23 июля (очень многие люди ведут отсчет последних дней от 25 июля, поэтому ошибаются на один день. — В. П.) — наш последний разговор:

— Я завязал. У меня билет и виза на двадцать девятое. Скажи, ты еще примешь меня?

— Приезжай. Ты же знаешь, я всегда тебя жду.

— Спасибо, любимая моя.

Как часто я слышала эти слова раньше… Как долго ты не повторял их мне. Я верю. Я чувствую твою искренность. Два дня я радуюсь, готовлю целую программу, как встретить тебя, успокоить, отвлечь. Я прибираю в доме, закупаю продукты, приношу цветы, прихорашиваюсь…»

А. Штурмин: «Последняя неделя… Я заезжал к Высоцкому 22 июля — на короткое время… Я тогда работал в Олимпийской деревне, и меня подгоняли дела. (А. Штурмин устраивает Высоцкому и Янкловичу пропуска в Олимпийскую деревню.) Но я почувствовал, что там что-то не так…»

И. Бортник: «Я уехал… Дома сразу же лег спать. Дальше я знаю со слов Татьяны (жены Бортника).

— Володя приехал в половине шестого — абсолютно трезвый, в светлом джинсовом костюме… Постоял над тобой… «Ну как же так?» Вытащил ключи от машины и уехал…

Больше с того утра я его живым не видел…»

Что делал Высоцкий с шести до десяти вечера — точно неизвестно…

Оксана: «Как всегда, мотались по Москве. Туда-сюда… В ВТО мы пришли на пять минут. Водка кончилась, мы поехали в ресторан ВТО…»

В. Шаповалов (актер Театра на Таганке): «Моя жена видела Володю у ресторана ВТО — совершенно отрешенное лицо… Он ее не узнал».

Многие люди видели В. В. в этот день… «Ехал очень быстро по улице Горького…», «Сидел в ресторане ВТО, я к нему не подошел…», «Видела у ВТО — Володя был с остановившимися глазами…» Видели многие, и все запомнили, запомнили навсегда, потому что больше