Внезапно поводырь исчез. Словно сквозь землю провалился!

Айстис оглянулся, сделал несколько шагов вперед, назад и остановился у такой же высокой, как и вокруг других домов, каменной стены. Очевидно, над ним подшутили. Что ж, придется вернуться домой…

Кто-то дернул Айстиса за рукав. От неожиданности он не удержался на ногах и буквально свалился в дверцы, которые внезапно открылись в сплошной глинобитной стене.

Еще окончательно не придя в себя, Айстис уже понял, что попал в комнату, в которой единственным источником света было маленькое пламя свечи. Оно освещало расстеленную на полу белую шкуру и сидевшего на ней старичка. Юноше он показался странным. Белые волосы, белое одеяние, на шее — ожерелье из белых бус.

Старичок внимательно смотрел на Айстиса, который под этим взглядом почувствовал себя неловко.

— Испугался? — послышался голос.

Айстис обернулся и увидел Колония. Тот подошел к нему, протягивая руки.

— Иначе я не мог пригласить тебя. Римляне разыскивают меня, а вы тоже под строгой охраной Лонга…

Старик казался спокойным, словно изваянным из глины или высеченным из камня. Лицо его было все в морщинах, но не злое. Айстис поклонился ему. Внезапно оживившись, старик кивнул ему в ответ и произнес по-сембски:

— Благодарю вас за спасение сына.

— Вы владеете языком нашего края? — удивился Айстис.

Но ответа не услышал, ибо его внимание привлекла еще одна фигура в глубине комнаты — человек в черном плаще.

— Это он… свистел? — спросил Айстис.

— Не он, а она. — Колоний поднял свечу, и маленькое пламя осветило черные волосы, продолговатое смуглое лицо, черные глаза и — улыбку! Свистунья!

Девушка, как бы в подтверждение того, что Айстис не ошибся и свистела она, снова тихонько свистнула. Затем она произнесла свое имя:

— Кая…

Колоний поставил свечу на место, и девушка словно растворилась во тьме.

Снова заговорил старик:

— Мы благодарим за помощь и снова обращаемся с просьбой о помощи…

— Я готов помочь в любом справедливом, добром деле, — ответил Айстис: старшие учили его не жалеть даже жизни в борьбе за правду.

— Истина… добро… каждый из нас понимает их по-своему. То, что в глазах одного белое, другому кажется черным. Что одному свято, другому — чуждо… Давайте не будем класть на весы эти ценности, ведь Весовщик чаще всего бывает слепым. Мы уже успели узнать кое-что о тебе, юноша, и о твоих товарищах и, лишенные иного выхода, решились просить тебя об одной услуге… Согласен ли ты? — Старик устремил на Айстиса каменный взгляд.

— Я должен услышать вашу просьбу и лишь затем решать…

— Спасибо тебе… Однако прежде чем ты ее услышишь, поклянись, что твой язык никому не выдаст то, о чем я буду говорить. Ты не должен рассказать об этом даже под пыткой…

Айстис вздрогнул и, повернувшись лицом к пламени свечи, протянул руки в ее сторону:

— Клянусь Праамжисом вездесущим, а также могучим Пяркунасом, стрела которого карает провинившегося, богом жизни Патримпасом, присутствующим в каждом корешке, каждой травке, каждом колоске, в каждой песчинке земли, богом подземелья Патоласом, что всегда буду хранить доверенную мне тайну!

Наступила тишина. Ее нарушил зычный лай собаки. Старик зашевелился, поднял вверх ладонь:

— Это очень хорошее знамение! Боги разрешают тебе не только узнать тайну, но и увидеть Мать Матерей! Отворите перед ним двери богини!

Айстис, увидев, как поворачивается стена и открывается глубокая ниша, разинул от удивления рот.

Проем ниши напоминал ворота, а потолок — ночное небо, усеянное звездами, так много там светило огоньков. Посередине ниши верхом на большой собаке сидела женщина в одеянии со множеством складок. В одной руке она держала знак власти и знаний — жезл, а в другой — корзину, доверху наполненную плодами.

