— Ну к чему же она нам? Война-то? Зачем нам гибель очередной земной цивилизации? На-ка, Семеныч, подобрей немного, — старлей плеснул из фляги в заботливо и суетливо подставленный директором стакан и подал его затрясшемуся в предчувствии предстоящего экстаза Семенычу.

— О-о-о, это же спирт! Почему не предупредили, ироды? — опрокинув стакан запричитал хватая воздух отверзым на грани разрыва щек ртом Семеныч и, схватив со стола директорский графин, широко задвигал кадыком, судорожно глотая желтую, видимо, очень давно, не меньше чем год назад, налитую туда воду. Минуты через три он уже расслабленно сидел на диванчике. Лицо Семеныча мгновенно порозовело и излучало неподдельное добродушие окружающей его действительности. Мысли о предстоящей ракетно-ядерной войне, видимо, окончательно покинули его. Глядя на довольную рожу Семеныча, черты директорского лица, напротив, резко ожесточились. Нос принял какой-то зловещий лилово-кровавый оттенок.

— Так что с деталями, сволочь! — возмущенно вскричал директор. — Тебе я вижу уже очень хорошо, хотя это и ненадолго. Уж мы-то знаем… А обо мне ты подумал, мерзавец?!

— Причем здесь я? Спирт-то не у меня…

— А запчасти у кого?

— Половины требуемых по списку запчастей у нас нет, не было никогда и не будет.

— И что ты себе думаешь? Хочешь до войны дело довести? Тебе что, опять поплохело? Рановато что-то… Пока больше прикидываешься. Но минут через пять точно поплохеет: спирт это, к сожалению, не вечно действующее зелье. А как хотелось бы (директор мечтательно закатил глаза): выпил, к примеру, как следует разок в молодости и ходи себе пьяным всю оставшуюся жизнь. Это же какая экономия!

— А что ежели нам старлею целиком новый «ЗИЛ» отдать за флягу спирта? Он все равно у нас без толку стоит. Прислали, что называется, ни к селу, ни к городу. Просили бульдозер, чтобы зимой дорожки чистить, а прислали зачем-то этот гребанный «ЗИЛ».

— Как это — отдать? Он же у нас на балансе.

— Слушай, Кузьмич, это что, у тебя единственная такая вещь будет, которая на балансе вроде как есть, а фактически её уже не то, чтобы у нас, а вообще в природе давно уже нету?

— И то, правда, соображаешь ещё чего-то, стало быть, не все мозги пропиты, — немного подумав, огорченно махнул рукой директор, — как говорится: семь бед — один ответ. Забирай, старлей, новый аппарат, да и дело с концом. Чего не сделаешь ради того, чтобы все народы на земле жили в мире. Только флягу не забудь оставить.

— Секундочку. А я-то что буду с ним делать? Как у себя-то мне этого «ЗИЛа» на баланс ставить?

— Ну, это уже твои проблемы. У нас явная недостача вырисовывается, и то мы особо не переживаем, а у тебя-то — прибыль. Впрочем, ты можешь разобрать этот аппарат на запчасти согласно своему списку и ремонтировать имеющуюся у тебя рухлядь. Получишь две рухляди сразу. По этому практика показывает, что лучше такой фигнёй не заниматься. Машина — это же живой организм. И не надо его разбирать на эти, как их…, плантаты. Они ведь могут не прижиться. А этот, пусть себе ездит. Вы же все равно колоннами передвигаетесь. А кто будет проверять военную колонну? Не бойся ничего. Мы даже документы тебе на эту машину отдадим. И в милицию точно заявлять не будем. Мы этого «ЗИЛка» скоро под что-нибудь спишем. Под какое-нибудь местное наводнение.

— Водилу дадите до части докатить?

— Не связывайся ты с нашими водилами, потом будешь голову ломать как от них отделаться. Цепляй этого «крокодила» на жесткую сцепку и тащи. А по поводу запчастей к «ГАЗону» советую заглянуть к нашим соседям в геологоразведочную партию. До них от нас километров пять будет. Вот у них этих «шестьдесят шестых» хоть ж…й ешь. Очень много, в смысле.

— Договорились. Ну что? По граммульке?

— Погнали. Давай флягу, сейчас перелью, разведу и что-нибудь на «поклевать» в бухгалтерском холодильнике достану.

