Она нырнула в тихий переулок, и снег пронзительно заскрипел у неё под ногами. В этой части города, между дорогой и оврагом, стояли одноэтажные домишки вперемежку с огородами и сараями. В одном сарае требовательно повизгивала свинья; должно быть, просила есть. Большая рыжая собака лежала на крыльце деревянного дома и печально смотрела на Юльку.
Переулок был короткий, и скоро Юлька вышла к обрыву. Она остановилась возле старой ивы и глядела прямо перед собой, как всегда. Только прежде она не боялась повернуть голову вправо, а теперь боялась и сама не знала, чего ей больше хотелось: чтобы Чёрный был здесь или чтобы его не было.
Очень любила Юлька смотреть отсюда, с обрыва. Жёлтые глинистые бугры выглядывают кое-где из-под снега, а ровный берег водохранилища весь белый, и на белом острове растут зелёные сосны. Вернее, сейчас, когда ещё не совсем рассвело, всё кажется сиреневым: и воздух, и небо, и снег. У берегов водохранилища резным бордюром лежат льдины, а возле моста поднимается пар: там электростанция спускает горячую воду. Левее моста стоят кирпичные корпуса самой электростанции, длинным чёрным штабелем лежит уголь, и три трубы высоко поднимаются над землёй. Курчавые дымные хвосты тянутся из двух труб. А третья, самая высокая, новая труба ещё не дымит.
Юлька не смотрела вправо и не слышала ни одного звука, кроме приглушённого рычания машин, но каким-то непонятным образом она знала, что Чёрный здесь. Это мешало Юльке беззаботно отдаваться радости созерцания, и, глядя на заснеженные холмы, расстилающиеся до самого горизонта, Юлька против воли думала о Чёрном.
Зачем он приходит сюда в такую рань? Ведь он допоздна шатается с приятелями по городу, всё знают, и ходит в кино только на последний сеанс, и вечно опаздывает в строительное училище. Его из училища грозятся исключить, как исключили из школы. «Дурной какой-то, — думала Юлька, — непременно сюда ему нужно ходить, нет другого места… Да мне-то какое до него дело? — вдруг рассердилась на себя Юлька. — Я без него приходила на обрыв. И ещё буду приходить».
От плотины по берегу водохранилища тянулась дорога. Против острова дорога отклонялась от водохранилища, поднималась на холм до самой вершины и, перевалив вершину, уходила в дальние дали. Через неделю по этой дороге отправится Юлька с ребятами из девятого «Б». Вернее — они пойдут на лыжах по снежной целине рядом с дорогой. В поход по родному краю на поиски героев Великой Отечественной войны. Отличные будут каникулы! Жалко, что ещё не скоро. Целая неделя до каникул. Целая вечность. Да ещё эти контрольные…
Юлька стояла возле старой ивы, такой старой, что вся середина ствола сгнила у этой ивы, точно кто-то нарочно выдолбил её, и зимой казалось, что ива мёртвая. Но каждую весну она упрямо зеленела, не сдавалась, и Юльке нравилось упорство и жизнелюбие старушки.
А недалеко от этой ивы лежала сосна. Она росла на краю обрыва, осенние дожди размыли почву, и сосна упала. Почти вся она была голая, только на самой вершине остались ветки. Сосну не убирали — так она и лежала, зацепившись корнями за край обрыва, словно ещё надеялась подняться.
Юлька всегда останавливалась у старой ивы. А Чёрный любил сидеть на поверженной сосне.
Чуть скосив глаза, Юлька увидела Чёрного. Сегодня он не сидел, должно быть, потому, что сосна была холодная, а стоял возле неё и, держась голой покрасневшей рукой за дерево, смотрел на Юльку. Нет, не смотрел, а разглядывал Юльку с нахальным любопытством, как будто она была манекеном в витрине магазина.
— Что тебе надо? — раздражённо крикнула Юлька. — Что ты за мной ходишь?
Чёрный помолчал, стоя в обтрёпанном распахнутом пальто у своей сосны, и в глазах его мелькнули насмешливые искорки. И по этим искоркам Юлька догадалась, что он ей сейчас ответит, и покраснела, прежде чем он успел что-либо сказать. А он сказал как раз то самое, о чём подумала Юлька.
— Это ты за мной ходишь, — сказал Чёрный. — Я первым сюда пришёл.
— Первым! Вот ещё… Первым…
Юлька от возмущения не находила слов, а Чёрный смотрел на неё и нагло улыбался, показывая крупные, чуть желтоватые зубы. Он был худой и смуглый, с чёрными прямыми волосами, отпущенными почти до плеч. Многие думали, что Чёрный — это прозвище, но на самом деле у Пашки была такая фамилия — Чёрный.