Собака была раза в три больше волка, а женщина как две капли воды похожа на Каю! Только взгляд холодный, застывший, как у старика…

Старик, Колоний и Кая поклонились богине, положили к ее ногам цветы. Закончив жертвоприношение, старик повернулся лицом к Айстису:

— Тебе, юноша, посчастливилось увидеть Мать Матерей, Начало Начал, Великую Исиду…[44] Ее родина — знойный Черный Берег[45]. Там на протяжении тысячи лет живут дети Исиды, которым Мать Матерей открыла множество тайн…

Юноша слушал и про себя думал: «Наверное, эта богиня и в самом деле такая же могучая, как и наша Жемина или Пряха, которая прядет жизненную нить любого создания. А может, это и есть Пряха, но в ином облике? Богини могут менять облик… — Айстис почувствовал, как в груди стала нарастать тревога. — А если на самом деле Пряха? Как ее не послушаться! Тогда не миновать беды!»

— Мать Матерей проявляет заботу не только о своих ближайших детях. Она хочет, чтобы ее детьми стали все люди… чтобы они жили в согласии и дружбе, без войн и побоищ… поровну делились всем, что у них есть… чтобы не было бедняков и богачей… Но не всем по душе желания Матери Матерей. Есть люди, которые хотят убить тех, кто стремится попасть в лоно Матери, а ее саму — унизить. Они велят ей путешествовать из одного края в другой. Римлянам не нравится Мать Матерей, ибо она могущественнее, чем их боги!..

Может быть, она действительно могущественна? Какой у нее на голове большой головной убор с рогами! А взгляд!

— Мать Матерей, — продолжал старик, — исполнена чуткости, сочувствия обездоленным. Она заступилась за жителей Черного Берега, когда на них напали враги. Мать Матерей благословляет всех, кого встречает на своем пути, когда едет верхом на своей верной собаке Сот[46].

— Мне нравятся ее желания, — сказал Айстис, успокаиваясь.

— Ее желания нравятся сотням и сотням людей. Люди объединяются в общины детей Матери. Свободные и рабы, обретающие в общинах свободу, молодые и старые, молодеющие сердцем…

Помолчав, старик снова заговорил:

— Римляне хотят истребить детей Матери Матерей. Тех, кого им удается поймать, отдают на съедение волкам, как нашего Колония…

— Волкам? Не из-за сестры?

— И из-за нее, нашей Каи, — подтвердил Колоний. Его поддержала и Кая, устремив взгляд на Айстиса.

— Скажите, чем я могу помочь? — нетерпеливо спросил Айстис. Он уже и так слишком долго задержался здесь, пожалуй, Гудрис начнет его разыскивать.

— Нам известно, что у римлян сейчас нет лишних товаров, которые они могли бы дать вам в обмен. Нотангас не впервые в городе. Плохие товары он не возьмет. Римляне об этом знают и ждут новых, которые пополнят склады, созданные ими для торговли с северными народами[47]. Пока товары будут доставлены, пройдет не менее двух недель. Мы хотим тебя просить, чтобы ты за это время доставил весть нашим братьям за Дунавием, дакам.

— Дакам? — не удержался Айстис. — Этим предателям, которые нарушили мирный договор и развязали войну?

— Кто сказал, будто даки — предатели? Не Лонг ли? — с раздражением взглянул на Айстиса Колоний. — Ему даки словно встали поперек горла! Он уже давно зарится на их земли и богатства, а их самих хочет превратить в рабов!

— Знаешь ли ты, кто такие даки? — спросил старик. Айстис молчал, поэтому старик продолжал: — Даки — старый народ, живущий за Дунавием. Даки населяли эти земли, когда еще не существовало даже названия «Рим»! Даков долгое время разделяли междоусобные ссоры, но затем они объединились и основали могучее государство. Даже Рим склонял перед ними голову. Ныне Рим сильнее… Четыре года назад вождь римлян Траян пошел в наступление на даков, которыми правит Децебал. Сейчас Траян снова собрался воевать с даками. Нужно доставить им эту весть, чтобы они успели подготовиться. Мы не можем выйти за пределы города. Тебе, пришелец, этого никто не может запретить…

Айстис не мог решить, как ему поступить.