– Луиза сама забеременела? – переспросила я. – От индюка на подворье, вы это имеете в виду? Без участия мужчины?

Марта глубоко вздохнула, занервничав:

– Виктория, мы не расположены говорить об этих вещах.

– Да, мы не хотим, – зло согласился Эд, развернувшись к жене. – Мы не любим говорить на эти темы! Это твоя дочь, и ты не сумела соблюсти ее. Двадцать пять лет соседи шипели за моей спиной, а теперь я вынужден выслушивать оскорбления в своем собственном доме, да еще от дочери этой итальянской суки.

Я вспыхнула:

– Вы невыносимы, Джиак. Вас напугали женщины. Вы ненавидите свою жену и дочь. Не удивительно, что Луизу потянуло за теплом к кому-то еще. Кто извратил ваше сознание? Местный священник?

Он поднялся из-за стола, хлопнув кружкой и расплескав пиво, и ударил меня по губам:

– Убирайся из моего дома, ты, беспородная сука! И никогда не смей возвращаться сюда со своим грязным умом и мерзким языком!

Я медленно поднялась и приблизилась к нему. Мое лицо оказалось так близко, что я ощущала запах пива, исходивший из его рта.

– Вы не смеете оскорблять мою мать, Джиак. Любое другое дерьмо из выгребной ямы, которые вы выставите в качестве своего мнения, я еще стерплю. Но если вы еще когда-либо в моем присутствии оскорбите мою мать, я сломаю вам шею.

Я смотрела на него в упор, пока он в смущении не отвел взгляд.

– До свидания, миссис Джиак. Благодарю за кофе.

Она стояла на коленях, вытирая пол, пока я шла к кухонной двери. Мои носки промокли от разлитого пива.

У двери я остановилась, сняла носки и сунула голые ноги в кроссовки. Миссис Джиак уже подобралась ко мне, подтирая мои пивные следы.

– Я же просила тебя не говорить с ним об этом, Виктория.

– Миссис Джиак, все, чего я хочу, – это знать имя отца Кэролайн. Скажите мне, и я больше никогда не побеспокою вас.

– Ты не должна возвращаться. Он вызовет полицию. А не то застрелит тебя собственноручно.

– Что ж, хорошо, в следующий раз я приду с ружьем.

Я вытащила свою визитную карточку из сумки:

– Позвоните мне, если передумаете.

Она ничего не сказала, но карточку взяла и поспешно засунула ее в карман передника. Я потянула на себя сверкавшую чистотой ручку двери и покинула миссис Джиак, с сердитым лицом продолжавшую стоять в дверях.

Глава 5

ПРОСТЫЕ РАДОСТИ ДЕТСТВА

Я сидела в машине, пока не остыл мой гнев и дыхание не стало ровным.

«Какие страдания она нам причинила!» – со злостью передразнила я Эда.

Несчастная девчонка, бедный храбрый подросток! Какое мужество надо было иметь, чтобы просто заявить Джиакам, что она беременна, чтобы отказаться пойти в дом для незамужних матерей, в который они хотели упечь ее! Девушки из нашей высшей школы, даже самые неунывающие, возвращались оттуда с душераздирающими рассказами о тяжелом изнурительном труде, спартанских неуютных комнатах, скудной пище и мучениях, длящихся до тех пор, пока их девятимесячное заточение не прекращалось с помощью принимавших, роды монахинь.

Я испытала отчаянную гордость за свою мать, сражавшуюся с добропорядочными соседями. Я вспомнила тот вечер, когда они шеренгами проходили мимо дома Луизы, швыряя яйца в окна и выкрикивая грязные оскорбления. Габриела вышла на веранду и привела их в чувство.

«Ах да, вы же христиане, не так ли? – спросила она их на своем английском с сильным итальянским акцентом. – Ваш Христос должен очень гордиться вами сегодня».

Мои голые ноги начали замерзать. Холод постепенно отрезвил меня. Я завела двигатель и включила обогреватель. Когда пальцы ног согрелись, я поехала вниз к Сто двенадцатой улице, где повернула на запад, держа на Лайн-авеню. Там жила сестра Луизы – Кони со своим мужем Майком и пятью ребятишками. Раз уж я ошиваюсь тут, на Южной стороне, я могла бы навестить и ее.

