- Хорошо, я извинюсь. Я не поняла вас. Вы сами во всем виноваты. Зачем вы начали говорить про класс, если вас это не касается, - последовал вялый меланхолический ответ, затем послышались короткие гудки. ..

- А где же эротика? Почему же я не вижу никакой порнографии? - с такими словами учительница вошла на урок в 7 Б класс. - Я, конечно, извиняюсь, - пренебрежительно сказала она, обращаясь к Алине. - Но твоя мама сама во всем виновата! - уголки ее губ были презрительно опущены, а в голосе зазвучала обида. - Ну зачем вы дома рассказываете все, что происходит в классе?! В первую очередь ты должна была подойти ко мне. Ко мне! Ко мне! Ясно тебе! Я - для вас самый близкий человек! Я помогу вам разрешить все ваши проблемы! Я понимаю вас лучше, чем ваши родители! Они отсталые и несовременные, они обо всем судят по старинке. Сколько раз я говорила вам: никогда не рассказывайте дома, что происходит в классе! Сколько из-за этого неприятностей! А твоя мама... - она метнула в Алину взгляд, готовый разорвать на куски. - Пусть она больше... никогда мне больше не звонит! У меня на нее аллергия! У меня депрессия! - ее голос, обычно медленный, с тягучими гласными, стал резким и отрывистым. Всплеснув руками, она в негодовании воскликнула, обращаясь ко всему классу:

- Ну, раздела меня догола! Вот стою перед вами голая! И ничего не спрятать, не утаить! Оказывается, класс у нас сексуально озабоченный! Оказывается девочек у нас замацали! Ну- ка, встаньте, Даянова и Колесникова, в глаза мне смотрите, я с вами разговариваю! Все, значит, озабоченные. А сами - то вы какие - из другого мяса сделаны? Акилова, - обратилась она к старосте класса. - Разберитесь с ней! - и вышла за дверь.

Акилова, не только умница и отличница, но и одна из наиболее авторитетных вожаков класса, умела быть в куче со всеми даже в самой '' горячей'' заварушке. Но, в отличие от некоторых, ее никогда не заносило, а если дела шли в разрез с ее принципами или..когда пахло ''жареным'', она умела вовремя выйти из игры, но поперек других никогда не вставала.

- А про меня что ты своей матери наговорила? - спросила она Даянову напряженным голосом, откинувшись корпусом на спинку стула и немного надменно повернув голову в ее сторону. - Ведь я же тебе ничего плохого не сделала, - Акилова подняла свои скифские глаза и столкнулась с кротким, беззащитным, страдающим взглядом Даяновой. Ее голос споткнулся. – Девчонки… в натуре… ну это… я же вам ничего плохого не сделала… Вы же… не можете…ну типа… обижаться на меня, правда?- как –то неуверенно проговорила она.

Ответить ей Алина не успела: класс сорвался и обрушился на нее с таким шумом и гвалтом, что девочке показалось, что ее со всех сторон тисками сдавила какая-то тяжесть, а захлестнувшие чувства стыда и унижения как бы парализовали ее способность к сопротивлению и к самозащите. Кричали все: кто со смешком, кто с издевкой, а кто- то просто так, оттого, что все кричат. В общем гомоне трудно было различить, кто что выкрикивал, но отдельные фразы долетали и отчеканивались в памяти:

- Ябеды!

- Cтукачки!

- Вы что, девчонки, мы же шутили! Это же игра такая - в банду!

- Ты чего гонишь: кто тебя мацал, коза! Да кому ты нужна? Плоскогорье!

- Да никто ж вас бить не собирался! Это же просто так - для потехи!

- Суки, вас хоть пальцем кто- нибудь тронул?

Кто- то свистнул, кто-то затопал ногами, и вслед за этим раздался взрыв хохота в углу – это Стропила ребятам анекдоты рассказал.

На ''растерзание '' виновных учительница пожертвовала весь урок (ровно столько она отсутствовала). И эти сорок пять минут для девочек казались нескончаемо длинными. Они уныло стояли, не решаясь сесть, хотя класс давно уже потерял к ним интерес. Было по- прежнему шумно, но все были заняты своими делами: кто разговорами, кто математикой, кто просто так балду гонял и оттопыривался, как мог, пока училка не пришла. Один лишь Гиена, случайно напоровшись на ''наказанных'', сделал свирепую гримасу и высунул язык: '' У-у, лоханки!'' Алина с Таней кисло переглянулись, но дерзить ни у одной из них не было запала. Правда, Танька позже вспомнит об этом: '' Очешуел, гад! Куражится еще! Забыл, когда сам в последний раз на ''лобном '' месте стоял. Отшибло память, когда ему самому ''секир - башка'' делали!

