— Нарушаете, почтенный?
— Что?
От неожиданности офицер замер на месте, и тут же подскочившие полицаи ловко заломили ему руки за спину, а городовой выдернул револьвер из кобуры.
— Так-так… Злоумышляем? В холодную его. К уголовникам. Там ему всё объяснят.
Осклабился в пышные усы полицейский чин.
— Я офицер действующей армии! По какому праву?!
Городовой лениво обернулся, затем вдруг ощерился:
— Боевой офицер? А чего же ты живой, да ещё по столице шляешься? На чистую мостовую плюёшь, дворнику револьвертом грозишь? Чистоплюй! Небось, ещё и дворянин, скажешь?
И разразился презрительным хохотом. Внезапно послышался лёгкий скрип, непонятный шум. А спустя мгновение Рарог забыл обо всём. Возле них плавно остановился невиданный им, громадный самобеглый экипаж пронзительно чёрного цвета. Дверца чуда открылась, оттуда вышел высоченный, громадного роста человек в неброском, но очень дорогом вечернем костюме, при виде которого городовой вдруг побелел и вытянулся во фрунт.
— Ваше высокопревосходительство… Вот, задержали…
Короткий взгляд в его сторону, Рарог напряг память, пытаясь вспомнить почему то знакомое лицо… С абсолютно незнакомым, правда. опять же что-то напоминающим акцентом, тот лениво произнёс:
— Я вижу, вы совсем обнаглели, милейший. Задерживать, причём насильственно, офицера Императорской армии, к тому же фронтовика… Вы уже штабс-хорунжий, прапорщик? Как время то летит…
Вздохнул незнакомец. И тут Петра пробило холодным потом. Он вспомнил… А чужак лениво скривился:
— Исчезните, и я сделаю вид, что ничего не видел. Да и господин Рарог вас простит. Обещаю. Или вы хотите, чтобы ваше начальство узнало о ваших делишках, городовой?
Чин побледнел, а полицейские едва не обмочились от страха. Видно, этот господин внушал им подлинный ужас… Между тем чужак вновь обернулся к Петру, улыбнулся доброй, широкой улыбкой:
— Рад встрече, господин штабс-хорунжий. Давненько мы не виделись.
— В отличие от меня…
Зло пробормотал Рарог, едва не дёрнувшись за оружием, но остерёгся. Чужак вновь осклабился.
— Я вижу, у вас проблемы, хорунжий. Лучше будет поделиться ими со мной. Приглашаю вас на чашечку наквы. Или… Кофе?
Офицер вздрогнул — там, у чужаков ему очень понравился густой, коричневый бодрящий напиток под этим названием. А господин вдруг ловко подхватил его под локоть. Военному показалось, что в руку вцепилась стальная клешня. Ещё миг, и мышца просто порвётся под пальцами, затянутыми в белоснежную перчатку. Одним движением чужак втолкнул офицера в роскошный, пахнущий незнакомым ароматом салон экипажа, захлопнул следом за ним дверцу, обойдя самобеглую коляску спереди, уселся сам на водительское сиденье. Закрыв свою дверь, тронул чудо техники с места. И — расслабился. Это почувствовалось сразу. Затем совершенно другим тоном, без всякого презрения или нарочитости, произнёс:
— Что с вами произошло, Пётр? Вы словно собрались стреляться…
— А что мне ещё делать?! Если бы не братья и не сестра, не раздумывая бы пустил себе пулю в лоб!
— Глупо. Из любой ситуации есть выход. Не бывает такого, чтобы нельзя было найти выход. Рассказывайте. Может, я смогу вам помочь…
И непонятно почему Рарог вдруг выложил всё. О своей семье. О том, что было с ним после возвращения из чужого мира. О смерти родителей и долгах семьи… Рассказ закончился далеко за полночь, за несчётной кружкой кофе в кабинете чужака на втором этаже роскошного особняка. Тот внимательно слушал исповедь, ни разу не прервав штабс-хорунжего. И когда тот закончил, сочувственно взглянул офицеру в глаза и произнёс:
— Эх, Пётр… Ещё год- два, и поверьте, ваши проблемы покажутся такой мелочью по сравнением с тем, что будет в Империи…
Сделал короткую паузу, затем решительно хлопнул ладонью по столу чёрного дерева.
— В общем, всё это ерунда, Пётр. Уж позвольте мне вас так называть. Я куда старше вас, и сын у меня такого же возраста, как и вы. Так что, думаю, имею на это право…
Рарог согласно кивнул…
— Насчёт денег — не волнуйтесь. Сейчас я распоряжусь, и вы привезёте мне все долговые расписки вашей семьи и закладные на имущество. Ваши экземпляры. Гарантирую их погашение.
