Нет, наша корейская нация есть нация цивилизованная и мудрая, создавшая первые в мире бронированный корабль и металлический шрифт, славная нация, внесшая огромный вклад в развитие культуры Востока. Наши предки сделали немалый вклад и в развитие японской культуры. Обладая стойким духом самозащиты, наша нация никогда не мирилась с агрессией иноземных врагов и издревле демонстрировала свою мощь на всю Азию. Мораль нашего народа, чистая, как хрусталь, вызвала восхищение во всем мире.

Разумеется, обычаи и привычки нашего народа не свободны от недостатков. Но эти недостатки не решающие, не составляющие главное качество нации, они частные и второстепенные. И нельзя же второстепенное выдавать за главное в национальном характере.

Пропагандируя свою «Теорию преобразования нации», Ли Гван Су говорил, будто корейцы порабощены по причине своей «низшей национальности». Но нет, Корея порабощена не из-за «низшего качества» самой нации, а из-за коррупции и бездарности правителей. Тон утверждения Ли Гван Су, так сетовавшего на «низость» корейской нации, смахивал на тон японских империалистов. Им стоило только открыть рот, как из него лилась несусветная клевета на нас как на «низшую нацию». Они разглагольствовали, что Япония, мол, должна «охранять», «руководить» и «контролировать» эту «низшую» нацию.

«Теория преобразования нации» — это открытый ренегатский акт Ли Гван Су, составленный в угоду оккупантам — японским империалистам. В вознаграждение за этот ренегатский акт он, бывший участник движения за независимость, получил возможность избежать кары и писать свои повести о любви, спокойно сидя под самым носом генерал-губернаторства.

Вначале он как романист пользовался большой любовью читателей. Массы любили его за произведения передового содержания, отвечавшие вкусу читателей. Он писал много романов в новом стиле, и его называли чуть ли не основоположником современной прозы Кореи. Однако его «Теория преобразования нации» охладила любовь читателей к нему. Элементы реформизма, промелькнувшие в его романах, в этой его статье проявились во всей своей наготе.

Современная интеллигенция, ведшая национальное движение по руслу реформизма, намеревалась даже создать частным образом корейский вуз за счет средств, собранных через движение за возмещение государственных займов. Но генерал-губернаторство не разрешило основывать такой вуз, который мог бы стать кузницей кадров для движения за независимость страны.

Ненасильственное движение за поощрение развития материального производства тоже натолкнулось на сопротивление японских империалистов. Генерал-губернаторство не могло закрыть глаза на то, что корейцы пользуются только корейскими товарами, не употребляя навязываемые им Японией предметы потребления. Они с самого начала считали эту кампанию за антияпонское движение, имевшее целью бойкот японских товаров, и яростно препятствовали ей.

Реформистское движение, проводившееся под вывеской выращивания «реальных сил», явилось консервативным и пассивным движением сопротивления, которое проповедовало любовь к стране и нации как идеал, но как метод предполагало лишь ненасильственное выступление. На самом деле это была бредовая мечта — стремление ковать экономическую силу нации в пределах, допускаемых генерал-губернаторством, и лишь так противостоять экономической экспансии японского империализма. Ведь это азбучная истина — Япония не допустит свободного развития национальной промышленности Кореи, которая похоронит и саму Японию. Но эти идеалисты полагали, что путь к существованию нации будет открыт, если создать предприятия и широко пользоваться товарами отечественного производства. Чем объяснить такое?

Деятели национального движения, которые разложились и скатились в болото реформизма, не видели и не хотели видеть саму природу империализма. Они перешли от вооруженного сопротивления к мирному культурному движению, что означало отступление в методах борьбы. А это и было движение, исповедующее мирное сосуществование или примиренчество с колонизаторами. В обстановке мирного сосуществования или примиренчества неизбежно происходит перерождение. И в самом деле немало реформистов позже выбыли из рядов национального движения или превратились в ренегатов — лакеев японских империалистов.