Хрупкую, изящную Инну Игоревну было опасно сердить, все знали, что лучше ей не попадаться на язычок. Но ''коллективное воспитание'', когда весь класс натравливался на одного - это было, пожалуй, покруче, чем просто одна мегера. Тогда казалось, что весь мир пошел войной против тебя! Через такую травлю прошли многие: и Карпачева, и Гиена, и Карга. Не боялся ее, пожалуй, один Стропила. Когда мегера спускала всех собак на Стропилина, серьезной и принципиальной разборки обычно не получалась. Во- первых, кому же охота на Стропилу нарываться. Да и команда его всегда за него горой. Во - вторых, Серега - пацан веселый и скользкий - с него все как с гуся вода: из любой ситуации выкрутится, где хитростью, где наглостью.

Как - то в шестом классе он всю толпу на ''угар'' водил. Прикол был таков: на торговой площадке, где целый ряд фруктовых и кондитерских ларьков, Серега подходит к одному из них. Человек пять из класса выстраиваются за ним в очередь, остальные - публика.

- А у вас сало есть? - спрашивает Стропила у продавца хлебо - булочных изделий.

- Нет.

- А селедка?... А кефир?

- А у вас сало есть? - нахально повторяет вслед за ним Карпачева.

- А сало есть? - взвизгивает от смеха Гиена.

Толпа ''угорает'' и с хохотом перебегает к следующему киоску.

- А вас сало есть? А презервативы? - наглеет Стропила.

- Во поколение растет! Ни стыда, ни совести! Брысь отсюда, молокососы, пока милицию не позвала! - обругала пожилая тетенька в белом халате.

- Да у тебя, сопляк, еще пиписька не выросла! - со смехом прогнала другая, помоложе.

А третья грубо обложила матом.

Под конец Стропилу так понесло в его буйном озорстве, что он в сильном угаре со всего маху вдарил снизу вверх по навесной витрине, и все выставленные товары попадали и покатились. Вот тогда уж точно пришлось от милиции со всех ног драпать, но убежать не удалось…

- Мусора ж на него пушку навели, - безбожно фалил Гиена, не в меру нахлебавшись пива из горла. – Да ведь Стропила-то не из пугливых. Он может даже один против двоих или троих: «кья! » - ногой, «бац!» – в зубы, и готово, не зря ж целый год на каратэ ходил! А если б ему еще «ствол» для прикола! Тогда б ваще все по – суперски было! Идешь, как в компьютере и мочишь, мочишь всех подряд! Во бы шухер навели! И никакой мент поганый не сунулся бы! «Пах! Пах!» – и все бы врассыпную: кто в кусты, а кто б на месте в штаны со страху наложил!

Сам же Стропила предпочитал обходиться без «ствола» и без крови. Да и зачем? Ему и так все дорогу уступали, даже Инна Игоревна. А куда ж деваться? Приходилось. Но и она в накладе не оставалась, если надо кого приструнить или «стрелку» там забить… Просить об этом Инна не стеснялась: « А чего стесняться, - говорила она, - если даже правительство все сплошь коррумпировано, а миром сейчас правит мафия». Стропила с обычной своей ухмылкой прикладывал два пальца к козырьку : «No problem, my theacher» !

Вот такой он, Стропила: его ничем не проймешь. Так что никаким коллективным воспитанием его не испугать.

А вот девочек Даянову и Колесникову родители перевели в другую школу. И зря, потому что их класс снова показывали по ящику, когда на базе гимназии областной семинар проводили по экспериментальным методикам обучения и внедрению их в практику. Учительница Инна Игоревна получила повышение: сначала она полгода работала завучем по науке в гимназии, но класса не оставила, говоря, что родители учеников ей этого не простят. А когда ей предложили перейти инспектором Управления народным образованием города, она почему- то не согласилась и вернулась на свою прежнюю работу - рядовым учителем и классным руководителем своего родного 7 Б, ведь школа и дети были для нее ''всем на свете''. ''Это моя жизнь, это моя семья!'' - c милой, застенчивой улыбкой, певуче растягивая слова, говорила коллегам эта скромная девушка, которая всегда любила оставаться в тени.