Хитро прищурился:
— В знак признательности за ваше молчание…
Пётр вновь кивнул. Рассказывать о том, что с ним приключилось было бесполезно, всё-равно никто бы ему не поверил. А через три дня на том участке началось наступление гонведов, и полк, в который его откомандировали, полёг до последнего солдата…
— Но мне понадобится от вас некая услуга…
Офицер вспыхнул и вскочил:
— Я Родиной не торгую!
Чужак спокойно откинулся на спинку. Даже сидящий он был едва ли больше самого русса.
— А я и не покупаю, Пётр. Мне не нужны ни военные тайны Империи, ни Гонведии, ни Прусии. Вы же знаете, кто я на самом деле. Точнее — мы.
Успокаивался Рарог куда медленнее…
— Речь идёт об информации другого порядка. И, гарантирую вам, что предоставив её вы ни на на одну букву не нарушите Присягу и не нанесёте ни малейшего ущерба своей Империи. Вы расскажете мне о настроениях, царящих сейчас в армии. И всё. Что говорят офицеры между собой. Чем живут солдаты. Больше мне от вас ничего не надо. Взамен — я гашу ваши долги, всё-равно они ничего не значат для меня. Ну и… Если желаете, обещаю приглядеть за вашими родственниками. Или отправить их к нам. В Наварру.
— Наварра? Никогда не слышал…
Чужак улыбнулся:
— Это адаптированное под ваш язык название нашей страны здесь. Правильно оно звучит — Новая Русь. Но выговаривать вам его сложно.
Рарог попытался произнести, и, к его собственному удивлению, у него получилось с первого раза. Пришелец улыбнулся:
— Великолепно, Пётр. Значит, мы договорились?
Последовал неуверенный кивок…
…Все свои обещания я выполнил. Так что моя совесть чиста. Родственников Рарога пришлось, правда, отправить на Новую Русь. Двое парнишек, восьми и девяти лет от роду, и сестру четырнадцати лет. Приняли их нормально, по сообщениям, пристроили к делу. Ребят — в школу, пусть учатся, сестра ушла работать в госпиталь, точнее, в больницу. И вот уже год я получаю довольно подробные и содержательные отчёты о том, что творится среди фронтовиков. Всё это полностью ложится в уже известную мне картину, и совпадение настолько пугает, что иногда становится не по себе. Ба-бах! Стёкла кабинета вздрогнули от близкого выстрела, затем последовал громовой раскат разрыва. Что, уже началось? В кабинет бешено застучали.
— Да, войдите!
Створки распахнулись, и на пороге возник мой мажордом, крепкий мужчина едва ли не старше меня настоящего, со встревоженным донельзя лицом.
— Ваша светлость! Горит театр!
— Театр?
Удивлённо протянул я, и тут только сообразил — сегодня премьера сезона, некое действо под названием 'Гардана и Капир', нечто вроде нашего 'Князя Игоря'. И на спектакле собирался присутствовать лично Его Величество… Твою ж мать, направо и налево!!!
— Что-нибудь ещё известно?!
Слуга отрицательно мотнул головой:
— Нет, ваша светлость! Только пожар видим! На той стороне дома!
Резко поднявшись, я буквально вылетел из кабинета, едва не выбив двери на балкон второго этажа. Театр находился на той стороне Уруры, на другом конце большой площади, выходящей к воде. Даже бинокля не понадобилось, чтобы понять — Императора в Русии больше нет. Объятые злым пламенем развалины, очертания которых угадывались в жёлтой стене, мечущиеся силуэты на фоне огня, бестолковый перезвон колоколов близлежащего святилища… И одновременно в разных концах столицы начала нарастать заполошная стрельба… Что же… Значит, тут господа оппозиционеры решили сделать круче, чем у нас. Одним махом прихлопнуть всю верхушку и самого государя. Получается, измена в рядах власти. Причём, в самой надёжной, казалось бы, структуре государства, в Тайной Полиции. Потому что именно её чины комплектовали личную охрану Императора и отвечали за досмотр мест будущих визитов. А тут рвануло знатно. Не меньше десяти пудов пироксилина, который аборигены используют вместо гексогена. Ну или минимум литров пять нитроглицерина. Хрен редьки не слаще. Вместо громадного здания — куча развалин. Да ещё пожар — что там у них в подвалах хранилось? Небось, краска для декораций, масло, доски, фанера… Усмехнулся про себя. Всё отлично спланировано. Стрельба доказывает направленный характер акции и отличное планирование операции.