Теория выращивания «реальных сил» Ан Чхан Хо (ее называли также теорией подготовки) как разновидность концепции самоподготовки была теоретической опорой национал-реформистов. Он называл корейскую нацию самой низшей в мире по духовному воспитанию и даже утверждал, что наша нация сможет построить суверенное независимое государство только тогда, когда она цивилизуется по крайней мере до уровня американцев и англичан.

Вместе с тем атмосфера в зале показала, что, видимо, большинство публики сочувствует утверждениям оратора. Были и такие, что даже и слезу пустили, восхищенные его речью. Конечно, нельзя было отрицать того, что через эту публичную лекцию красной нитью проходил и дух патриотизма.

Что же касается меня, то я разочаровался, обнаружив в его речи опасные элементы, которые могут выхолащивать стремление народных масс к активной борьбе. Словом, в его утверждениях были сомнительные моменты.

Конечно, и я сочувствовал утверждениям оратора о том, что каждый должен работать над собой, повышать свои личные качества и на этой основе выращивать реальные силы нации. Но никак не мог я одобрять его мнение, что наша нация является нацией самых низких духовных качеств в мире, и его реформистскую методику выращивания «реальных сил». Во всяком случае подготовка реальных сил должна быть процессом, способствующим борьбе за независимость, но сама она не может заменить собою революцию в целом.

Однако Ан Чхан Хо пытался заменить борьбу за независимость выращиванием «реальных сил». Борьба за независимость не развивается сама собой в результате выращивания этих сил, а он ни слова не сказал о том, как организовать силы нации, как мобилизовать их на достижение окончательной победы. В частности, ни слова не было сказано о насильственной борьбе, которая должна быть основной формой национально-освободительной борьбы.

Было сомнительной проблемой и утверждение, что в Маньчжурии необходимо развивать промышленность, которая, мол, могла бы стать основой независимости. А кто же предоставит кредиты на строительство, например, электростанции той нации, которая лишена государственной власти? Пусть какие-то державы дадут кредиты, но разве можно строить электростанцию и наладить рисоводство на чужбине, когда вся территория родной страны оккупирована японскими империалистами? А оставят ли японские самураи в покое корейцев, чтобы они занимались такими делами?..

Я не мог дальше слушать такую лекцию спокойно и задал оратору вопросы, правда, письменные, следующего содержания:

«Вы говорили о необходимости выращивать „реальные силы“ корейской нации путем развития промышленности и просвещения. А возможно ли это в условиях, когда страна целиком оккупирована японскими империалистами?

Вы говорили, что наша нация является низкой по уровню духовного воспитания. Что вы имеете в виду конкретно?

Вы говорите о таких державах, как США и Англия. Неужели нам нужно следовать их примеру? Можем ли мы добиться независимости при их „помощи“?»

Эта записка была передана ему через учащихся, сидевших в первых рядах, и председательствующего. Я, охваченный духом противоречия, посмел задать такие вопросы в письменном виде, но на душе у меня не было спокойно, когда увидел, как председательствующий с тревожным выражением на лице устремлял взгляд в сторону, где сидели учащиеся.

Я беспокоился, как бы не слишком сильно разочаровались почитающие Ан Чхан Хо деятели движения за независимость и сотни слушателей, если у оратора испортится настроение от этих вопросов. Если не будет успеха от публичной лекции Ан Чхан Хо, то и О Дон Чжин, прилагавший особые усилия для организации лекции, мог бы обидеться на меня, задавшего такие письменные вопросы.

Разумеется, я не ожидал и не желал подобного результата. Я задал оратору эти вопросы с надеждой, чтобы он, получив их, хоть на минутку бы пересмотрел свои утверждения и не продолжал распространяться о вредных идеях, противоречащих национальному достоинству и духу самостоятельности. В то же время меня подмывало услышать от него самого, которого уважают как ветерана движения за независимость, новый курс или стратегию движения за независимость, которые он еще не высказал публике.