Вначале было выпито за здоровье (свое, жен, детей, родителей), затем за предотвращение третьей мировой войны. Вскоре выяснилось, что Кузьмич в молодости служил в авиации, а Семеныч был когда-то танкистом. Выпили еще и за содружество родов.

— А чем здесь — то занимаетесь? Каких хоть зверей выращиваете? — Как можно простодушнее задал вопрос, что называется, в лоб, Сергей. Глядя на ностальгирующие лица своих пьяных собутыльников, он решив, что настало самое время для снятия завеса тайны с профиля этого засекреченного сельскохозяйственного предприятия.

Лица собутыльников сразу же преобразились и приняли официально-непроницаемые выражения, а челюсти принялись с удвоенной частотой обрабатывать хрустящую в нехитрости своей закуску, состоящую в основном из молодого репчатого лука и, едва оформившихся из завязи бледно зелёных помидоров.

— Нет, если это какая-то тайна, то вы, конечно же, вправе мне ничего не отвечать. Нежели мы без понятиев? Мы, военные, очень даже хорошо знаем, что такое тайна. Военная и государственная. Но вот что такое сельскохозяйственная тайна — мы никогда не слыхивали. Что, действительно есть и такая? — развязно рассуждал, как бы сам с собой и себе же задавая вопросы, изображавший состояние внезапного опьянения старлей.

— Да нет такой тайны, — уныло качнул своим примечательным носом директор, — это не тайна, а стыдоба одна. Ладно, тебе уж как военному поведаем, только больше никому. Ни-ни.

— Чтоб я сдох!

— Раньше-то мы хоть полуручное зверье для завидовской охоты выращивали, а как умер генеральный-охотник, так все заказы тут же прекратились. Так…, подбрасывают что-нибудь иногда. Через час по чайной ложке. Живет сейчас у нас десяток зайцев для оставшихся старичков из Политбюро. Но это что… Раньше у нас кого только не было. Даже белые медведи с северными оленями и то бывали. «Как же так? Как он здесь очутился?» — бывало удивленно вопрошает какой-нибудь кремлевский небожитель, осматривая громадную тушу только что убитого (якобы им) обитателя Арктики. «Да кто ж его знает, — отвечаешь, — как-то умудрился сюда забежать. Может, понял, наконец, что в заповеднике все же безопасней, а может это с климатом что-то творится». А сейчас вот уже пятый год баклуши бьем и что-то имитируем. Вот отсюда и вся наша секретность. Нельзя ведь окрестный народ своей бездеятельностью за государственный счет разлагать. И так бездельников во всей округе развелось тьма тьмущая. И каждый ведь еще и выпить норовит.

— А как же внезапная диарея, безотчётное чувство страха и всякая другая «бермудская» хрень?

— Это запущенные нами же слухи. Чтобы не шлялся кто попало.

— Все понятно. Ну, желаю здравствовать. Пора мне, пожалуй, к геологам. Пока еще в сознании. Выражаю вам благодарность от имени Главкома РВСН.

— На хер нам твой главком вместе со своей благодарностью сдался! Ты от себя выразил, и нам на сегодня этого вполне достаточно. Даже на завтрашнее утро хватит.

Аккуратно упаковав документы, Сергей с помощью водителя «КРАЗа» быстро посадил на жесткую сцепку новенький, похожий на крокодила «ЗИЛ», и они отправились навестить прозябающих в калужском лесу геологов. Геологическую партию они отыскали довольно быстро. Поляна, на которой разместилась партия, была сплошь заставлена строительными вагончиками и автомобилями «ГАЗ-66» со смонтированными на них разнокалиберными буровыми установками. Выяснив у одного из сильно помятых жизнью буровиков примерное местонахождение начальника партии, Сергей немедленно приступил к его поиску. Начальник неожиданно быстро нашелся в самом первом вагончике, в который заглянул Сергей. Старлей сразу распознал его по сильно озабоченному выражению лица и бирке, пришитой к нагрудному карману спецовки. На бирке так прямо и было написано: «Начальник партии». Начальник был занят тем, что играл сам с собой в нарды. Сидя на краю обычной железной армейской койки, покрытой армейским же одеялом, он поминутно переворачивал доску и шумно бросал на нее глазастые кубики.

— Кто побеждает? — войдя, поинтересовался Сергей.

— Пока ничья, — не проявляя никакого интереса к вошедшему, произнес начальник, явно озабоченный ситуацией на доске.