Весь Дубовск знал, что Пашка Чёрный — отчаянный хулиган, и лучше было с ним не связываться. Тем более здесь, на пустыре, на краю обрыва. Ещё подойдёт да толкнёт. И вообще, пора в школу. Первый урок — контрольная по физике.
Юлька повернулась и пошла с пустыря в тот узкий переулочек, в котором хрюкали в сараях свиньи и лежала на крыльце рыжая собака. Юлька не смотрела на Чёрного и шла медленно, показывая, что она ничуть его не боится. Очень нужно бояться!
Но как раз в ту минуту, когда Юлька старалась вообразить себя храброй, в голову ей угодил крепко сбитый снежок. Больно ударив Юльку чуть позади уха, снежок распался, и за воротом сразу стало мокро и холодно. Юлька разозлилась. Круто повернувшись, она глянула на Чёрного. Он вытирал правую руку о полу своего старого-престарого пальто и по-прежнему нагло улыбался. Ну и гад! Ярость тёмной волной захлестнула Юльку. Она бегом ринулась к обидчику и, схватив обеими руками свой модернизированный портфель, размахнулась и швырнула его в парня.
Чёрный, видимо, не ожидал такого оборота дела и не успел увернуться, Юлька со злорадным удовольствием заметила, что портфель как следует врезался ему в плечо. «Ага, теперь не улыбаешься», — подумала она. Но тут же, отрезвев от своего воинственного порыва, почти забыла о Чёрном.
Не до него было теперь. Юлькин портфель, добросовестно отомстивший за хозяйку, стремительно катился вниз по крутому заснеженному склону обрыва с выступающими кое-где жёлтыми глинистыми буграми. Озорно покручиваясь вокруг своей оси, портфель докатился до ровного места, по ровному ещё немного проехал и наконец удобно угнездился в небольшой ложбинке на берегу водохранилища. Казалось, он смеялся над Юлькой: «А ну, попробуй достань».
Ну до чего же ей не везёт! На контрольную, конечно, опоздает. Портфель… Как его теперь доставать? По этому обрыву летом карабкаешься, рискуя сломать шею, а зимой тут ни подняться, ни спуститься. Надо обходить по дороге через лес. И брести потом по берегу, утопая в снегу. А в субботу родительское собрание. Опять пойдёт: «Романова недисциплинированная, Романова легкомысленная, Романова не хочет учиться». Уж Ирина Игнатьевна найдёт что сказать. А лотом дома… Нет, лучше не думать.
— Не распускай нюни, сейчас достану твой портфель. Иди к дворцу.
Юлька не то что ответить — мигнуть не успела, как Чёрный шагнул вперёд, прямо в снег, заскользил вниз, удерживаясь на ногах, ещё раза два успел переступить, а потом упал и покатился уже как попало. Полы его расстёгнутого пальто задрались и мотались на снегу, как подбитые крылья.
На ровном месте Чёрный встал и слегка встряхнулся. До портфеля оставалось метров десять. Проваливаясь в снег выше колен, Чёрный брёл к ложбинке. Юлька смотрела на него, и ей почему-то тоже вдруг захотелось скатиться вниз и брести там, внизу, по глубокому снегу. Может, ей казалось, что таким образом удастся убежать от предстоящих неприятностей.
Чёрный добрался до портфеля, поднял его, отряхнул от снега и взял под мышку. Потом он взглянул вверх, на Юльку, и дугообразно махнул рукой, показывая, чтобы она шла к Дворцу культуры, куда выходит поднимающаяся с берега через лес дорога. Юлька кивнула: ладно, пойду, но ещё помедлила, глядя, как Чёрный бредёт по снежному целику к лесу.
Дворец культуры стоял высоко на холме, и если смотреть снизу, с берега, или ещё лучше — с острова, то высокое белое здание в окружении деревьев выглядело очень величественно. Юльке казалось, что оно походит на дворянский замок, какие показывают иногда в кино. Обрыв тут изгибался почти под прямым углом, и та, другая сторона холма была более пологой, густой лес стоял по склону, и летом горожане гуляли в лесу. Многие, впрочем, называли его парком. Сейчас лес отдыхал в тишине, но извилистая дорога, по которой летом ходили к водохранилищу купаться, всё-таки служила для прогулок любителям природы. Зимой она превращалась в тропинку, на ней с трудом могли разойтись двое встречных, а по бокам тропинки тянулись хорошо отглаженные лыжни.