Кони была на пять лет старше Луизы, но она продолжала жить с родителями, когда ее сестра забеременела. На Южной стороне живут при маме с папой, пока не выйдут замуж. А Кони жила с ними даже после того, как стала женой, пока супруги не накопили денег на собственный дом. Когда они наконец купили свой дом с тремя спальнями, она ушла с работы, чтобы стать матерью. Это еще одна традиция Южной стороны.

По сравнению со своей мамашей Кони считалась просто неряхой. На крошечном газоне перед домом валялась забытая корзина, и даже моему неискушенному взгляду было ясно, что веранду давно не мыли. Однако стекла на двери и в окнах были вымыты, а деревянные рамы начищены воском.

Когда я позвонила, к двери подошла Кони. Она улыбнулась, завидев меня, но как-то нервно, будто ей уже звонили родители, чтобы предупредить, что я могу появиться.

– О-о, это ты, Вик! Я… я только что собиралась в магазин.

Ее длинное костлявое лицо не умело лгать. Кожа ее, розовая и веснушчатая, точь-в-точь как у ее племянницы, стала пунцовой, пока она говорила.

– Как жаль, – сказала я сухо. – Прошло десять лет с тех пор, как мы виделись последний раз. Я надеялась застать детей и Майка.

Она продолжала стоять в проеме двери.

– Ты навещала Луизу, да? Мама сказала мне. Луиза плоха…

– Луиза в ужасном состоянии. Кэролайн говорит, что врачи ничего не могут сделать. Они просто пытаются поддержать ее. Я жалею, что никто не сказал мне об этом раньше. Я приехала бы несколько месяцев назад.

– Извини… Мы не думали… Луиза не хотела волновать тебя, и ма не хотела, я думаю. – Она внезапно покраснела, вспыхнув более пламенно, чем до этого.

– Твоя мать не хотела, чтобы я приехала сюда и подняла тревогу. Я понимаю. Но я уже здесь и, так или иначе, беспокою вас. Так почему бы тебе не отложить свой поход по магазинам минут на пять и не поговорить со мной?

Я потянула дверь на себя и пододвинулась вплотную к Кони, надеясь, что действую не угрожающе, а убедительно. Она нерешительно отступила, и я последовала за ней в дом.

– Я… ух, ты хочешь чашку кофе?

Она стояла передо мной, не зная, куда деть руки, словно школьница перед неумолимым педагогом, и ничуть не походила на пятидесятилетнюю женщину, самостоятельно пробивавшую себе дорогу в жизни.

– Кофе… это было бы превосходно! – храбро заявила я, надеясь, что мои почки справятся с еще одной чашкой.

– Дома настоящий кавардак, – произнесла Кони, оправдываясь и собирая разбросанную по прихожей спортивную обувь.

Я никогда не говорю своим гостям ничего подобного, очевидно потому, что всегда разбрасываю свою одежду и держу бумаги или мусор в доме по две недели. Что касается Кони, то непонятно было, зачем она это говорит, ну разве что имея в виду спортивную обувь. Полы были натерты, кресла стояли под правильными углами друг к другу. Ни одной книги или газеты на полках и столиках. Я отметила это, когда мы проходили через гостиную в недра дома.

Я устроилась за зеленым ломберным столом, пока она наливала воду в электрическую кофеварку. Эта небольшая разница в навыках Кони по сравнению с ее матерью несколько приободрила меня: если она способна поставить переключатель кофейника с кипячения на фильтровку, то кто знает, как далеко она пойдет в разговоре.

– Вы с Луизой никогда не были похожи? – резко начала я.

Она снова покраснела.

– Она всегда была очень хорошенькой. От таких не ждут слишком многого. – Горечь, прозвучавшая в ее неуклюжем ответе, казалась почти невыносимой.

– Что, ваша мать не рассчитывала на ее помощь по дому?

– Но она же была моложе, ты же знаешь. Она и не должна была делать столько же, сколько я. Но ты ведь знаешь маму. Все должно быть вычищено каждый день, вне зависимости от того, пользуются этим или нет. Когда она бывала недовольна нами, мы должны были скрести раковины и унитазы. Я поклялась, что мои девочки никогда не будут делать подобных вещей. – От незабываемых обид рот ее вытянулся в жесткую линию.

– Это жестоко, – сказала я, ужаснувшись. – И тебе казалось, что Луиза слишком часто сваливает свои обязанности на тебя?